Электрон служит прекрасной иллюстрацией патнэмовского взгляда на референцию. Теперь мы знаем гораздо больше об электронах, чем Томсон. Часто оказывалось, что теоретизирование об электронах и эксперименты с электронами могут быть приведены в соответствие. В начале 1920-ых годов опыт О. Штерна и В. Герлаха дал возможность предположить, что электроны имеют угловой момент, и вскоре, в 1925 году, С. А. Гаудсмит и Г. Е. Уленбек создали теорию электронного спина. Теперь никто не сомневается в том, что электрон – это естественный тип, имеющий фундаментальное значение. Многие считают, что заряд электрона не является минимальным. Как предполагается, кварки имеют заряд 1/3е, но это не нарушает реальности или подлинности электронов. Это означает лишь то, что некая малая часть старых стереотипов должна быть пересмотрена.
Кислоты: бифуркация типов
Один из самых ранних примеров Патнэма относится к кислотам. Понятие “кислота” не означает теоретический объект, но является термином для естественного типа, такого же как “вода”. Приверженец теории несоизмеримости скажет, что под кислотой мы имеем в виду нечто отличное от того, что имели в виду Лавуазье или Дальтон около 1800 года. Наши теории кислот существенно изменились, но, как говорит Патнэм, мы все еще говорим о том же типе вещества, что и первопроходцы новой химии.
Прав ли Патнэм? Конечно, имеется набор важных свойств из профессионального стереотипа кислот: кислоты – это вещества, водный раствор которых кисел на вкус и которые изменяют цвет индикаторов, таких как лакмусовая бумага. Они вступают в реакцию со многими металлами, образуя водород, и со щелочами, образуя соли.
Лавуазье и Дальтон полностью согласились бы с этим стереотипом. Теория Лавуазье относительно этих веществ оказалась ложной, поскольку он считал, что в каждой кислоте есть кислород. Он и в самом деле определял кислоты таким образом, но в 1810 году Дэви показал, что это было ошибкой, поскольку муриатическая кислота – всего лишь HCl, то, что мы теперь называем соляной кислотой. Однако нет сомнения в том, что Лавуазье и Дэви говорили об одном и том же веществе.
К несчастью для примера Патнэма, история с кислотами не является такой же историей успеха, как история с электронами. Все продолжалось хорошо до 1923 года. В этом году Дж. Н. Бренстед в Норвегии и Т. М. Лоури в Британии дали новое определение “кислоты”, а Г.Н. Льюис в США дал еще одно определение. В настоящее время существует два естественных типа: кислоты Бренстеда-Лоури и кислоты Льюиса. Естественно, что оба эти “типа” включают в себя все стандартные кислоты, но некоторые вещества являются кислотами только одного из этих типов.
Кислота Бренстеда-Лоури относится к веществам, которые имеют тенденцию терять протон (в то время, как щелочи имеют тенденцию приобретать его). Кислота Льюиса относится к веществам, которые могут принимать электронную пару от щелочи, образуя химическую связь, состоящую из поделенной электронной пары. Два определения согласуются по отношению к щелочам, но не по отношению к кислотам, поскольку типичные кислоты Льюиса не содержат протонов, что является необходимым условием для кислоты по Бренстеду-Лоури. Насколько я понимаю, большинство химиков в большинстве случаев предпочитают определение Бренстеда-Лоури, поскольку оно предлагает наиболее удовлетворительное объяснение многих черт кислотности. С другой стороны, для некоторых целей используется определение Льюиса, которое исходно мотивировалось аналогиями с некоторыми характеристиками поведения кислот.* Один авторитетный источник пишет так: “По поводу определений кислоты и щелочи, принадлежащих Бренстеду-Лоури и Льюису, велась длительная полемика. Различие относилось преимущественно к номенклатуре названий и имело малое научное значение”. С точки зрения философии имени все же необходимо выяснить, имел ли Лавуазье в виду кислоты Бренстеда-Лоури или кислоты Льюиса, когда он говорил о кислотах. Очевидно, что он не имел в виду ни того, ни другого. Должны ли мы в наше время подразумевать то или другое вещество? Только для определенных специальных целей, а вообще говоря – нет. Я думаю, что этот пример – в некотором роде в духе патнэмовского подхода к значению. Однако, если воспринимать его буквально, то возникает определенная проблема. Значение слова “кислота” в 1920 году (то есть до 1923 года) должно иметь заполненное “экстенсиональное многоточие”. Кем: Бренстедом и Лоури? Или Льюисом? Поскольку обе школы химии частично расширяют теорию кислот, мы можем попытаться определить значение термина кислота так: “это все вещества, которые в 1920 году, то есть до расширения этого множества, считались кислотами.” Но такое определение почти наверняка не соответствует естественному типу! Мы могли бы попробовать найти пересечение этих двух определений, но я сомневаюсь, что и это является естественным типом. Этот пример напоминает нам, что понятие значения плохо приспособлено к философии науки. Мы должны заботиться о типах кислот, а не о типах значений.
Теплород: несуществующий объект
О флогистоне говорят, когда хотят привести пример несуществующего естественного типа. Теплород более интересен. Когда Лавуазье опроверг теорию флогистона, ему было необходимо некое объяснение тепла, которое было дано теорией теплорода. Так же, как и в случае с “электроном”, мы в точности знаем, когда некое вещество было названо теплородом. Это случилось необычным образом. В 1785 году существовала французская комиссия по химическим названиям. Многие вещества получили название в те времена. Одно из новых названий было calorique, точный термин, который должен был заменить один из смыслов старого слова chaleur (тепло). О теплороде полагали, что у него нет массы и что он и есть то вещество, которое мы называем теплом. Не все принимали официальное французское определение. Британские авторы язвительно писали о том, “что французы упорно используют термин калорифика (calorific), хотя существует прекрасное английское слово, а именно огонь”.
Есть тенденция считать вещества, подобные теплороду, простыми глупостями. Это, конечно, ошибка. Как я заметил в пятой главе, теплород играл большую роль (в отличие от огня) в последнем томе “Небесной механики” Лапласа. Лаплас был большим ньютонианцем, а в своей “Оптике” Ньютон рассуждал о том, что тонкая структура вселенной состоит из частиц, имеющих силы притяжения и отталкивания, причем уменьшение действия этих сил обратно пропорционально квадрату расстояния. Лаплас постулировал различные зависимости убывания сил как для притяжения, так и для отталкивания между теплородом и другими частицами. Исходя из этого, он смог решить одну из самых важных задач своего столетия. Ньютоновская физика в это время давала неудобоваримое объяснение величины скорости звука в воздухе. Исходя из своей гипотезы теплорода, Лаплас получил вполне разумное число, которое было близко к экспериментальным результатам того времени. Лаплас был по праву горд своим достижением. Хотя еще до того, как он опубликовал свой результат, Румфорд убеждал некоторых людей в том, что такой вещи, как теплород, не существует.
Теплород может быть и не представляет проблемы для патнэмовской концепции “значения”. Это редкий случай, когда мы можем заполнить экстенсиональное многоточие. Этот объем – пустое множество. Но это слишком просто. Вспомним, что Патнэм пытался объяснить, как мы могли бы говорить о кислотах с Лавуазье. Большая часть ответа заключалась бы в экстенсиональном многоточии. А что же с теплородом? В сообществе французских революционных ученых, включавшем таких людей, как Бертолле, Лавуазье, Био и Лаплас, были совершенно различные теории теплорода. И все же эти люди могли спокойно говорить друг с другом, и мне кажется, что они говорили об одном и том же объекте. Поверхностное замечание заключается в том, что этот “тот же самый объект” был ничем. Но эти четыре великих мужа говорили об одной и той же вещи не так, как их предшественники, обсуждавшие понятие флогистона, также имевшего пустой объем. Они были весьма рады, когда узнали, что теплород – не то же самое, что флогистон. Теория Патнэма не дает правильного объяснения того, почему “теплород” имеет одно и тоже значение для всех этих людей, которое, к тому же, отлично от значения флогистона. Их стереотипы относительно теплорода отличались от стереотипов относительно флогистона, но не так, как значения. По теории Патнэма, значение определяется стереотипами. Я думаю, что урок заключается в том, что языковая игра в наименование гипотетических объектов может порой протекать удачно, даже если название дается несуществующему объекту.
Мезоны и мюоны: о том, как теории заимствуют имена из экспериментов
Легче привести старый пример, чем новый, потому что многие старые примеры уже известны. Но философия науки потеряет свое богатство, держась только за прошлое. Таким образом, мой завершающий пример будет более современным и, вследствие этого, гораздо более трудным для понимания. Он иллюстрирует простую вещь. Вы можете назвать объект x новым именем N, а затем будет установлено, что совершено другие объекты y так же суть N. Для x необходимо найти новое имя. Названия не обязательно твердо соответствуют чему-либо, они могут быть заимствованы. Все, кто считает, что референция работает в причинной или исторической связи с именуемым объектом, должен поразмышлять над следующим примером.