Газетный стиль обнаруживает себя и в области словообразования. Здесь
можно отметить, по-видимому, большую, чем в других стилях, активность некоторых
суффиксов иноязычного происхождения (-изм; -ция, -ация, -изация: терроризм,
индустрия, продукция, организация, операция, глобализация).
Другой основной стилевой чертой публицистической речи, связанной с
экспрессивностью, является наличие стандарта.
Следует учитывать, что газета (отчасти и другие виды публицистики) отличается
существенным своеобразием условий языкового творчества: она создается в
кратчайшие сроки, порой не дающие возможности довести до идеала обработку
языкового материала. В то же время она создается не одним лицом, а множеством
корреспондентов, которые готовят свои материалы часто в отрыве один от
другого.
Основной стилистический принцип публицистики В.Г. Костомаров определяет как
единство, сопряжение экспрессии и стандарта, составляющее специфику газетной
речи. Конечно, в известном смысле сопряжение экспрессии и стандарта (в тех
или иных "дозах") свойственно всякой речи вообще. Однако важно, что именно в
газетной публицистике, в отличие от других речевых разновидностей, это
единство становится стилистическим принципом организации высказывания. В этом
главный смысл и, несомненно, ценность концепции В.Г. Костомарова. Между тем,
приоритет в этом единстве имеет все же первый компонент.
На стилистику публицистической, прежде всего газетной, речи сильное влияние
оказывает массовый характер коммуникации. Газета - одно из наиболее
типичных средств массовой информации и пропаганды. Здесь массовым оказывается и
адресат, и автор. Собственно, газета и конкретный корреспондент выступают не от
имени какого-то одного лица или узкой группы лиц, но, как правило, выражают
позицию миллионов единомышленников. В связи с этим одной из характерных
стилистических черт публицистической, особенно газетной, речи является
своеобразная собирательность, находящая свое выражение в особенностях значений
и функционировании языковых единиц. Собирательность как лингвистический
признак газетного стиля находит воплощение и в своеобразии категории лица
(использование 1-го и 3-го лица в обобщенном значении), и в сравнительно
повышенной частотности местоимений мы, вы, наш, ваш и в особенностях их
употребления.
Другая сторона указанного выше стилеобразующего единства - информационная
функция - воплощается в таких особенностях публицистического стиля, которые
связаны с проявлением интеллектуальности речи. Такими стилевыми чертами
являются:
1) документализм, проявляющийся в объективности и проверенной фактологичности
изложения, что в терминах стилистики можно определить как подчеркнутую
документально-фактологическую точность выражения; документально-
фактологическая точность проявляется в терминированности речи, ограниченности
метафоризации терминов (кроме общепринятой), широком употреблении
профессионализмов;
2) сдержанность, официальность, подчеркивающие значимость фактов, информации;
эти черты реализуются в именном характере речи, своеобразии фразеологии
(клише) и т. д.;
3) известная обобщенность, абстрагированность и понятийность изложения как
итог аналитичности и фактографичное (нередко в единстве с образной
конкретностью выражения).
Такова сложная стилевая структура газетной речи.
Напомним, что публицистический стиль находится как бы на пересечении научного
и художественного. Во всяком случае, он, действительно, использует приемы и
средства этих стилей (как и официально-делового) и оказывается областью живых
межстилевых взаимодействий, что приводит к усложнению его структуры. Однако
средства других стилей имеют в газете свою особую функцию, и потому известная
многостильность языковых единиц не приводит к эклектичности стиля и
разрушению его единства.
Заметим, что многообразие стилистических черт и средств неодинаково
представлено в различных жанрах газеты. Одни (передовые, теоретические,
постановочные, научно-популярные статьи, обозрения, рецензии, интервью и т.
д.) тяготеют к аналитико-обобщенному изложению и к характеру речи и стиля,
близкому к научному, но с непременным публицистическим, экспрессивно
воздействующим и ярко оценочным моментом, другие (очерки, зарисовки,
памфлеты, фельетоны) близки по стилю к художественным, однако также насквозь
публицистичны.
«Русский словарь языкового расширения» представляет собой уникальное издание, не имеющее аналогов, – результат 40-летнего кропотливого труда современного отечественного писателя Александра Исаевича Солженицына по «сбережению» лексического потенциала русского языка.
«Лучший способ обогащения языка – это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств», – пишет в «Объяснении» к Словарю его автор-составитель А.И. Солженицын. Современная устная и письменная речь заметно оскудевает, становится бедной и невыразительной, и при этом мы неоправданно отказываемся от ещё жизнеспособных полнокровных слов, которым грозит преждевременное отмирание.
По словам самого составителя, «не претендующего ни на какую научность отбора», «словарь составлен не по привычным нормам» и «имеет цель скорее художественную». «Я опирался на личное языковое чутьё, примеряя, какие слова ещё не утеряли своей доли в языке или даже обещают гибкое применение».
«Русский словарь языкового расширения» предназначен для филологов, преподавателей, писателей, студентов, для всех, кому приходится иметь дело с письменной или устной русской литературной речью.
О "Словаре языкового расширения" А. И. Солженицына
А. И. Солженицын переиздал свой "Русский словарь языкового расширения" (М.: Русский путь, 2000). Книга представляет собой выписки из словаря В. И. Даля. Причем выписки эти делались целых полстолетия: "С 1947 года много лет… я почти ежедневно занимался обработкой далевского словаря… Для этого я сперва читал подряд все четыре тома Даля, очень внимчиво…". К сожалению, В. И. Даль, знаменитый своим словотворчеством, значительную часть слов, приглянувшихся А. И. Солженицыну, просто выдумал. А. И. Солженицын к неологизмам В. И. Даля добавил множество слов собственного "словопроизводства", а также всевозможные неологизмы из произведений В. Астафьева, В. Белова, С. Есенина, С. Клычкова, Ф. Крюкова, Д. Мамина-Сибиряка, П. Мельникова-Печерского, А. Писемского, В. Распутина, Г. Успенского и некоторых других "родных" ему писателей.
К сожалению, эту книгу нельзя назвать не только собранием неологизмов или устаревших слов, но и вообще признать словарем, поскольку здесь нет никаких принципов упорядоченности слов. Автор даже настаивает, что сам же отказался от алфавитного расположения слов, и поэтому пытаться искать какое-то конкретное слово в данной книге невозможно: "словарь предназначен не для розыска по алфавиту, не для справок, а для чтения, местами подряд, или для случайного заглядывания. Нужное слово может быть найдено не строго на месте, а с небольшим сдвигом". Вот пример алфавитной упорядоченности "словарных статей" в этой книге: барабать; не барабай; чужое барабит; нести барабору; барабошить; барабошь; взбарахтаться; насилу выбаратался; набарахтался; разбарахтался; сбарахтал; убарахтался; с бухты барахты; баристый т. д. У половины слов вообще отсутствуют определения значений. Автор приводит просто списком эдакие "столбики" непонятных слов. Так, например, подряд в шестидесяти трех словарных статьях (от слова многобедственный до слова многочтимый) есть только два определения значения! При этом слова областные, устаревшие, церковнославянизмы включались автором в книгу безо всяких стилистических указаний. И это сделано умышленно: "я находил областное, старинное или церковное – я и включал его, часто без ограничительной ссылки". Нет здесь и какого-либо грамматического матерала. Кроме самих слов в этих "словарных статьях" вообще ничего нет! Для словаря маргиналий – это немыслимо. Любой словарь состоит из упорядоченно росположенных слов, определений их значений, грамматического материала и иллюстраций. Как видим, здесь вообще нет никаких признаков словаря.