Смекни!
smekni.com

История искусств Западноевропейское искусство (стр. 45 из 76)

Ф. Гварди. Вид на Большой канал в Венеции. Лугано, галерея

Дж Б Тьеполо. Роспись в епископском дворце в Вюрцбурге

Декоративные циклы, алтарные образа, станковые произведе­ния — изображения на христианские и мифологические сюжеты, пиры, триумфы, коронации, празднества с легкостью выходят из-под кисти Тьеполо, и право сделать ему заказ оспаривают церкви, монастыри и венецианские патриции. Группы из человеческих фигур и архитектурные формы Тьеполо отделяет обычно большими пространственными паузами, чем создает ощущение воздушности и легкости. Это ощущение усиливается нежной серо-голубой гам­мой красок с включением золотого, розового, лилового. Динамич­ность композиции и смелость перспективных решений, неизбывная живописная фантазия Тьеполо как нельзя более соответствовали не только барочной архитектуре венецианских церквей (например, церковь дельи Скальци), но и тому пышному церковному спектак­лю, который представляло собою венецианское богослужение XVIII столетия.

Последние восемь лет жизни Тьеполо жил и работал в Мадриде, где написал плафон Тронного зала королевского дворца и несколько алтарных образов для церквей. Тьеполо оставил множество блестя­щих по артистизму рисунков; так же плодотворно он занимался гравюрой в технике офорта и оказал определенное влияние на графику Гойи.

Венеция XVIII века дала миру прекрасных мастеров ведуты — городского архитектурного пейзажа: Антонио Каналетто (1697— 1768) с его торжественными картинами жизни Венеции на фоне ее сказочной театральной архитектуры («Прием французского посоль­ства в Венеции») и более поэтического, более романтического мастера, передающего тончайшими оттенками цвета сам воздух Венеции и ее лагун, Франческо Гварди (1712—1793). Пейзажи Гварди: площади Венеции, ее каналы, улицы, дворы и переулки,— проникнутые лирическим, глубоко личным чувством, созданы лег­кими ударами кисти, голубыми, желтыми, коричневыми, серо-се­ребристыми тонами, насыщены светом и воздухом («Венецианский дворик»). Блеск и пышность произведений Тьеполо совершенно затмили небольшие по размеру, лишенные внешних эффектов, редкого изящества картины Гварди. Лишь много десятилетий спустя были поняты и оценены место и роль художника, замечательного не только для XVIII столетия, но предвещающего искания мастеров реалистического пейзажаXIX в.

Картина художественной жизни Венеции XVIII в. была бы неполной, если не упомянуть мастера жанровой живописи Пьетро Лонги (1702—1785), воспевшего быт Венеции: маскарады, концер­ты, уроки танцев, сцены в игорном доме, народные развлечения. Дамы за туалетом; дамы, пьющие шоколад; разглядывающие мате­рию, которую только что принес портной; в ожидании учителя пения, чтобы разучивать арии Чимарозы или Паизиелло; или балы, написанные так, что от них «пахнет пудрой, духами и воском свечей» (П. Муратов). И почти везде мужчины и женщины, одетые в «баутта» — венецианское черное домино с белой остроносой мас­кой, треуголкой, отделанной серебряным шитьем, и непременными белыми чулками. Лонги-живописец, конечно, не так изыскан, как Гварди, но он и не простой бытописатель, а истинный поэт Венеции XVIII века на последнем этапе ее праздничной жизни («Урок танца»).

Французское искусство XVIII века

С началом нового, XVIII столетия совершенно очевидно обоз­начился процесс разложения французской абсолютной монархии. Смерть в 1715 г. «короля-солнца», последнее десятилетие лишь формально сохранявшего могущество, была просто завершающим событием в том длинном ряду явлений, которые подготавливали приход нового века, а с ним и новых веяний в искусстве.

Начало регентства герцога Орлеанского, дяди будущего короля Людовика XV, было ознаменовано сменой строгого придворного этикета совершенно противоположной атмосферой: легкомыслия, жажды наслаждений, развлечений, роскоши не столь тяжеловес­ной, как в ушедшую пору, и жизненного распорядка не столь торжественного. Но в этом бурном веселье, торопливом желании успеть насладиться была и доля бравады, тревоги, предчувствие краткости мгновения, неизбежности расплаты за бездумье, надви­гающихся грозных бедствий.

Многое меняется и в искусстве. Король перестает быть единст­венным заказчиком произведений искусства, а двор — единствен­ным коллекционером. Появляются частные коллекции, салоны. На долгие десятилетия Франция превращается в центр художественной жизни Западной Европы, в законодательницу всех художественных нововведений, она становится во главе всей духовной жизни Европы.

В первой половине XVIII в., когда так активно происходил процесс вытеснения религиозной культуры светской, ведущим на­правлением во Франции стало рококо. Многие исследователи и по сей день отказывают рококо в самостоятельности как стилю, считая его лишь ответвлением позднего барокко, потерявшим монумен­тальность великого стиля. Тем не менее очевидно, что рококо во Франции в первой половине «галантного века» складывается в определенную стилевую систему, отчасти продолжающую черты, унаследованные от барокко, но еще более их видоизменяющую. Рококо —порождение исключительно светской культуры, еще уже —двора, французской аристократии, тем не менее оно сумело не только оставить след в искусстве, но и повлиять на его дальней­шее развитие. Велеречивое и патетическое искусство Лебрена, ораторское искусство, требующее «подмостков и котурнов», смени­ло искусство более камерное, интимное, более тесно связанное с бытом, более искреннее. Мир миниатюрных форм не случайно свое главное выражение нашел в прикладном искусстве — в мебели, посуде, бронзе, фарфоре, а в архитектуре преимущественно в интерьере (за исключением разве Германии и Австрии. Примером может служить дворец Сан-Суси в Потсдаме, арх. Г. В. Кнобельсдорф, 1745—1747), где важным теперь было не пышное и величавое, а приятное и удобное. Городские дворцы знати, богатой буржуа­зии,—«отели», сооружаемые в этот период, как правило, строго классицистичны по экстерьеру. Внутри же стены разбиты филен­ками, нишами, обильно украшены живописью, лепниной, позоло­той, мелкой пластикой, декоративными тканями, бронзой, фарфо­ром, зеркалами, часто установленными друг против друга, чтобы в них множилось, дробилось, делалось фантастичным отражение («Век зеркал и мемуаров», по меткому определению одного иссле­дователя,— за постоянный взгляд на себя со стороны). Входят в моду стилизация под Восток: Китай («шинуазери»), Японию («жапонез»), Турцию («туркери»). Светлые по колориту панно, лепной орнамент, шелк обоев, золото украшений, хрустальные люстры, изящная, удобная, хотя и вычурная мебель с инкрустацией —все вместе составляет праздничное, действительно феерическое зрели­ще. Формы дробные, ажурные, орнамент сложный, построенный на изогнутых линиях, краски живописных панно или станковых картин прозрачные, светлые (серо-голубоватые, сиреневые, розо­вые, зеленоватые). Все искусство рококо построено на асимметрии, обостряющей ощущение изменчивости, мимолетности —игривое, насмешливое, вычурное, дразнящее чувство. Не случайно термин «рококо» возводят к слову «раковина», «рокайль». Сюжеты только любовные, эротические, любимые героини—нимфы, вакханки, Дианы, Венеры, совершающие свои нескончаемые «триумфы» и «туалеты». Новые веяния проникли в Академию. Аллегории, темы исторические, мифологические, жанровые —все это темы любви. В Священном Писании избираются преимущественно те эпизоды, где можно повествовать о любви: Сусанна и старцы, Сарра, приводящая к Аврааму Агарь, и т. д. Но за всем театраль­но-праздничным, легкомысленно-бездумным в искусстве этого направления таилось немало сложностей. В нем впервые про­явился стойкий интерес к изображению тонких интимных пере­живаний, это был шаг к сентиментализму с его вниманием к «извивам» человеческой души. Портрет и пейзаж —не случайно очень важные в эту эпоху жанры. За легкомыслием, остроумием и насмешливой иронией рококо были и раздумья о судьбе чело­века, о смысле существования. Всем этим аристократический стиль во многом способствовал демократической эпохе Просве­щения. Рококо имеет право на существование как стиль уже и потому, что оно дало новые грани, новое развитие вырази­тельным средствам искусства (в живописи —главным обра­зом в колорите, недаром так любили в эту эпоху венецианцев и Рубенса). Ломаные ритмы изысканного менуэта, компози­ционные хитросплетения коме­дий Бомарше, особый жанр ро­мана в письмах, живописные «галантные празднества» и «паутушеские сцены» имеют между собой нечто общее, что позво­ляет им в целом создать образ Определенной эпохи.