логической индивидуальности на психологическую унитарность человека. При этом система деятельностей рассматривается в плане ее генезиса.
В данном контексте организация физиологических процессов, отражающаяся в факторах антиципации, определяется спецификой состава извлеченных из памяти функциональных систем, активация которых направлена на достижение заранее прогнозируемого результата. При этом структура активаций нейронов, согласно работам В.Б. Швыркова и его последователей, отражает эволюционную историю вида и жизни конкретного индивидуума так, что организация нейрональной активности в поведении состоит из функциональных систем разного фило- и онтогенетического возраста. Сложнейшие констелляции нейрональных активностей нового опыта складываются на основе ранее сложившихся функциональных прасистем. Таким образом, их новая «мозаика» содержит в себе историю индивида и вида животного, в том числе генотипическую компоненту.
Опираясь на закономерности генеза функциональных систем, можно полагать, что каждый момент осуществления индивидуальной деятельности характеризуется отражением в ее психофизиологических механизмах сынтегрированного прошлого опыта, с которым «сличается» потребность настоящего момента в целях достижения «потребного будущего». По-видимому, подобные механизмы способны фиксировать в психофизиологии развивающихся деятельностей взаимодействия типа «кумулятивных», столь важные для характеристики психики человека, осуществляющие преемственность прошлого в настоящем с перспективой на будущее [16].
Что же в таком случае отличает ситуации экспериментальных задач двух анализируемых серий, кардинально изменяя психофизиологические механизмы реализации действий? Не вдаваясь в подробности дискуссионного вопроса об определении понятия задачи [8, 9], отметим лишь, что большинство исследователей видит ее генетическое родство с целью, а следовательно, и мотивом деятельности человека. (Так, Н.А. Бернштейн связывал задачу с ведущим уровнем деятельности, А.Н. Леонтьев задачей называл цель, данную в определенных условиях).
Однако, как справедливо подчеркивали Б.Ф. Ломов и Е.Н. Сурков [15], цель, являясь глубоко личностным образованием, ставится человеком самостоятельно на основе всего прошлого опыта, его социальных установок, направленности личности, общения, под влиянием общественных требований, норм морали, ценностных ориентации. Содержательная сторона целе-образования требует поэтому специальных приемов, способных дифференцировать «задачу», «требование» и «искомое», «цель» [10].
Для анализа материалов данного исследования важен сам факт наличия разных или полностью не совпадающих целей действий при тождественности их сенсомоторных компонентов. Правильность действий испытуемых в
экспериментах, «эмоциональные метки» событий, вербализация осознанных целей при прерывании хода опыта, феномены возврата к ситуации эксперимента (испытуемые в основном интересовались правильностью подсчета движений) — все это в комплексе свидетельствует о различии причин, побуждающих произвольные действия в двух сериях экспериментов.
Отмечаемые различия, если их рассмотреть в более широком общепсихологическом контексте, несомненно, связаны с разными уровнями мотивированности действий. Основополагающая роль вектора «мотив — цель» в регуляции деятельности общеизвестна, и это, видимо, сказалось в различиях психофизиологических механизмов антиципации разных по смыслу (по отношению мотива к цели) действий человека.
Относительно самого механизма гетерогенности функциональных систем в структуре индивидуальности можно предположить следующее. Имманентно содержащаяся в любом человеческом действии «перспектива будущего» (сюда входит иерархия мотивов и направленности личности, ситуационно складывающиеся предпочтения, установки и т. д.), уже на ориентировочном этапе определяя специфику смысла действия, вместе с тем способствует мобилизации определенных комплексов индивидуально-обобщенных целостных функциональных систем, которые извлекаются из памяти для достижения конкретного результата поведенческого акта.
Такое представление системной организации развития свойств индивидуальности может объяснить сходство синдромов заведомо различных «блоков» развивающейся деятельности (например, ситуаций формирующейся стратегии поведения при частом успехе и ситуаций стабилизированной стратегии при редком успехе или же периодов эмоциональной и операторной напряженности), а также различие «психофизиологической канвы» внешне сходных действий (подобных тем, которые изучались в данном разделе).
Резюмируя сказанное, отметим, что материалы, представленные в данном разделе диссертации, экспериментально показывают существенные различия синдромов биоэлектрических параметров антиципации, реализующей произвольные действия, сходные по сенсомоторным компонентам, но различающиеся задачами и, как показывает специальный анализ, целями и смыслами.
Полученные материалы наиболее полно осмысляются в русле идей дея-тельностного опосредования разноуровневых свойств интегральной индивидуальности [101]. В этой связи эвристичны современные теории индивидуально-системного обобщения целостных «блоков» деятельности на основе генерализации нейрофункциональных программ: специальная теория индивидуальности В.М. Русалова [126], концепция М.В. Бодунова [20].
3. 4. Ффкторный анализ биоэлектрических характеристик антиципации и типологических показателей
Планирование исследования, как это показано в первой главе, в качестве ключевой задачи предполагало выявление соотношений между характеристиками ПА, включенными в динамично развивающуюся деятельность, и типологически интерпретируемыми показателями свойств нервной системы. С этой целью мы воспользовались факторным анализом, позволяющим заменить множество зарегистрированных в эксперименте параметров меньшим числом их функций, сохранив при этом основную информацию [158].
В табл. 2, 3 приведены результаты факторного анализа двух матриц интеркорреляций характеристик ПА отдельно для стадии формирующейся стратегии поведения (табл. 2) и для периода ее стабилизации (табл. 3). В обеих таблицах показатели 1-21 относятся к первой из указанных стадий, а параметры 22-42 — ко второй стадии, N 43 — КЧМ (слияние), N 44-КЧМ (мелькание), N 45-КЧЗ (гул), N 46 — КЧЗ (щелчки), N 47-коэффициент «в» (световая стимуляция), N 48-коэффициент «в» (звуковая стимуляция). В таблицах номера характеристик ПА (для лобного и затылочного отведения) соответствуют приведенным выше. Количество значимых факторов было выбрано равным семи. Собственные числа при этом были близки к единице, суммарная дисперсия учитывала более 70 процентов дисперсии признаков, а последующий восьмой фактор не приводил к увеличению суммарной дисперсии более чем на 5 процентов. Вычисленные факторы обозначены буквами латинского алфавита.
По результатам факторного анализа в период формирования стратегии поведения выделены пять группировок параметров ПА — это факторы А, В, Д, F, К. Перечень показателей, вошедших в соответствующие факторы, содержится в табл. 2. Выявленные факторы, по-видимому, отражают неоднородность психофизиологических механизмов антиципации у человека, детальное изучение которых не входит в задачу настоящего исследования. В аспекте поставленных задач необходимо проанализировать факторы С и L, в которых оказались объединенными характеристики ПА и типологически интерпретируемые показатели, т. е. свойства нервной системы.
В фактор С вошли следующие параметры: показатели ПА в ситуации II-латентные периоды максимумов негативности ПА двух областей мозга (22, 23), латентные периоды максимума позитивности ПА лобной области (26), а также индекс силы нервной системы-коэффициент «в». Полярно-амплитудная асимметрия ПА двух областей выявила тенденцию к связи с фактором С.
Отдельные корреляции между индексом силы нервной системы и параметрами ПА описаны в нашей монографии [28]. Так, в стадии формирова-
ния образа действий сила оказалась соотносимой с превалированием отрицательной фазы ПА над положительной и с большей синхронностью биопотенциалов дистантно расположенных областей мозга.
В фактор L вошли (см. табл. 2) такие характеристики ПА, как амплитуда от максимума позитивности до средней линии (лобное отведение) в ситуации частого «успеха» и индексы лабильности (44) и силы (47).
Результаты факторного анализа согласуются с данными корреляционного анализа, иллюстрирующего конкретные соотношения, связывающие «гибкие» системы антиципации и типологически значимые особенности высшей нервной деятельности. По нашим данным [28, 29], в стадии поиска стратегии статистически значимые связи с индексами силы и лабильности выявлены только в ситуации I при прогнозировании часто наступающего события: более лабильные индивиды характеризуются большими амплитудными значениями преддвигательной позитивности в ситуации, когда с большой вероятностью ожидается успешное решение поставленной задачи.
Все зарегистрированные статистические связи (0,385<г<0,646 при 0,01<р<0,05) характеризуют преимущественно ПА лобной доли. Этот факт представляется закономерным, ели учесть специфику вклада лобных долей мозга в реализацию психических функций, связанную с программированием действий [916]. Можно сказать, что в экспериментальной ситуации I лобные доли функционируют в свойственном им «режиме работы», где раскрываются индивидуальные особенности функциональных систем, в которых системообразующая роль принадлежит процессам антецентральной коры.