Смекни!
smekni.com

Предисловие автора к трем изданиям (стр. 25 из 91)

________________________

1 Это объяснение современных представлений о равенстве из экономических условий существования буржуазного общества изложено впервые Марксом в «Капитале».

106 АНТИ-ДЮРИНГ. — ФИЛОСОФИЯ

Требование освобождения от феодальных пут и установления правового равенства путем устранения феодальных неравенств, поставленное экономическим прогрессивным обществом в порядок дня, должно было само собой принять вскоре более широкий характер. Если его выдвигали в интересах промышленности и торговли, то того же равноправия приходилось требовать для огромной массы крестьян, которые находились на всех ступенях холопской зависимости, вплоть до полного крепостного состояния, и которые отдавали безвозмездно значительнейшую часть своего рабочего времени своему благородному феодальному сеньеру, а кроме того, должны были платить бесчисленные налоги в пользу его и государства. С другой стороны, должно было возникнуть требование об уничтожении феодальных преимуществ, об отмене свободы дворянства от налогов и политических привилегий отдельных сословий. Но так как дело происходило уже не в мировой империи, какой была Римская, а в системе независимых государств, обращавшихся друг с другом как с равными, ввиду приблизительно одинаковой ступени буржуазного развития, то естественно, что требование равенства приняло всеобщий, выходящий за пределы отдельного государства характер и что свобода и равенство были объявлены правами человека. О специфически буржуазном характере этих прав человека свидетельствует то, что американская конституция — первая, признавшая права человека— одновременно с этим утвердила и существующее в Америке невольничество цветных рас: классовые привилегии были уничтожены, расовые привилегии — освящены.

Как известно, за буржуазией, вслед затем как она высвобождается из плена феодального общества, превращаясь из средневекового сословия в современный класс, начинает повсюду и неизбежно следовать ее тень, пролетариат. Параллельно с этим за буржуазными требованиями равенства начинают следовать пролетарские требования равенства. С того момента как было выдвинуто буржуазное требование уничтожения классовых преимуществ, появляется и пролетарское требование уничтожения самих классов,— сперва в религиозной форме, в связи с первоначальным христианством, а затем на основе самих буржуазных теорий равенства. Пролетарии ловят буржуазию на слове: равенство не должно быть иллюзорным, оно должно быть проведено не только в политической области, но и реально, в общественной, экономической области. С тех пор как французская буржуазия в эпоху Великой революции выдвинула на первый план лозунг гражданского равенства, французский пролетариат, отвечая ей ударом на удар, выступил с требованием со-

НРАВСТВЕННОСТЬ И ПРАВО. РАВЕНСТВО 107

циального, экономического равенства, и равенство стало боевым кличем специально французского пролетариата.

Таким образом, требование равенства имеет в устах пролетариата двоякое значение. Или оно (как при самом зарождении его, например во время Крестьянской войны) — естественная, инстинктивная реакция против вопиющего социального неравенства, против контракта богатых и бедных,господ и рабов, обжор и голодных;как таковое оно только выражение революционного инстинкта, и в этом — но только в этом — его оправдание. Или же оно — продукт реакции против буржуазного требования равенства, из которого выводятся более или менее правильные, идущие дальше требования; служа тогда агитационным средством, чтоб, пользуясь аргументами капиталистов, поднимать рабочих против капиталистов, оно в этом случае существует одновременно с буржуазным равенством, с которым оно и гибнет. В обоих случаях реальное содержание пролетарского требования равенства сводится к требованию уничтожения классов. Всякое требование равенства, идущее дальше этого, неизбежно приводит к нелепостям. Мы уже приводили примеры этого, мы увидим их еще не мало, когда доберемся до утопий господина Дюринг о будущем обществе.

Таким образом, идея равенства, и в своей буржуазной и в своей пролетарской форме, является сама историческим продуктом, для появления которого необходимы были определенные исторические условия, предполагающие, в свою очередь, долгую предшествующую историю. Следовательно, она есть что угодно, но только не вечная истина. И если в наше время она представляется широкой публике, в том или ином смысле, чем-то само собой разумеющимся, если она, как выражается Маркс, «приобрела уже прочность народного предрассудка», то объясняется это не действием ее аксиоматической истинности, а тем, что идеи XVIII века широко распространились и сохранили все свое значение для нашего времени. Следовательно, если господин Дюринг может, без дальнейших комментариев, дозволить своей пресловутой паре разгуливать на почве равенства, то это объясняется именно тем, что народному предрассудку это представляется совершенно естественным. И недаром господин Дюринг называет свою философию естественной: ведь она исходит из идей, которые кажутся ему совершенно естественными. Но почему они кажутся ему естественными, — этим вопросом он, конечно, не интересуется.

XI. НРАВСТВЕННОСТЬ И ПРАВО. СВОБОДА И НЕОБХОДИМОСТЬ.

«Что касается политической и юридической области, то в основу выраженных в этом курсе принципов положено углубленнейшее специальное изучение предмета. Поэтому... следует исходить из того, что здесь... речь идет о последовательном изложении результатов области юриспруденции и государствоведения. Мои первоначальные специальные занятия вращались как раз в области юриспруденции, и я посвятил им не только обычных три года университетской теоретической подготовки: в течение трех дальнейших лет судебной практики я продолжал работать над этим предметом, напирая особенно на углубленное изучение его научного содержания... Критика вопросов частного права и соответствующих юридических несуразностей, разумеется, не могла бы производиться с подобной уверенностью, если бы я не был убежден в том, что знаком со всеми слабыми сторонами специальности так же хорошо, как и с сильными сторонами ее».

Человек, имеющий основание так говорить о самом себе, должен заранее внушать доверие, особенно, если сравнить его с «когда-то, по его собственному признанию, поверхностно изучавшим юридические науки господином Марксом». Поэтому нас не может не удивлять, что выступающая с подобной уверенностью критика частноправовых вопросов ограничивается лишь словами о том, что «в смысле научности юриспруденция... ушла недалеко...», что положительное гражданское право есть несправедливость, ибо оно санкционирует приобретенную насилием собственность, и что «естественной основой» уголовного права является месть,— утверждение, в котором, несомненно, ново только мистическое облачение «естественной основы», «Результаты» государствоведения сводятся к изучению взаимоотношений известных уже нам трех субъектов, из которых один все еще производит насилие над двумя другими, причем господин Дюринг исследует серьезнейшим образом, кто именно из этой троицы — второй или третий субъект — ввел впервые насилие и рабство.

Присмотримся, однако, внимательнее к «углубленнейшему изу-

РАВСТВЕННОСТЬИПРАВО.СВОБОДАИНЕОБХОДИМОСТЬ 109

чению специальности» господином Дюрингом и к углубленной трехлетней судебной практикой научности нашего самоуверенного юриста.

О Лассале господин Дюринг рассказывает нам, что к нему было предъявлено обвинение «за возбуждение к покушению на похищение шкатулки», однако «судебного приговора не последовало, ибо было объявлено тогда еще возможное так называемое освобождение за недоказанностью обвинения... это полуоправдание».

Процесс Лассаля, о котором идет здесь речь, разбирался летом 1848 г. судом присяжных в Кельне, где действовало, как почти и во всей Рейнской провинции, французское уголовное право. Прусское земское право было введено, в виде исключения, только для политических преступников и преступлений, но уже в апреле 1848 г. Кампгаузен снова отменил эту исключительную меру. Французское право совсем не знает гнусной категории прусского права: «возбуждения» к преступлению, не говоря уже о возбуждении к покушению на преступление. Оно знает только подстрекательство к преступлению, которое, чтобы быть наказуемым, должно совершаться «путем подарков, обещаний, угроз, злоупотребления авторитетом или насилием, путем хитрых подговоров или наказуемых проделок» (Code penal, art. 60). Углубившись в прусское земское право, министерство внутренних дел проглядело, подобно господину Дюрингу, различие между строго определенным указанием французского законодательства и расплывчатой неопределенностью земского права, затеяло тенденциозный процесс против Лассаля и с треском провалилось. Ибо утверждать, будто французский уголовный процесс знает прусское освобождение за недоказанностью обвинения, это полуоправдание, может только невежда, человек, ничего не знающий в области современного французского права; оно в уголовном деле признает лишь осуждение или оправдание, но ничего промежуточного между ними.