- Ухм... Я кое-что слышал об этом изобретении. Кажется, ему не удалось добиться успеха.
- Что же, возможно вы правы, но он специалист в этой области и может быть мне очень полезен.
- Понимаю. В таком случае письмо для вас будет приготовлено. Конечно, вы не должны упоминать о своих намерениях в связи с запретными зонами.
- Разумеется, ваше превосходительство. - Авардан встал. - Благодарю вас за любезность, и могу лишь выразить надежду, что Совет Старейших будет благосклонен к моим замыслам.
Секретарь появился сразу после ухода Авардана. На его губах застыла свойственная ему холодная злобная улыбка.
- Отлично, - проговорил он. - Вы держались отлично, ваша светлость.
Премьер-министр мрачно посмотрел на него.
- Зачем он хочет встретиться с Шектом?
- Вы удивлены? Не стоит. Все прекрасно согласуется. Вы заметили его холодность, когда вы отказали в его просьбе? Была ли это реакция ученого, переживающего, что нечто без всякой причины ускользает из его рук? Или же это была реакция человека, сыгравшего свою роль и довольного, что дело уже сделано?
И снова странное совпадение. Шварц убегает и пробирается в Чику. На следующий день здесь появляется Авардан, и после равнодушной болтовни о своей экспедиции, между прочим, упоминает, что направляется в Чику, чтобы встретиться с Шектом.
- Но почему он сказал об этом, Балкис? Это выглядит безрассудно.
- Потому, что вы прямолинейны. Представьте себя на его месте. Он считает, что мы ничего не подозреваем. В подобных случаях победу приносит искренность. Он отправляется на встречу с Шектом. Отлично! Он откровенно говорит об этом. Он даже просит письмо. Что может быть лучшей гарантией его честных и откровенных намерений? И это поднимает другой вопрос. Шварц мог обнаружить, что за ним следят. Но у него не было времени предупредить сообщников, иначе перед нами не разыгралась бы эта комедия.
Секретарь прищурил глаза, закончив плести свою словесную сеть.
- Трудно сказать, сколько времени пройдет, прежде чем отсутствие Шварца покажется им подозрительным, но, по крайней мере, Авардан за это время успеет встретиться с Шектом. Мы схватим их вместе, и они не смогут выкрутиться.
- Сколько у нас есть времени? - спросил премьер-министр.
Балкис задумчиво посмотрел на него.
- Пока точно ответить нельзя, а с тех пор как стало известно об измене Шекта, мы утроили скорость приготовлений, и все идет хорошо. Мы ждем лишь математические расчеты необходимых орбит. Несовершенство наших компьютеров задержит нас. Что же... Теперь это вопрос всего нескольких дней.
- Дней?! - Это было сказано тоном, в котором странно смешались торжество и ужас.
- Дней! - повторил секретарь. - Но помните, что всего одной бомбы за две секунды до нулевого времени будет достаточно, чтобы остановить нас. И даже после этого будет период от одного до шести месяцев, в течение которого возможен ответный удар. Так что мы еще не в полной безопасности.
Несколько дней! И начнется небывалая в истории Галактики битва, и Земля атакует всю Империю.
Руки премьер-министра слегка дрожали.
14. ВТОРАЯ ВСТРЕЧА
За два месяца, прошедшие со дня, когда Синапсайфер Шекта был испытан на Шварце, физик неузнаваемо изменился.
Он похудел, стал больше сутулиться, изменилось его поведение - он стал рассеянным, напуганным. Он замкнулся в себе, начал избегать даже ближайших сотрудников, которых сторонился столь явно, что это было заметно всем.
Лишь с дочерью Шект был откровенен, возможно потому, что и она как-то ушла в себя. Старалась быть незаметной на работе.
- Они следят за мной, - говорил он. - Я это чувствую. Я ни на минуту не могу оставаться один. Всегда кто-нибудь рядом. Они не хотят даже, чтобы я писал отчеты.
И Пола это чувствовала, но чтобы подбодрить отца, вновь и вновь повторяла:
- Но в чем они могут обвинить тебя? Даже если ты и провел эксперимент на Шварце, не такое уж страшное это преступление. Они бы просто вызвали тебя "на ковер" за это.
Однако он бормотал с бледным лицом:
- Они не разрешат мне жить. Приближаются мои Шестьдесят, и они не разрешат мне жить.
- После всего, что ты сделал? Чепуха!
- Я слишком много знаю, Пола, и они мне не верят.
- Слишком много знаешь о чем?
Он слишком устал и не мог больше нести эту тяжесть. И он рассказал ей. Сначала она не поверила ему, но потом, когда поняла, что все это правда, застыла, охваченная ужасом.
На следующий день Пола с другого конца города позвонила в посольство. Говоря через платок, она спросила доктора Бела Авардана.
Его не было. Они думали, что он может быть в Бонере, шесть тысяч миль отсюда, но не были уверены. Да, но он скоро должен вернуться в Чику, но когда - они сказать не могут. Может быть, она назовет свое имя? Они попытаются с ним связаться.
Тут Пола прервала связь и прижалась щекой к стеклянной стенке кабины, с радостью ощущая ее прохладу. Глаза ее были полны слез.
Дура, дура!
Он помог ей, а она так себя вела. Он подставил себя под нейрохлыст, чтобы защитить от чужака достоинство маленькой землянки, и чем она ему отплатила?!
Сто кредитов, отправленные ею на следующее после происшествия утро, вернулись назад. Она хотела использовать их, чтобы прийти и извиниться перед ним, но не решалась. И как бы она проникла в посольство, куда могли входить лишь чужаки?
Только он мог помочь ей теперь. Он, чужак, который мог разговаривать с землянином как с равным. Она никогда бы не догадалась, что он - чужак, не скажи он об этом. Он был такой сильный и уверенный в себе. Он должен знать, что делать. Он должен помочь, ибо на гибель обречена вся Галактика. У Полы промелькнула злорадная мысль о том, что чужаки заслужили такую участь своим пренебрежительным отношением к землянам. Но касалось ли это их всех? Женщин и детей, больных и стариков? Таких, как Авардан? Тех, которые никогда не слышали о Земле? И в конце концов все они были людьми. Столь страшная месть топила в море крови ту справедливость, которой служила Земля.
И вдруг, совершенно неожиданно, - звонок от Авардана. Шект покачал головой.
- Я не могу ему этого сказать.
- Ты должен, - жестко сказала Пола.
- Здесь? Это невозможно, это погубит нас обоих.
- Тогда прогони его. Я позабочусь обо всем. - Ее сердце бешено стучало. Конечно, причиной была лишь эта потребность спасти бесчисленные миллиарды человеческих жизней.
Бел Авардан поможет что-нибудь предпринять!
Авардан был в полном неведении относительно происходящего. Поведение Шекта он воспринял так, как оно выглядело (как ничем не спровоцированную грубость, что так свойственна землянам).
Авардан тщательно подбирал слова:
- Мне не хотелось бы обременять вас своим посещением, доктор, не будь я профессионально заинтересован в вашем Синапсайфере. И мне говорили, что в отличие от многих землян, вы не настроены враждебно к людям с других планет.
По-видимому, он сказал что-то не то, потому что доктора Шекта буквально передернуло от его слов.
- Кем бы ни был ваш информатор, он весьма ошибается, приписывая мне особое дружелюбие к подобным гостям. У меня нет симпатий и антипатий. Я - землянин...
Авардан стиснул зубы.
- Поймите, доктор Авардан, - послышался поспешный шепот, - мне очень жаль, что я выгляжу невежливым, но я действительно не могу...
- Я все понимаю, - холодно прервал археолог, хотя он не понимал абсолютно ничего. - Прощайте, сэр.
Шект слабо усмехнулся.
- Моя занятость...
- Я тоже очень занят, доктор Шект.
Он повернулся к двери, проклиная всех землян и невольно вспоминая некоторые пословицы, столь часто повторяемые его согражданами. Например такие: "Вежливость на Земле подобна сухости в океане", или "Землянин дает тебе что угодно, пока это не стоит ему ничего или меньше того".
Его рука уже пересекла фотоэлектрический луч, открывающий входную дверь, когда он услышал сзади чьи-то быстрые шаги и предостерегающий шепот. В его руке оказался лист бумаги. Повернувшись, он успел заметить лишь промелькнувшую фигуру в красном.
Только сев в нанятый им наземный автомобиль, Авардан развернул бумагу и прочитал:
"Сегодня в восемь часов вечера будьте у дома игр. Убедитесь, что за вами не следят".
Авардан нахмурился, раз пять перечитал записку и даже просмотрел ее на свет, как-будто ожидая увидеть невидимые слова. Невольно он оглянулся. Улица была пуста. Он сделал движение, чтобы выбросить бумагу в окно, но, поколебавшись, сунул ее в карман.
Несомненно, что если бы он вечером не сделал того, к чему призывала записка, все было бы кончено, и, возможно, нескольким триллионам людей не удалось бы избежать смерти. Но этого не случилось.
По дороге он раздумывал, была ли отправителем записки...
К восьми часам вечера его машина скользила среди длинного потока машин по извивающейся дороге, ведущий к дому игр. Лишь раз он спросил путь, и прохожий, с подозрением оглядев его (очевидно, ни один землянин никогда не был свободен от этой всеобъемлющей подозрительности), коротко ответил:
- Вам нужно просто следовать за другими машинами.
Похоже, действительно все машины направлялись в дом игр, потому что он увидел, что все они, одна за другой, исчезают в отверстии въезда на подземную стоянку. Вырвавшись из потока, он объехал дом игр и стал ждать, сам не зная чего.
Стройная девушка отделилась от толпы прохожих и нагнулась к окну его автомобиля. Он удивленно посмотрел на нее, но она одним движением открыла дверь и оказалась внутри салона.
- Извините, - проговорил он, - но...
- Тсс! - девушка пригнулась к сидению. - За вами следили?
- А должны были?
- Не смейтесь. Поезжайте прямо вперед. Свернете, когда я скажу... Чего вы ждете?
Он узнал голос. Капюшон соскользнул на плечи, открыв каштановые волосы. Темные глаза пристально смотрели на него.
- Будет лучше, если вы поедете, - мягко сказала она.
Он подчинился, и за следующие пятнадцать минут она ни сказала ему ничего, если не считать тихих указаний относительно направления движения.
Авардан украдкой взглянул на нее и с неожиданным удовольствием подумал, что она еще красивее, чем он ее помнил. Странно, что на этот раз он не чувствовал никакого негодования.