Есть у нас также, как ты понимаешь, новопосвященные и ученики, дабы не прекращалась преемственность в работе, не считая многочисленных слуг и подручных обоего пола. И вот что еще мы делаем: на наших совещаниях мы решаем, какие из наших изобретений и открытий должны быть обнародованы, а какие нет. И все мы даем клятвенное обязательство хранить в тайне те, которые решено не обнародовать; хотя из этих последних вы некоторые сообщаем государству, а некоторые — нет.
Обратимся теперь к нашим обычаям и обрядам. Есть у нас две просторные и красивые галереи; в одной из них выставлены образцы всех наиболее ценных и замечательных изобретений; в другой — скульптурные изображения всех великих изобретателей. Среди них находится статуя вашего Колумба, открывшего Вест-Индию; а также первого кораблестроителя; монаха, изобретшего огнестрельное оружие и порох; изобретателя музыки; изобретателя письменности; изобретателя книгопечатания; изобретателя астрономических наблюдений; изобретателя обработки металлов; изобретателя стекла; изобретателя культуры шелка; первого винодела; первого хлебопашца и первого, кто начал добывать сахар. Все они известны нам более достоверно, нежели вам. Кроме того, у нас немало и своих отличных изобретателей. Но поскольку ты не видел этих изобретений, описывать их было бы чересчур долго; к тому же по описанию ты можешь составить о них ошибочное суждение. За каждое ценное изобретение мы воздвигаем автору статую и присуждаем щедрое и почетное вознаграждение. Статуи делаются иногда из меди, из мрамора и яшмы, из кедрового или другого ценного дерева, позолоченного и изукрашенного, из железа, серебра или золота.
Есть у нас особые гимны и ежедневные литургии для восхваления господа и благодарения за чудесные его творения, и особые молитвы о содействии нашим трудам и обращении их на цели благие и благочестивые.
И, наконец, есть у нас обычай посещать главные города нашего королевства, где мы оглашаем те новые полезные открытия, какие находим нужным. А также предсказываем — сопровождая это естественными объяснениями — повальные болезни, моровую язву, нашествия саранчи, недороды, грозы, землетрясения, наводнения, кометы, погоду и тому подобное и даем жителям советы, как предупредить стихийные бедствия и бороться с ними».
Окончив свою речь, он встал, а я, как мне было указано, преклонил колени; после чего он возложил правую руку мне на голову и произнес: «Да благословит тебя господь, сын мой; и да благословит он мое повествование. Дозволяю тебе огласить его на благо другим народам. Ибо мы находимся здесь в лоне господнем и живем никому неведомые». С этим он оставил меня, пожаловав мне и моим спутникам около двух тысяч дукатов. Ибо члены Соломонова дома раздают щедрые дары всюду, куда прибывают.
(Бэкон Ф. Новая Атлантида //Бэкон Ф. Указ.соч. Т.2. С.483-518)
тема 6. философия просвещения. французский механистический материализм XVIII века
ВОЛЬТЕР, настоящее имя Франсуа Мари Аруэ (1694-1778) – французский философ, романист, историк, драматург и поэт, один из идейных вождей французского Просвещения. В 1750-1752 находился при дворе Фридриха II, с 1858 жил в своем поместье недалеко от Женевы, регулярно посещая Францию. Испытал влияние английского Просвещения. Его творчество отличается исключительной многосторонностью: он и философ, и популяризатор передовых естественнонаучных идей, и поэт, и драматург, и романист, и историк. Он был признанным вождем философско-социального движения, возлагал надежды на мудрость и благость правителя (идея «просвещенной монархии»). Ему импонировало общественно-политическое устройство Англии – ограничение власти короля, сравнительная веротерпимость.
Резко критикуя клерикализм, различного рода злоупотребления церкви, Вольтер признавал необходимость веры в Бога как перводвигателя вселенной (деизм), отрицал атеизм. Конечную причину движения сущего, мышления и вообще душевные явления он считал проявлением божественной силы (влияние учения Ньютона). Историю человечества изображал как историю борьбы человека за прогресс и образование, всячески подчеркивая ценность культуры (в противовес Руссо).
Влияние Вольтера было чрезвычайно сильным в России, чему способствовала Екатерина Великая, которая переписывалась с ним и приказывала переводить его труды на русский язык, создав моду на «вольтерьянство».
ФИЛОСОФСКИЕ ПИСЬМА
[…] Письмо восьмое
О ПАРЛАМЕНТЕ
Члены английского парламента любят сопоставлять себя при каждой возможности с древними римлянами… Признаюсь, я не усматриваю ничего общего между тем и другим правлением; правда, в Лондоне существует сенат, членов которого подозревают (несомненно, ошибочно) в том, что они при случае продают свои голоса точно так же, как это делалось в Риме. Вот и сходство, во всем же остальном два этих народа представляются мне корне различными, будь то в хорошем или дурном…
А вот и еще более существенное различие между Римом и Англией, полностью говорящее в пользу этой последней, а именно плодом гражданских войн в Риме было рабство, плодом английских смут – единственная на Земле, добившаяся ограничения королевской власти путем сопротивления, а также установившая с помощью последовательных усилий то мудрое правление, при котором государь, всемогущий, когда речь идет о благих делах, оказывается связанным по рукам и ногам, если он намеревается вершить зло; при котором вельможи являются грандами без надменности и вассалов, а народ без смут принимает участие в управлении.
Палата пэров и палата общин являются посредниками нации, король — верховным посредником. Этого paвновесия недоставало римлянам, вельможи и народ постоянно были там между собой разделены, причем отсутствовала посредническая власть, которая могла бы устанавливать между ними согласие…
Без сомнения, установить свободу в Англии стоило недешево. Идол деспотической власти был потоплен в морях крови […]
Письмо девятое
О ПРАВИТЕЛЬСТВЕ
Счастливое это сочетание в правлении Англии, это согласие, существующее между общинами, лордами и королем, было не всегда…
Счастливым образом в потрясениях, вызванных в империях спорами королей и вельмож, оружие народов до некоторой степени притупилось; свобода родилась в Англии из споров тиранов, бароны вынудили Иоанна Безземельного и Генриха III даровать знаменитую Хартию, непосредственной целью которой было на самом деле поставить королей в зависимость от лордов, но согласно которой остальная часть нации получила некоторые поблажки, с тем чтобы при случае она приняла сторону своих так называемых покровителей. Эта великая Хартия, рассматриваемая как священный принцип английских свобод, сама позволяет понять, сколь мало тогда была знакома свобода. Одно только ее заглавие доказывает, что король приписывал себе абсолютные правомочия, а бароны и духовенство даже не пытались заставить его отречься от этого пресловутого «права», поскольку высшее могущество принадлежало им…
В параграфах этой Хартии не сказано ни единого слова о палате общин — доказательство того, что ее не было еще и в помине или же что она существовала, не обладая никакими полномочиями… Подобная свобода еще сильно попахивала рабством […]
(Вольтер. Философские письма //Вольтер. Философские сочинения. Пер.с фран. /Ин-т философии. –М., 1996. С.5-130)
МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ
[…] Разве замыслы Создателя, пожелавшего, чтобы человек жил в обществе, не получили достаточного воплощения? Если бы некий закон, упавший с неба, поведал бы смертным отчетливо волю бога, нравственное благо было бы не чем иным, как соответствием этому закону. Когда бог сказал людям: «Я желаю, чтобы на Земле было много королевств и не было бы ни единой республики. Я желаю, чтобы младшие сыновья получали в свое распоряжение все состояние своих отцов и чтобы карался смертью всякий, употребивший в пищу индюков или свинью»,— эти законы, несомненно, стали бы нерушимым правилом добра и зла. Но коль скоро бог не удостоил, насколько я знаю, вмешаться таким образом в наше поведение, нам приходится довольствоваться пока тем, что он успел для нас сделать. Эти его дары — разум, любовь к самому себе, доброжелательство к особям нашего вида, потребности, страсти — суть средства, с помощью коих мы учредили общество…
Что касается государей, в руках у которых сосредоточена сила и которые злоупотребляют ею, чтобы опустошать мир, которые посылают на смерть одну часть людей и ввергают в нищету другую, то это вина самих людей, терпящих подобные свирепые расправы, часто почитаемые ими даже под именем доблести; они должны упрекать во всем этом одних лишь себя и негодные законы, учрежденные ими, либо недостаток у себя смелости, мешающий им заставить других исполнять законы хорошие…
Если бы небу было угодно, чтобы высшее бытие действительно дало нам законы и предназначило кары и воздаяния! Чтобы оно нам рекло: вот это — порок сам по себе, а это — сама по себе добродетель. Но мы столь далеки от обладания правилами добра и зла, что из всех кто осмелился дать людям законы от имени бога, нет ни одного, кто бы дал нам десятитысячную долю правил, в которых мы нуждаемся для нашего поведения в жизни […]
(Вольтер. Метафизический трактат //Вольтер. Указ.соч. С.131-169)
НЕСВЕДУЩИЙ ФИЛОСОФ
[…] XXXI. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ МОРАЛЬ?
Чем больше я встречал людей различных климатов, нравов, языков, законов, культа и степени интеллекта, тем более я убеждался, что у всех у них существует одна и та же основа морали; все они имеют приблизительное представление о справедливом и несправедливом, хотя не знают при этом даже азов теологии; все они достигли этого одинакового представления в возрасте, когда расцветает разум, подобно тому как все они естественно достигли — без помощи математики — искусства поднимать с помощью рычага грузы и переплывать водные потоки на куске дерева…