Однако современный источник указывает, что Милан Ульманский был вовсе не подполковником (как наврал Ронге) и не майором, а всего лишь старшим лейтенантом[ttttttttttttttttttt]. Поэтому понятно, что произошло: опытный Галкин без труда распознал в молодом офицере мнимого генштабиста. То же самое, очевидно, произошло и при указанной встрече Занкевича с Чедомилом Яндричем.
Максимилиану Ронге была просто не по плечу организация таких операций. Очевидно, он сам старался взять на себя и выбор, и подготовку кандидатов в мнимые генштабисты, в то время как с этим должны были лучше справляться его старшие товарищи – Урбанский и Редль.
Вот и проваливались операции, затеянные Ронге.
А ведь на них очень рассчитывало его начальство!
Летом 1912 года еще не могло быть ясным, какой именно должна была стать важнейшая дезинформация, направляемая к русским, но вот к новому 1913 году кем-то (позднее мы вполне четко обозначим это лицо) было решено, что ею и должен быть план развертывания Австро-Венгерской армии.
Однако Яндричи повели себя при этом неадекватно сложившейся ситуации, но вполне адекватно своему мелочному менталитету: забеспокоились о собственном кошельке, завибрировали – и по существу провалили всю спланированную операцию.
Занкевич, проявивший, наконец, разумную предосторожность, вовремя понял и это, и все остальное.
Ронге, проигравший всю свою игру на данном участке, и должен был поэтому обеспокоиться сокрытием упомянутых дат.
Вот это и есть ключевой момент для анализа: если Яндричей сначала арестовали, а затем Занкевич уехал, то никакой провокации со стороны австрийцев не было и не предполагалось, а просто неудачливые шпионы Яндричи засыпались на своей противозаконной деятельности.
Если же сначала уехал Занкевич, то тогда передача плана точно планировалась контрразведчиками: Занкевич уехал, провокация очевидно сорвалась, а Яндричей в отместку арестовали и осудили – их прежние мелкие грехи допускали такое решение.
Расправа над Яндричами и была, с другой стороны, достойным и разумным завершением легенды, сочиненной для русских.
При этом также решалась двойственная задача: с одной, опять же, стороны, австрийцы скрывали свою неудачу – провал запланированной большой дезинформации, а с другой – пытались изобразить всю предшествующую информацию, переданную через Яндричей (те же данные об осадном орудии), в качестве вполне достоверной. Но и из этого, как разъяснялось, тоже ничего не получилось.
Вот все это и есть причина того, что Ронге не называет ни дату отъезда Занкевича, ни дату ареста Яндричей, как он это делает во многих иных случаях.
Это и завершает наш анализ: в конце концов выходит, что Яндричи действовали по принуждению и под руководством Ронге, но из этого ничего не получилось, потому что Занкевич уехал.
Раскрывать же даты происшедших событий Ронге оказалось совершенно невозможным! Но и их сокрытием он выдал себя!
Мало того, Ронге пошел и на последующую фальсификацию: чтобы окончательно затушевать всякую связь разоблачения Редля, старт которому был дан перехватом самого первого письма (с русскими рублями и отсутствием сопроводительного послания), и отъездом Занкевича из Вены Ронге и пошел на сознательное введение фантастики, искажающей последовательность реальных событий, отнеся появление этого письма ко времени, заведомо предшествующему всем прочим коллизиям с участием Занкевича и Яндричей.
Вот у Ронге, повторяем, и получилось: «В начале апреля 1913 г. в Берлин было возвращено из Вены письмо, адресованное „до востребования“. В Берлине оно было вскрыто. В письме оказалось 6 000 крон и два известных шпионских адреса, один – в Париже, другой – в Женеве (Rue de Prince, 11, M-r Larquer).
Майор Николаи, начальник разведывательного отдела германского генштаба, получив это письмо, указывавшее на крупное шпионское дело, переслал его нам, так как шпиона следовало, вероятно, искать в Австрии. Мы горячо принялись за это».
А подпевавшие ему последователи, включая Роуэна, пошли еще дальше: «2 марта 1913 года в „черном кабинете“[uuuuuuuuuuuuuuuuuuu] [в Вене] были вскрыты два письма» – и т.д.
Но все же почему Занкевич уехал, если ему ничего не угрожало?
Ведь избежать провокации, если он ее опасался, можно было элементарно просто: порвать с Яндричами – и все! Чего же ему, защищенному дипломатическим иммунитетом, было еще бояться?
А вот происшедшее самовольное оставление поста военного атташе – не такой уж маленький грех!
Не мы первые задумались над этими вопросами, ответы на которые нам еще предстоит изложить и обосновать.
Сейчас покажем, как с этой же задачей справился один из наших предшественников, уже цитированный Валерий Ярхо.
Начнем с повторения приведенной ранее фразы – и продолжим далее:
«Бежать Зенькевича[vvvvvvvvvvvvvvvvvvv], руководителя разведывательной сети в Австро-Венгрии, побудил арест австрийской контрразведкой в Будапеште русского резидента Николая Бравуры.
Среди арестованных офицеров особенно выделялись хорваты братья Ядрич[wwwwwwwwwwwwwwwwwww]. Оба сделали блестящую карьеру, старший брат, полковник, служил в австрийском Генеральном штабе, младший был воспитателем кадетского корпуса в Вене, где обучались дети военной элиты. Братья передали в распоряжение агентов русского Разведывательного бюро[xxxxxxxxxxxxxxxxxxx] планы новейших крепостей на австро-русской границе, укрепленных районов Львова и Кракова, всей военной инфраструктуры приграничья.
Полковник Ядрич привлек к работе на русскую разведку сына своего командира, генерала Конрада фон Генцендорфа. Фон Генцендорф-младший ходатайствовал о Ядриче перед отцом, а тот поручал полковнику важные задания, которые полковник образцово выполнял, что весьма способствовало его карьерному росту и одновременно открывало доступ к самым секретным документам, которые он беззастенчиво копировал.
Чины контрразведки, производившие обыск в доме младшего фон Генцендорфа, испытали шок, когда в обнаруженном тайнике помимо секретных бумаг, подготовленных для передачи, нашли и русский паспорт, выписанный на имя хозяина. Там же была найдена и приличная сумма денег: дружбу с разведкой деликатно подогревали материально, и от Ядрича фон Генцендорф-младший получил свыше 150 тысяч крон. /.../
Разоблаченных русских агентов судили военным трибуналом. Старший из братьев Ядрич получил двадцать лет крепости, младший – четыре года. Что стало с Бравурой, доподлинно неизвестно»[yyyyyyyyyyyyyyyyyyy].
Тут и перевирание фамилий, и превращение лейтенантов в полковники (это, как мы уже объяснили, не должно вменяться в вину лично Ярхо), и небрежное жонглирование ста пятидесятью тясячами крон, откуда-то взявшихся у «Ядрича», и даже сын начальника Генштаба.
Поясним, откуда взялся этот последний.
В конце 1913 или в начале 1914 года за границей очутились два бывших австрийских офицера, сотрудничавших с русской разведкой. Обоих в апреле 1914 года (это, напоминаем, через год после отбытия Занкевича из Вены) направили в Париж к Игнатьеву, о чем последнему сообщили из ГУГШ: «Игнатьеву, для передачи Вам направляются два субъекта, один сотрудничал с нами, другой – с полковником Занкевичем, бывшим военным агентом в Вене... Первый из них, как он сам себя рекомендовал, бывший австрийский офицер Rudolf Poljak... /.../ Сносился с нами и через Берн, и через Христианию, писал и непосредственно в СПб... Работал с нами с августа прошлого года (1913 г.) /.../
Второй – несомненный бывший австрийский офицер Lionel Lewicky, побочный сын, как думает полковник Занкевич, нынешнего начальника австро-венгерского генерального штаба Конрада... Не особенно ловкий, но усердный и добросовестный работник...»[zzzzzzzzzzzzzzzzzzz]
О первом из них Алексеев сообщает: «В июне 1914 г. Рудольф Поляк был арестован в Австро-Венгрии по обвинению в шпионаже»[aaaaaaaaaaaaaaaaaaaa].
О судьбе второго из агентов, равно как и о том, был ли он действительно побочным сыном генерала Конрада, нам ничего доподлинно неизвестно. Можно лишь подчеркнуть, что в связи с указанными сведениями (относящимися к апрелю 1914 года) его арест (имел ли он место на самом деле или нет), расписанный Ярхо, никак не мог предшествовать и даже быть близким по времени к отъезду Занкевича из Вены. По стилю конструирования обманов этот побочный сын – типичное детище майора Ронге!..
В итоге же фантазии Ярхо вовсе не объясняют, почему же Занкевич должен был бежать из Вены. Ведь и арестованный Бравура был, повторяем, вовсе не его агентом...
4.3. Агент № 25.
Главнейшим пунктом обвинения, выдвинутым против полковника Редля еще в 1913 году и сохраняющим свою силу по сей день, оказалась его выдача русским предвоенного плана развертывания Австро-Венгерской армии. Ронге, повторяем, так написал об этом: «Самым тяжелым его преступлением была выдача плана нашего развертывания против России в том виде, в каком он существовал в упомянутые годы и какой в общих чертах оставался еще в силе».
Однако Редль, как мы могли убедиться, был не единственным и, похоже, не первым каналом, по которому по меньшей мере предполагалась передача этих важнейших сведений: уже в январе 1913 года, как было рассказано, из Петербурга пришел ответ на аналогичные предложения братьев Яндричей; сами эти предложения были выдвинуты, следовательно, или в самом начале января 1913, или в самом конце 1912 года.
Затем мы указали на то, что сам Михаил Алексеев сообщил о поступлении этого плана в Петербург совершенно по другому каналу.
Вот и вернемся к этой истории со всеми ее подробностями.