Во-вторых, нравственное мировоззрение на первое место ставит духовное начало в жизни человека, которое имеет приоритет перед материальными ценностями, хотя их полезность в нравственных рамках не отвергается.
В-третьих, русские религиозные философы критиковали эгоистический индивидуализм, ведущий к разобщенности людей, и звали к согласию, соборной сплоченности, взаимопомощи и не чурались идей христианского социализма.
Все эти признаки в полной мере раскрывались в основном постулате нравственности — в милосердии.
Подробнее всего этическая доктрина русской религиозной философии как раз и была разработана Соловьевым. Итогом его многолетних исследований и раздумий стал фундаментальный труд «Оправдание добра. Нравственная философия». Термин «оправдание» в религиозной литературе употребляется в значении: «обоснование, оправдание смысла существования». Таким образом, уже в названии книги дан основной ориентир на утверждение добра, добрых дел в общественном сознании, в повседневной жизни, что и является главным смыслом милосердия. «Нравственный: смысл жизни человека, - писал мыслитель, — состоит в служении добру, но это служение должно быть добровольным, т.е. пройти через человеческое сознание» [145, с. 468-468,470]. Совершаемое добро, по мысли Соловьева, «становится носителем действительного нравственного порядка». Но почему? Ответ такой: «Добро обнимает собой все частности жизни, но само оно неделимо». И еще: «У добра существенный признак всеобщности».[145 с. 470]. Добро - основа единения общества, народов,, наций, человечества. Такими же качествами Соловьев наделял и любовь. Этому высокому чувству посвящены не только многие страницы «Оправдания добра», но и пять отдельных статей того же периода (90-е годы XIX в.), объединенные общим названием, «Смысл любви». Здесь говорится о божественном даре, который связывает людей друг с другом, рождает доброе чувство взаимной заботы, создает семью.
Драгоценное семя соборного единения всех народов Соловьев находит в лучших традициях православия. Он не раз возвращается к идее о том, что «если есть у нас что-нибудь особенное и поистине святое в преданиях народной мысли, то это именно — смирение, жажда духовного равенства, идея соборности сознания» [142, с. 125-182].
Применение — важнейший элемент милосердия, которое затрагивает все сферы человеческого общения (не только национальные). Об этом как раз и писал Соловьев, великолепно сформулировавший суть задачи: «Существует элементарный моральный закон, одинаково как для индивидов, так и для нищих, и выраженный в словах Евангелия, повелевающий нам, прежде чем принести жертву к алтарю, примириться с братом, имеющим что-либо против нас» [142, с. 69].
Теоретическому осмыслению подверг философ и основополагающий постулат милосердия - благотворительность. Он предлагает различать духовную благотворительность и материальную, показывая их соотношения в жизни, дает нравственную оценку этим действиям., В книге «Оправдание добра» Соловьев разъясняет, что блага духовные, которые по самому понятию своему исключают возможность дурных средств для их приобретения, так как нельзя украсть нравственные достоинства, или награбить справедливость, или оттягать человеколюбие, - эти блага желательны, безусловно; напротив, блага материальные, которые по природе допускают дурные средства, желательны под условием неупотребления таких средств, т. е. под условием подчинения материальных целей цели нравственной.
«Если; бесспорной заслугой В. С. Соловьева было создание целостной этической концепции миропонимания, то его последователи — религиозные философы В. В. Розанов, Е. Н. Трубецкой, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, С. Л. Франк, Н. А. Бердяев, действуя в русле соловьевского учения, провели целый ряд интересных исследований в областях гносеологии, теологии, софиологии, широко выходя за круг нравственных проблем, которые, однако, всегда оставались в поле их зрения» [105, с. 54]. Для темы нашего исследования мы выделим некоторые наблюдения и выводы трех философов - Розанова, Флоренского, Булгакова, в произведениях которых, как нам кажется, мотивы милосердия звучали отчетливее, чем у других мыслителей.
О благотворительности, о стремлении бескорыстно делать добро другому Розанов высказывался достаточно осторожно. Он различал деяния по долгу, по обязанности от деяний помощи по зову сердца как внутреннюю потребность, когда «мне самому было сладко делать сладкое» [131, с.365].
Розанов болезненно переживал социальные катаклизмы наступившего XX века. Мировая война и революция 1917 г. в России представлялись ему в апокалипсическом свете гибели цивилизации и разрушения нравственных устоев общества - все, как он писал, «проваливается в пустоту души, которая лишается древнего содержания» [132, с.54]. А «древним содержанием» в духовной жизни своего отечества всегда особенно дорожил этот русский мыслитель.
В написанной еще в конце XIX столетия статье «Черта характера древней Руси» Розанов с тоской вспоминал те древние времена, когда «внутреннее домостроительство», основанное на любви и взаимной помощи, было непременной потребностью людей, когда «отсутствие какой-либо смятенности в жизни и в совести» было той почвой, на которой выросли все человеколюбивые отношения в древней Руси. Идеализируя прошлое, Розанов видел в нем пример установления справедливых общественных отношений -человеколюбивых, добродетельных, милосердных. Здесь он следовал взглядам славянофилов. [131, с.56].
Младшие современники Розанова - религиозные мыслители С. Н. Булгаков (1871-1944) и П. А. Флоренский (1882-1937) продолжили соловьевскую традицию этического подхода к мировоззренческим проблемам. Взгляды этих друживших между собою философов близки, и порой они говорили об одном, как бы дополняя друг друга. Особенностью их творчества была тесная, можно сказать непосредственная связь с христианским вероучением, а само милосердие понималось ими главным образом как. милосердие, определенное Священным Писанием, что неудивительно, ведь оба мыслителя являлись православными священниками (Булгаков, правда, принял духовный сан довольно поздно). Главные труды этих философов («Свет невечерний» С. Н. Булгакова, «Столп и утверждение Истины», «У водоразделов мысли» Н. А. Флоренского) полностью посвящены религиозной тематике.
Для Булгакова и Флоренского милосердие должно быть понимаемо лишь в связи с божественной сущностью всего бытия, как и сам человек – искра Божья в мире. Люди чувственно связаны с Богом, чувственно воспринимают Бога через всеохватную любовь, и такая любовь есть высшее проявление милосердия. Это чувство сплачивает людей вокруг «Церкви Тела Христова». [159, с.395].
Христианское милосердие Булгаков и Флоренский противопоставляли «буржуазному гуманизму», который, по их мнению, подрывал религиозные устои общества, ставя свободную личность на место божества.
«Вся современная культура, - писал Булгаков, - ...начинает чахнуть и блекнуть, лишенная глубоких корней религиозно-мистического питания... Век гуманизма выставил великие христианские заветы, старое отцовское наследие -идеалы свободы, равенства и братства, но выставил их как свое создание и свою собственность, оторвав прекрасный цветок от родимого ствола... Становятся ли люди ближе между собою, устанавливается ли между ними не только равенство, но и братство, больше ли стало любви на земле..? Мы думаем, что искренний и добросовестный ответ на этот вопрос не может быть положительным».[34, с.305-306].
Буржуазный гуманизм с его программой свободного раскрепощения личности, которая и перестроит мир по своим законам, Флоренский и Булгаков называли социальной утопией, в то время как цели христианского милосердия, воплощаемые в жизнь благотворительностью, они считали вполне реальным и желанным делом. Характерно, что милосердие и благотворительность Булгаков рассматривал как единые смысловые понятия, видя в благотворительности обобщение отдельных милосерднических признаков. В книге «Свет невечерний» этому уделено особое внимание. В частности, отмечается, что для христианства положительной стороной общественности «является милосердие, жалость, сострадание, вообще благотворительность» и такая благотворительность, такое милосердие «всегда составляли силу исторического христианства». [34, с.34].
В то же время философы понимали и ограниченность благотворительности в решении земных проблем. Она, по мнению Булгакова, имеет «только паллиативный характер», а Флоренский высказывается еще решительнее: «нравственная деятельность, как-то: филантропия и тому подобное, взятая сама по себе - совершенное ничто». Последнее заключение требует пояснения, ибо речь здесь идет не о нравственности как таковой, а о понимании богоугодных поступков, которые совершал бы человек не из чувства долга, а по зову сердца, как «благодать жизни» [159, с.57].
Сама священническая деятельность отца Сергия и отца Павла могла служить примером верности идеалам, которые они провозглашали. В этой связи можно сослаться на размышление Флоренского, высказанное им в письме к родным незадолго до своей казни в Соловках. Он писал: «Ясно, что свет устроен так, что давать миру можно не иначе как расплачиваясь за это страданиями и гонениями».[159, с.67].
Можно по^ разному относиться к пониманию религиозными исследователями смысла милосердия, но невозможно усомниться в искренности этих мыслителей, в бескорыстии их самоотверженных усилий сеять и выхаживать семена доброты и любви в людских взаимоотношениях.
Таким образом, милосердие, как ценность общества, проявляет себя не только в структуре социального действия, социальной политики, но и в основе экзистенциальной коммуникации: возлюби ближнего как самого себя. С точки зрения жизненного хронотипа субъекта эта социокультурная ценность развивается диахронно во времени культуры, а также синхронно в разных пространствах цивилизации [173, с. 15]. Другой аспект проблемы известен как сочетание общего и особенного в самоценности культуры и милосердия, воспитание милосердия и способности к благотворительности как особых общечеловеческих ценностей, без которых невозможно цивилизованное общество.