Армстронг вскочил. Его трясло от злости.
-- Я протестую... Это неслыханно! Клянусь, я дал ей совершенно обычную...
-- Доктор Армстронг! -- злой голосок судьи звучал повелительно. -- Ваше негодование вполне естественно. И тем не менее надо изучить все факты. Проще всего было дать снотворное миссис Роджерс вам или Роджерсу. Теперь разберемся с остальными. Какие возможности подсыпать яд были у меня, инспектора Блора, мисс Брент, мисс Клейторн или мистера Ломбарда? Можно ли коголибо из нас полностью освободить от подозрений? -- Помолчал и сказал: -- По-моему, нет.
-- Да я и близко к ней не подходила, -- вскинулась Вера.
-- Если память мне не изменяет, -- снова взял слово судья, -- дело обстояло так. Прошу поправить меня, если я в чем-нибудь ошибусь: Антони Марстон и мистер Ломбард подняли миссис Роджерс, перенесли ее на диван, и тут к ней подошел доктор Армстронг. Он послал Роджерса за коньяком. Поднялся спор, откуда шел голос. Все удалились в соседнюю комнату за исключением мисс Брент, она осталась наедине с миссис Роджерс, которая, напоминаю, была без сознания.
На щеках мисс Брент вспыхнули красные пятна. Спицы застыли в ее руках.
-- Это возмутительно! -- сказала она.
Безжалостный тихий голос продолжал:
-- Когда мы вернулись в комнату, вы, мисс Брент, склонились над миссис Роджерс.
-- Неужели обыкновенная жалость -- преступление? -- спросила Эмили Брент.
-- Я хочу установить факты, и только факты, -- продолжал судья. -- Затем в комнату вошел Роджерс -- он нес коньяк, в который он, конечно, мог подсыпать снотворное до того, как вошел. Миссис Роджерс дали коньяку, и вскоре после этого муж и доктор проводили ее в спальню, где Армстронг дал ей успокоительное.
-- Все так и было. Именно так, -- подтвердил Блор. -- А значит, от подозрений освобождаются: судья, мистер Ломбард, я и мисс Клейторн, -- трубным ликующим голосом сказал он.
Пригвоздив Блора к месту холодным взглядом, судья пробормотал:
-- Да ну? Ведь мы должны учитывать любую случайность.
-- Я вас не понимаю. -- Блор недоуменно уставился на судью.
-- Миссис Роджерс лежит у себя наверху в постели, -- сказал Уоргрейв. -- Успокоительное начинает действовать. Она в полузабытьи. А что если тут раздается стук в дверь, в комнату входит некто, приносит, ну, скажем, таблетку и говорит: "Доктор велел вам принять это". Неужели вы думаете, что она бы не приняла лекарство?
Наступило молчание. Блор шаркал ногами, хмурился. Филипп Ломбард сказал:
-- Все это досужие домыслы. Никто из нас еще часа два-три не выходил из столовой. Умер Марстон, поднялась суматоха.
-- К ней могли наведаться позже, -- сказал судья, -- когда все легли спать.
-- Но тогда в спальне уже наверняка был Роджерс, -- возразил Ломбард.
-- Нет, -- вмешался Армстронг. -- Роджерс был внизу -- убирал столовую, кухню. В этот промежуток кто угодно мог подняться в спальню миссис Роджерс совершенно незаметно.
-- Но ведь к тому времени, доктор, -- вставила мисс Брент, -- она должна была уже давно заснуть -- она приняла снотворное.
-- По всей вероятности, да. Но поручиться в этом я не могу. До тех пор, пока не пропишешь пациенту одно и то же лекарство несколько раз, не знаешь, как оно на него подействует. На некоторых успокоительное действует довольно медленно. Все дело в индивидуальной реакции пациента.
Ломбард сказал:
-- Что еще вам остается говорить, доктор? Вам это на руку, так ведь?
Армстронг побагровел. Но не успел ничего сказать, снова раздался бесстрастный недобрый голос судьи.
-- Взаимными обвинениями мы ничего не добьемся. Факты -- вот с чем мы должны считаться. Мы установили, что нечто подобное могло произойти. Я согласен, процент вероятности здесь невысок, хотя опять же и тут многое зависит от того, кем был этот "некто".
-- Ну и что это нам даст? -- спросил Блор.
Судья Уоргрейв потрогал верхнюю губу, вид у него был до того бесстрастный, что наводил на мысль: а подвластен ли он вообще человеческим чувствам.
-- Расследовав второе убийство, -- сказал он, -- мы установили, что ни один из нас не может быть полностью освобожден от подозрений. А теперь, -- продолжал он, -- займемся смертью генерала Макартура. Она произошла сегодня утром. Я прошу всякого, кто уверен, что у него или у нее есть алиби, по возможности кратко изложить обстоятельства дела. Я сам сразу же заявляю, что у меня алиби нет. Я провел все утро на площадке перед домом, размышлял о том невероятном положении, в котором мы очутились. Ушел я оттуда, только когда раздался гонг, но были, очевидно, какие-то периоды, когда меня никто не видел, -- и в это время я вполне мог спуститься к морю, убить генерала и вернуться на свое место. Никаких подтверждений, что я не покидал площадку, кроме моего слова, я представить не могу. В подобных обстоятельствах этого недостаточно. Необходимы доказательства.
Блор сказал:
-- Я все утро провел с мистером Ломбардом и мистером Армстронгом. Они подтвердят.
-- Вы ходили в дом за канатом, -- возразил Армстронг.
-- Ну и что? -- сказал Блор. -- Я тут же вернулся. Вы сами это знаете.
-- Вас долго не было, -- сказал Армстронг.
-- На что, черт побери, вы намекаете? -- Блор налился кровью.
-- Я сказал только, что вас долго не было, -- повторил Армстронг.
-- Его еще надо было найти. Попробуйте сами найти в чужом доме моток каната.
-- Пока мистера Блора не было, вы не отходили друг от друга? -- обратился судья к Ломбарду и Армстронгу.
-- Разумеется, -- подтвердил Армстронг. -- То есть Ломбард отходил на несколько минут. А я оставался на месте.
Ломбард улыбнулся:
-- Я хотел проверить, можно ли отсюда дать сигналы на сушу при помощи гелиографа. Пошел выбирать место, отсутствовал минуты две.
-- Это правда. -- Армстронг кивнул. -- Для убийства явно недостаточно.
-- Кто-нибудь из вас смотрел на часы? -- спросил судья.
-- Н-нет.
-- Я вышел из дому без часов, -- сказал Ломбард.
-- Минуты две -- выражение весьма неточное, -- ядовито заметил судья и повернул голову к прямой, как палка, старой деве, не отрывавшейся от вязанья.
-- А вы, мисс Брент?
-- Мы с мисс Клейторн взобрались на вершину горы. После этого я сидела на площадке, грелась на солнце.
-- Что-то я вас там не видел, -- сказал судья.
-- Вы не могли меня видеть. Я сидела за углом дома, с восточной стороны: там нет ветра.
-- Вплоть до ленча?
-- Мисс Клейторн?
-- Утро я провела с мисс Брент, -- последовал четкий ответ. -- Потом немного побродила по острову. Потом спустилась к морю, поговорила с генералом Макартуром.
-- В котором часу это было? -- прервал ее судья.
На этот раз Вера ответила не слишком уверенно:
-- Не знаю, -- сказала она, -- за час до ленча, а может быть, и позже.
Блор спросил:
-- Это было до того, как мы разговаривали с генералом или позже?
-- Не знаю, -- сказала Вера. -- Он был какой-то странный, -- она передернулась.
-- А в чем заключалась его странность? -- осведомился судья.
-- Он сказал, что все мы умрем, потом сказал, что ждет конца. Он меня напугал... -- понизив голос, сказала Вера.
Судья кивнул.
-- А потом что вы делали? -- спросил он.
-- Вернулась в дом. Затем, перед ленчем, снова вышла, поднялась на гору. Я весь день не могла найти себе места.
Судья Уоргрейв потрогал подбородок.
-- Остается еще Роджерс, -- сказал он. -- Но я не думаю, что его показания что-либо добавят к имеющимся у нас сведениям.
Роджерс, представ перед судилищем, ничего особенного не сообщил. Все утро он занимался хозяйственными делами, потом готовил ленч. Перед ленчем подал коктейли, затем поднялся наверх -- перенести свои вещи с чердака в другую комнату. Он не выглядывал в окно и не видел ничего, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к смерти генерала Макартура. Он твердо уверен, что, когда накрывал на стол перед ленчем, там стояло восемь негритят.
Роджерс замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Судья Уоргрейв откашлялся. Ломбард прошептал на ухо Вере: "Теперь он произнесет заключительную речь".
-- Мы постарались как можно лучше расследовать обстоятельства этих трех смертей, -- начал судья. -- И если в некоторых случаях отдельные лица не могли (по всей вероятности) совершить убийство, все же ни одного человека нельзя считать полностью оправданным и свободным от подозрений. Повторяю, я твердо уверен, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один -- опасный преступник, а скорее всего еще и маньяк. Кто этот человек, мы не знаем. Нам надо решить, какие меры предпринять, чтобы связаться с сушей на предмет помощи, а в случае, если помощь задержится (что более чем вероятно при такой погоде), какие меры предпринять, чтобы обеспечить нашу безопасность - - сейчас нам больше ничего не остается.
Я попрошу каждого подумать и сообщить мне, какой выход из создавшегося положения он видит. Предупреждаю, чтобы все были начеку. До сих пор убийце было легко выполнить свою задачу -- его жертвы ни о чем не подозревали. Отныне наша задача -- подозревать всех и каждого. Осторожность -- лучшее оружие. Не рискуйте и будьте бдительны. Вот все, что я вам хотел сказать.
-- Суд удаляется на совещание, -- еле слышно пробормотал Ломбард.
Глава десятая
-- И вы ему поверили? -- спросила Вера.
Вера и Филипп Ломбард сидели на подоконнике в гостиной. За окном хлестал дождь, ветер с ревом бился в стекла. Филипп наклонил голову к плечу и сказал:
-- Вы хотите спросить, верю ли я старику Уоргрейву, что убийца -- один из нас?
-- Да.
-- Трудно сказать. Если рассуждать логически, он, конечно, прав, и все же...
-- И все же, -- подхватила Вера, -- это совершенно невероятно.
Ломбард скорчил гримасу.
-- Здесь все совершенно невероятно. Однако после смерти Макартура ни о несчастных случаях, ни о самоубийствах не может быть и речи. Несомненно одно: это убийство. Вернее, три убийства.