Смекни!
smekni.com

История искусств Западноевропейское искусство (стр. 53 из 76)

Ф.Гоня. Какая доблесть! Лист из серии офортов «Ужасы войны»

В 1814 г. Фердинанд VII вернулся в Испанию. Начался период реакции. Либеральные члены кортесов были брошены в тюрьму. Гойя был совершенно одинок. Умерла его жена. Его друзья также умерли или были изгнаны из Испании. Чертами подлинного тра­гизма, выражающего судьбу испанской интеллигенции, отмечены многие портреты этих лет. Художник живет одиноко, замкнуто, в полутора часах езды от Мадрида, в доме, который получил у соседей название «дом глухого». Здесь он исполняет последние листы «Десастрес», а также серию, посвященную бою быков «Тауромахия» (около 40 листов). Он расписал стены своего дома фантастическими фресками, идеи которых были до конца понятны только художнику. Проносятся на шабаш ведьмы. Время пожирает своих собственных детей... Живопись темная, оливково-серых и черных тонов, с пятна­ми белого, желтого, красного. Здесь, в «доме глухого», около 1820 г. он создает свою последнюю графическую серию, возможно, самое зрелое произведение его графического таланта, стилистически сов­падающее с фресками его дома,— серию притч, снов под названием «Диспаратес» — «Необычайности» (излишества, безумства), 21 лист самых сложных художественно и технически, самых трудных для понимания, самых индивидуальных и странных гравюр. Ведут хоровод безобразные старики и старухи. Композиция напоминает «Жмурки» (1791), но это карикатура на них, это ирония над собственным ослеплением, «розовыми очками» молодости, скорбь над утраченными иллюзиями. Гойя становится даже чрезмерным, когда изображает уродства, гримасы страшных чудовищ.

Восстание испанцев против реакции 1812—1823 гг. было раз­громлено направленными в Испанию 100 000 штыков Священного союза. Говорят, король высказался тогда о Гойе: «Этот достоин петли».

В 1824 г., когда реакция в Испании достигает предела, а одиночество художника становится невыносимым, Гойя под пред­логом лечения уезжает во Францию. Здесь он находит друзей. Здесь он пишет свои последние прекрасные зрелые произведения, про­стые в своей правдивости, предвещающей расцвет европейского реалистического искусства: «Бордосская молочница», «Девушка с кувшином» — это образы юных, в изображении которых нет ни старческого творческого бессилия художника, ни пошлой сладости. В 1826 г. он ненадолго приезжает в Мадрид, где его встречают, как патриарха: «Он слишком знаменит, чтобы ему вредить, и слишком стар, чтобы его бояться». Гойя умер в Бордо в 1828 г. В конце века останки его были перевезены на родину. Но после его смерти, Испания забыла своего великого художника. И только молодая передовая Франция, в первую очередь художники романтического направления Жерико и Делакруа, а немного позже —Домье, затем Мане, в полной мере оценила великого испанца, имя которого со второй половины XIX в. не сходит со страниц литературы об искусстве и всеобщий интерес к которому не затухает и по сей день.

Английское искусство конца XVIII—XIX века

События общественно-политической и экономической жизни Англии XVIII — начала XIX в. имели прямое и косвенное воздей­ствие на английскую культуру, прежде всего на полную бунтарства романтическую поэзию Байрона и Шелли и их предшественников, на сложение английского социального романа Диккенса, Теккерея, Ш. Бронте.

Английское искусство последней четверти XVIII — первой тре­ти XIX столетия вливается в мировое искусство со своим собствен­ным отчетливо выраженным национальным лицом, со своим вос­приятием действительности, своим мировоззрением и своей фор­мальной системой. На рубеже XVIII и XIX вв. самые интересные достижения английского изобразительного искусства лежат в жанре пейзажа, прежде всего акварельного. Именно в пейзаже живопись Англии опередила континентальную Европу. Реальные связи с живописью континента воплощал Ричард Парке Бонингтон (1801 — 1828), учившийся в Париже у Гро, друживший с Делакруа и запечатлевший в акварелях виды Нормандии и Парижа. Бонингтон был инициатором большого альбома литографий, изображающих старые города Франции,— коллективного труда многих художников под названием «Живописные путешествия». Бонингтон оставил прекрасные по рисунку и классически строгие по живописи пейзажи Франции («Партер в Версале», 1826), Италии, особенно Венеции.

Несомненно, самое существенное влияние на живопись XIX столетия из английских художников оказал Джон Констебл (1776— 1837). Сын мельника из Суффолка, Констебл никогда не был в других странах и изучал только ту живопись, которую мог видеть у себя на родине. Особое его восхищение вызывал Клод Лоррен, и некоторые ранние веши Констебла навеяны пейзажами француз­ского классициста («Дедхемская долина», 1802). Из отечественных мастеров ему ближе всего был Гейнсборо.

Готические соборы, виды городка Солсбери, морской берег в Брайтоне, его родная река Стур, луга, холмы, долины, мельницы и фермы его «любимой старой, зеленой Англии» — все это передано Констеблом достоверно-конкретно, но, кроме того, так, что зритель ощущает свежесть ветра, прохладную тень, залитое солнцем пространство, звук падающей воды и стремительность несущихся об­лаков или дождевых туч. Констебл достигал искусной передачи быстро сменяющихся эффектов освещения, ощущения свежести зелени, жизни каждого предмета как бы на глазах зрителя — благодаря тому, что одним из первых стал писать этюды на пленэре, на открытом воздухе, опередив таким образом в поисках необычай­ной свежести колорита и непосредственности впечатления худож­ников французской школы («Собор в Солсбери из сада епископа», 1823; «Телега для сена», 1821; «Прыгающая лошадь», 1825). Скром­ные по размерам пейзажи Констебла близки к этюдам с натуры, а этюды имеют самостоятельное значение, хотя многие из них пред­назначались для какой-то большой картины («Вид на Хайгет с Хэмпстедских холмов», около 1834). Передача мгновенного состо­яния природы придает каждому из них особую прелесть незавер­шенности и остроты. Сам художник писал о себе: «Возможно, жертвы, которые я приношу ради света и яркости, слишком велики, но ведь они главное в пейзаже». И далее: «Мое искусство никогда не пытается польстить имитацией, никого не ублажает гладкостью письма, никому не угождает скрупулезностью исполнения».

Дж. Констебл. Телега для сена. Лондон, Национальная галерея

Картины Констебла на парижских выставках 1824 и 1825 гг. явились подлинным откровением для французских романтиков. Делакруа писал в дневнике: «Констебл говорит, что превосходство зеленого цвета его полей достигается сочетанием множества зеле­ных красок различных оттенков... То, что он говорит здесь о зелени полей, приложимо ко всякому другому цвету». Красно-коричнева­тые и серебристые тона Констебла напоминают своей маэстрией венецианцев. Сочетая зеленое с белилами, он умел передать влаж­ность зелени, на которой как будто сверкают капли росы.

Констебл не получил истинного признания на родине. Первыми оценили его французские романтики, с которыми Констебла сбли­жала искренность в выражении чувств.

Типичным романтиком скорее можно назвать другого англий­ского пейзажиста —Джозефа Мэллорда Уильяма Тернера (1775— 1851), с его гигантскими красочными полотнами, полными свето­вых эффектов. В отличие от Констебла к Тернеру рано пришло признание. С одиннадцатилетнего возраста он стал выставлять свои акварели в цирюльне отца, копировать и раскрашивать эстампы, с пятнадцатилетнего — участвовать в ежегодных выставках Королев­ской Академии искусств. В 1802 г. он уже академик, в 1809 — профессор в академических классах. «Все ему далось сразу и навсегда»,—писал В. Н. Петров. Но это не совсем так. Хотя жизнь его и вправду полна загадок. Он нелюдим, странен, ведет жизнь отшельника, анахорета и в свои многочисленные путешествия часто уезжает тайно, внезапно. Последний раз он исчез из дома в 1851 г.

Ему было 76 лет. Родственники разыскали его в лондонском предместье под чужим именем, уже умирающим. Он был почти слеп, потому что, как говорят его биографы, подолгу сидел в потемках, чтобы «лучше увидеть солнечный закат на Темзе».

Биографические сведения о художнике скудны, зато наследие его огромно, более 21 000 произведений на исторические, мифоло­гические, жанровые сюжеты, но главное — пейзажи. Он тщательно изучал природу, но «ему были нужны лишь некоторые стороны видимой реальности, от которой могла бы отталкиваться его фан­тазия, создающая пейзаж, существующий только у Тернера». Сти­хией Тернера было море, насыщенный влагой воздух, движение туч, взлет парусов, бушующие природные силы, от феерических снеж­ных ураганов до яростных морских бурь («Кораблекрушение», 1805). Передача света и воздуха, фантастических световых эффектов, возникающих во влажной атмосфере, была главной его задачей, («Морозное утро», 1813). Не случайно он стал мастером акварели — техники, столь любимой английскими художниками (виды Вене­ции, швейцарские пейзажи). Его интересовали воздушная атмос­фера, мгновенные изменения в природе, то «impression» —впечат­ление от света и воздуха, поиск передачи которого через несколько десятков лет захватит целое поколение живописцев. Предметы в системе Тернера постепенно превращаются в красочное пятно и служат лишь материалом для колористически-декоративного по­строения. В этой «беспредметности» — основа тернеровского декоративизма. С 40-х годов в творчестве Тернера намечается внутрен­ний кризис, совершается определенный упадок: размягчение фор­мы, дисгармония цвета. Констебл говорил, что Тернер пишет «подкрашенным паром».