Иногда люди пытаются ограничить контекст до двух вещей, которые каким-то образом различаются. Человек может сказать: «У Мэри кий характер, а у Джейн - нет. Больше я никого не знаю, кто бы похож на кого-то из них». Снова перед нами вербальное искажения концептуализации, хотя, возможно, его несколько труднее усмотреть в этой, казалось бы, прозрачной фразе. Мэри и Джейн уже различались этим человеком, когда вносились в список для обсуждения своими именами. Сказать, что они различаются еще и по своей кротости или по недостатку таковой, - значит, ничего не добавить к существующему различению, если только само это дополнительное различие, указывая на сходство по крайней мере одной из них с третьим лицом, не классифицирует их. Хотя этот вид концептуального искажения не столь распространен, как описанный в предыдущем абзаце, он служит верным признаком того, что говорящий затрудняется сообщить о сходстве между Мэри, Джейн и другими людьми в его социальном мире, которое он скрыто истолковывает. Вполне возможно, что пропущенный похожий элемент в выражении его конструкта отвергается потому, что сам говорящий и есть этот элемент. Недостаточно назвать его концептуализацию Мэри и Джейн чрезмерно конкретной; по всей вероятности, они заставляют его испытывать беспокойство.
Как тут не вспомнить о тех психологах, да и всех прочих, кто упорно твердит, будто каждый человек - «индивидуальность», и мы, мол, не можем понять какого-то конкретного человека путем понимания других. Этот вид концептуального искажения, по-видимому, выдает глубоко укоренившееся замешательство такого чересчур разборчивого ученого по поводу того, что делать с «людьми». Психотерапевт, дошедший до подобной аргументации, вероятно, находит, что его терапевтические достижения даются ему слишком дорогой ценой, а проблема перенесения и контрперенесения (поскольку он сам и становится - в скрытой форме - одной из двух упущенных фигур в контексте конструкта) - это та проблема, с которой он не может справиться. Упор на пользование исключительно идиографической системой - еще один пример попытки низвести все социальные конструкты до контекста, образованного одними только непохожестями. По крайней мере, этой ошибки психология личных конструктов избегает благодаря признанию того, что абстракции, получаемые на выборке поведения одного человека, могут, в свою очередь, использоваться в качестве данных, на основе которых абстракции получают уже на выборке лиц, принадлежащих к какой-то группе.
Мы обсудили два типа примеров, кота говорящий пытается ограничить контекст своего конструкта в пределе до двух вещей: в первом случае - до двух похожих, во втором - до двух непохожих. А теперь рассмотрим случай, когда говорящий пытается ограничить контекст до одной единственной вещи.
«У Мэри мягкий характер. Я бы не стал утверждать, что есть кто-то еще с таким же характером, как и настаивать на том, что подобных людей больше нет». Это даже не эквивалентно такому избыточному утверждению, как «Мэри есть Мэри». Называя кого-то конкретно 'Мэри', мы, по меньшей мере, предполагаем, что это имя целиком и полностью относится к той представительнице женского пола, которую мы имеем в виду, и что все остальные люди - 'не - Мэри'. Однако человеку, говорящему, что у Мэри мягкий характер, но тут же делающему оговорку, будто кротость не служит для Мэри ни общим, ни отличительным признаком, явно не удается сообщить конструкт. Возможно, конечно, он имеет в виду, что сейчас Мэри так же кротка; как она была в другое время, но не настолько, как была когда-то еще. И все же более вероятно, что говорящий не способен достичь полного выражения своего конструкта. По крайней мере, на вербальном уровне его конструкт, вероятно, стал полностью непроницаемым. Этот человек не в состоянии использовать его ни для совладания с новыми обстоятельствами жизни, ни для лучшего приспособления к старым. Он не может организовать другие конструкты сообразно с ним. Короче говоря, на вербальном уровне этот конструкт стал недействующим.
б. Имена как символы личных конструктов. Являются ли имена собственные выражениями конструктов? Да, конечно. Имя - это образ видения сходства в одной группе событий, который отличает ее от другой группы событий. В нашем случае мы располагаем группой событий, которые можно счесть похожими в качестве являющихся 'Мэри-событиями'. Помимо них, есть другие события, все еще внутри диапазона пригодности данного конструкта, которые являются 'непохожими – на - Мэри событиями'. 'Мэри' - это конструкт событий. Поэтому любое имя есть не что иное, как разновидность истолкования событий. В этом заключается частичный ответ критикам сформулированной Рэйми (Raimy) теории Я-концепции, которые, исходя из логических оснований, заявляют, что термин 'Я -концепция' являет собой пример неправильного употребления термина. То, что под ним скрывается, следовало бы именовать либо 'Я - перцептом' (или 'Я - образом'. - Прим. перев.), либо 'Я - идентичностью'. С точки зрения классической логики, эти критики, разумеется, совершенно корректны в своем разборе теории Рэйми. Однако, исходя из нашего функционального определения конструкта и нашей теоретической позиции в психологии личных конструктов, вполне уместно говорить о наличии у определенного человека конструкта себя (self-construct) или о классе конструктов, которые могут быть названы личными конструктами себя.
в. Не различающие универсалии. Наконец, обратимся к примеру, в котором отражена попытка выразить всеобщее сходство. «Мэри, Алиса и Джейн, как и любой другой человек, всегда проявляют мягкость характера». Это напоминает одно распространенное выражение: «Все хорошо». Понимаемые буквально, оба эти утверждения отрицают свои конструкты. Если всякий человек проявляет мягкость, то конструкт мягкости (характера) лишается смысла. И все-таки говорящий должен что-то иметь в виду. А слушающий должен заглянуть за этот буквальный символизм и истолковать личное толкование говорящего.
Существует несколько возможных версий. Предположим, противоположностью 'мягкости' в системе говорящего является нечто такое, что мы могли бы назвать 'агрессивностью'. Если говорящий заявляет, что «всякому человеку присуща мягкость характера»» он тем самым избегает возможности показать на любого человека и назвать его «агрессивным». Он может это делать, потому что не хочет прослыть провидцем зла, в частности, агрессивности. А может быть, он поступает так, потому что не способен удовлетворительно вести дела с агрессивными людьми и, по крайней мере, в данную минуту пытается ограничить свою совокупность людьми, с которыми в состоянии ; справиться. Тогда в его утверждении, возможно, кроется подразумеваемое исключение: «У всех, кроме меня, мягкий характер». Другая интерпретация: он может считать, что если уж все в этом мире агрессивны, то придется признать, что и своя скрываемая агрессия столь же велика. Поэтому единственный способ, которым он может избежать участи стать первым примером агрессивности, - твердо стоять на том, что всем людям присуща мягкость характера.
Еще одна близкая интерпретация состоит в следующем. Признай он, что всякий человек агрессивен, ему, возможно, придется определить как агрессивного кого-то из своих близких, например одного из родителей. Истолкование отца или матери как агрессивных может иметь такие далеко идущие последствия, что более продуманным выбором, по-видимому, было бы включение родителей в класс людей с мягким характером, даже если это означает универсализацию 'мягкости'. Любая другая интерпретация с его стороны могла бы поколебать всю систему истолкования, которая придает форму его образу жизни.
Часто говорящий своим выбором конструктов дает понять, что он думает о слушающем. Это постоянно происходит в психотерапии: терапевт получает довольно полное представление об отношении к нему клиента, руководствуясь тем, чему клиент решает придать особое значение или даже о чем он собирается рассказать. Например, клиент, утверждающий, будто «каждому человеку свойственна мягкость, возможно, предполагает, что терапевт слишком уж склонен искать во всем агрессивность. Вот что он, скорее всего, имеет в виду: «Кажется, вы продолжаете искать агрессивность; имея дело со мной, пожалуйста, придерживайтесь взгляда, что каждому человеку свойственна мягкость». Другая, близкая, интерпретация мысли клиента может выглядеть так: «Послушайте, я такой милый человек, что готов каждого назвать добрым независимо от того, так это или не так. И после этого вы еще сомневаетесь, что я святой души человек?'» Или в: «Так много людей видят вокруг себя одну агрессивность, - и это столько беспокоит меня, что я пытаюсь служить примером, следуя добродетели видать в людях смирение и доброту».
Еще одна возможная интерпретация состоит в том, что клиент пытается выразить таким способом динамику. Несмотря на то, что когда-то он считал мир агрессивным, теперь он воспринимает его как источник добра. Или, возможно, предостерегает терапевта о надвигающемся изменении: «Как много людей считают мир агрессивным! Я пока к ним не отношусь, но остерегайтесь!»
г. Специальные проблемы интерпретации. Поскольку конструкты первоначально существуют в виде личных конструктов, не все из них оказываются легкодоступными для других, Своеобразный характер конструкта у конкретного лица или не общепринятое использование им терминологии могут вводить в заблуждение слушающих. Например, то; что один человек подразумевает под словом 'мягкий' ('gentle'), может больше соответствовать тому, что другие назвали бы 'зависимым' или 'слабым характером'. Однако сам он может держать в уме нечто вроде изысканности манер, социального положения или культурной группы, то есть всего того, что кто-то мог бы иметь в виду, употребляя слово 'джентльмен' ('gentleman').