Многие вещи, предметы имеют несколько близких по смыслу названий (синонимов) – это тоже облегчает задачу описания зрительных образов словами, через другие образы. Но совсем иначе обстоят дела, например, с вкусовыми или запаховыми образами. На что похож вкус чеснока? Словами этого объяснить нельзя. В лучшем случае можно сослаться на вкус черемши[63], но если человек никогда не ел ни чеснока, ни черемши, то вам никогда не объяснить ему вкус или запах чеснока словами. То же самое можно сказать и о слуховых образах... Это может показаться странным, но и сам цвет предметов мы не можем описать словами. Какого цвета сизое небо? Сизого цвета и есть... Нам в свое время показали этот цвет и сообщили его название. Цвет нельзя описать словами, но подобрать подходящий по цвету предмет – можно: цвет спелой сливы. И хотя в обиходе мы используем большое количество слов, передающих цвета или оттенки этих цветов, однако за этими словами всегда стоят какие-либо конкретные предметы соответствующего цвета: сиреневый цвет означает цвет цветков сирени, зеленый – цвет зелени, голубой – цвет неба, розовый – цвет розы, черный – цвет сажи, оранжевый – цвет спелого апельсина и так далее...[64]
Даже основные цвета (красный, желтый, синий, зеленый...) мы воспринимаем довольно условно, что называется, каждый на свой вкус, то есть – цвет. Соответственно, словесные описания двух людей по поводу цвета одного и того же предмета могут сильно расходиться в оценках. Например, в русском языке “синий” и “голубой” различаются по смыслу, а в английском – нет: оба цвета передаются одним словом “blue”. Сравните: большинство людей не различает оттенков черного цвета, хотя и могут визуально отличать такие незначительные нюансы. Опытные же специалисты, например, по фабричной окраске тканей, так же как и художники, различают до нескольких десятков (!) таких оттенков черного цвета, причем дают им соответствующие наименования: “насыщенный черный с зеленоватым отливом”, “ненасыщенный серовато-черный цвет” и так далее.
Но в целом нам хватает тех слов, которые есть в языке для передачи цветов или оттенков, так же как и в случае неопределенных характеристик “высокий – низкий”, “легкий – тяжелый” или “теплый – горячий”. Если же – нет, то в дело идут более точные и пространные описания оттенков либо каталоги цветов, точно так же, как в случае необходимости в ход идет рулетка, весы или термометр.
Идентификация зрительных образов связана с процессом абстрагирования, мы отвлекаемся от всех второстепенных признаков и деталей и сосредоточиваем свое внимание на главном и важном – главном и важном для смысла, назначении вещи. При этом мы обычно задаем вопросы (себе или другим): куда именно следует отнести эту вещь, к какой известной категории? Если ни одна известная категория не подходит, то мы в своем сознании выделяем для такого предмета, явления особое, новое место. Если известно наименование вещи – то под этим именем, если нет – то под универсальном названием “штучка”, “вещица”. Если же не известно ни назначение вещи, ни ее название, то мы “сваливаем” бесполезный для нас абстрактный образ “в общую кучу в дальнем углу нашего сознания” под общим названием “вещи непонятного назначения”. То есть мы поступаем так же, как и в случае хранения ненужного хлама, который продолжают держать на чердаке или в подвале дома на случай, если что-то из этих ненужных вещей когда-нибудь понадобится.
Вероятно, так же поступает наше сознание и с другими абстрактными образами, которые не удалось идентифицировать и которые пока являются бесполезным балластом... Пробуя на вкус какую-либо новую, неизвестную пищу, человек решает в принципе ту же самую задачу, что и собака, обнюхивающая кусочек творожной запеканки. Собака сравнивает (анализирует) составные компоненты незнакомой пищи на предмет их съедобности и полезности в соответствии с собственными “эталонами”, хранящимися в ее базовой памяти (врожденные образы вкусов и запахов) и долговременной памяти (приобретенные образы вкусов и запахов). Если этот тест на съедобность будет положительным – собака будет есть ранее незнакомую пищу, если нет – значит, в пище присутствуют в слишком большом количестве компоненты, которые животное считает вредными или опасными. Это стереотип поведения животных, которые в значительно большей степени, чем человек, доверяют своим врожденным знаниям.
В предыдущих главах неоднократно подчеркивалось, что сознание человека неоднородно и по отношению к каждому своему условному уровню имеет достаточно выраженный характер. С учетом всего вышеизложенного можно уточнить определения, описывающие эти уровни сознания:
Глубинное сознание – это непрерывный процесс осознания собственных внутренних потребностей организма на уровне физиологии путем постоянного анализа показателей этих потребностей (сравнение реальных показателей с “эталонными”, хранящимися в базовой памяти). Основное назначение этого уровня сознания – в достижении главных биологических целей организма (самообеспечение, размножение, самосохранение).
Эмоциональное сознание – это процесс осознания человеком внешних возможностей реального мира, собственного положения в нем и самого этого реального мира путем анализа конкретных причинно-следственных связей внешнего мира на основе врожденных и приобретенных знаний об этом мире. Основное назначение этого уровня сознания – оперативная и адекватная реакция на изменение конкретных ситуаций реального мира, всемерное содействие в достижении главных биологических целей (тактика содействия).
Интеллектуальное сознание – это процесс осознания человеком своих внешних возможностей в реальном мире и самого этого реального мира путем сложного анализа конкретных, абстрактных или умозрительных причинно-следственных связей этого мира, а также способность к конкретному или абстрактному моделированию таких причинно-следственных связей на основе ранее приобретенных или заново открытых знаний, которых в прежнем опыте не было. Основное назначение этого уровня сознания – решение сложных проблем (задач), постоянно возникающих в жизни человека, и с которыми не может справиться эмоциональное сознание ввиду сложности или абстрактности таких проблем, содействие в достижении главных биологических целей (стратегия содействия).
Несколько слов о тактике и стратегии содействия. По большому счету, стратегии вообще и стратегии содействия в достижении главных биологических целей в частности, мы обязаны именно интеллекту. Именно долгосрочный анализ причинно-следственных связей и дает нам неоспоримое преимущество по сравнению с любыми другими животными: человек может просчитывать ситуацию на много ходов вперед, а животные – нет. То же самое можно сказать и о детях. Сравните типичную ситуацию: ребенок просит отца немного поиграть с ним, на что получает ответ: “Я не могу сейчас поиграть с тобой, потому что мне нужно идти на работу”. – “А зачем ты ходишь на работу?” – “Чтобы зарабатывать денежки и потом покупать на них вкусную еду для тебя и для всех нас”. – “Ты знаешь, папа, я сейчас не хочу есть: поиграй со мной...” То есть ребенок в этом возрасте не может еще самостоятельно строить длинные причинно-следственные связи зависимости одних событий от других, поэтому и мотивирует свое желание тем, что в данный момент он не голоден. Взрослые же люди такие ситуации просчитывают легко, в этом и состоит их стратегия поведения. Чтобы избежать неприятных последствий в будущем (опоздание на работу, что может привести к выговору по службе, вычетам из зарплаты или даже увольнению), нужно вести себя соответствующим образом в настоящем – то есть добросовестно исполнять свои служебные обязанности, зарабатывать деньги и содержать свою семью.
Что касается тактики содействия, то она характерна те только людям, но и всем млекопитающим. Однако заметьте: не всегда в этом отношении мы имеем явное преимущество перед животными. Например, бурые медведи очень часто применяют против преследующих их охотников весьма изощренную и коварную тактику. Они отрываются от идущих по их следам охотников на несколько километров вперед, делают неожиданную петлю и снова выходят на свой собственный след. Но не пересекают его, а устраивают самую что ни на есть настоящую засаду и охотник сам оказывается в роли преследуемой добычи, а нередко – и жертвы такой коварной тактики. Хотя при желании, здесь можно усмотреть и элементы стратегии.
...Таким образом, функция сознания человека является сложнейшей интегрированной функцией саморегулирования, самоорганизации и самосовершенствования, охватывающая все без исключения аспекты жизнедеятельности человека (как внутренние, так и внешние):
Сознание человека – сложнейший процесс осознания внутренних потребностей и внешних возможностей путем элементарного, простого или сложного анализа причинно-следственных связей внутреннего и внешнего мира на основе врожденных, приобретенных и приобретаемых знаний с использованием старых либо вновь создаваемых способов (алгоритмов) для решения задач или проблем личного или общественного характера.
Можно привести и другие определения, которые будут более точно описывать те или иные аспекты человеческого сознания, но все же главная проблема видится в другом: как соотносятся между собой мышление и сознание? что такое собственно мышление? Здесь придется сделать несколько отступлений, чтобы пояснить общую ситуацию и некоторые традиции, которые уже давно сложились в отношении этих вопросов.