«Кругом обман, посему будь начеку, но не показывай своего недоверия, дабы не вызвать недоверия к себе, оно опасно, ибо, порождая вражду, побудит к мести и возбудит такое зло, какое тебе и не снилось... не подавай виду, что не веришь, — это невежливо, даже оскорбительно: ты тогда даешь понять собеседнику, что либо он обманывает, либо сам обманут. А главное даже не в этом, а в том, что недоверие — признак лживости. И не забывай, что обманывают не только словами, а и делами, и этот обман еще вредней».
Второе качество, необходимое в нашей жизни, по мнению Грасиана, — скрытность. Без него человек становится беззащитным, ибо алчные и бесчестные люди всегда смогут извлечь пользу из открытого человека:
«Страсти — окна духа. Мудрость житейская требует скрытности: кто играет в открытую, рискует проиграться. Сдержанность таящегося вступает в поединок с зоркостью проницательного: против глаз рыси темная струя каракатицы. Пусть не знают, чего ты хочешь, не то помешают, одни — противодействием, другие — угодливостью».
Надо отметить, что принципы жизненных интриг, пожалуй, впервые в европейской литературе с такой четкостью сформулированные Грасианом, были хорошо известны на Востоке. Как пишет А. Игнатенко, они входили в книги наставлений властителям арабских стран.
Например, Ибн-аль-Азрак в своем сочинении приводит рассказ о том, как халиф Абд-аль-Малик Ибн-Мар-Ван нашел камень с выбитой на нем древнееврейской надписью. По его повелению мудрецы растолковали ему послание из глубины веков. «Поскольку предательство в природе человека, то доверять кому бы то ни было — слабость», — было написано на нем.
Другой арабский писатель, Ибн-ад-Дая, писал в своих «Греческих заветах»: «Остерегайся людей больше, чем надейся на них, берегись их больше, чем доверяй им».
Пророк Мухаммед писал: «Прибегайте к сохранению тайны, если хотите исполнения ваших нужд. Ведь завидуют всякому, обладающему каким-то благом».
В старинной арабской рукописи, которая хранится в Парижской библиотеке и авторство которой без достаточных оснований приписывают известному мудрецу Востока Аль-Маварди, говорится: «Нет ничего более успешного в осуществлении хитростей и более способствующего использованию удобных случаев, чем сохранение тайны».
Вернемся, однако, к «Карманному оракулу» Бальтасара Грасиана. Третье качество — умение разбираться в людях, которое является полуискусством- полунаукой, которую следует осваивать всю жизнь, если не хочешь оказаться в дураках. К настоящему времени написаны сотни книг по практической психологии, созданы тысячи тестов, позволяющих определить особенности личности человека, но для большинства людей чужая психика остается тайной за семью печатями. В школах нам преподают множество ненужных наук, заставляют зубрить геометрию, химию, географию и астрономию, вместе с тем выпуская в жизнь беззащитными против искусного обмана.
Во времена Бальтасара Грасиана психология еще не существовала как наука, но мудрый иезуит уже тогда советовал своим читателям больше времени уделять изучению людей, а не вещей:
«Не обманывайся в людях, — советует Бальтасар Грасиан. — Этот род заблуждения самый опасный и самый обычный. Лучше обмануться в цене, чем в товаре, а уж тут-то особенно важно видеть насквозь. Понимать жизнь и разбираться в людях — далеко не одно и то же.
Великая премудрость — постигать характеры и улавливать настроения. Людей столь же необходимо изучать, как книги».
Ну и, наконец, четвертое, но отнюдь не последнее в плане профилактики обмана, как сказали бы сегодня психологи, соответствующее ролевое поведение:
«Не слыви человеком с хитрецой — хоть ныне без нее не проживешь. Слыви лучше осторожным, нежели хитрым. Искренность всем приятна, хотя каждому угодна вчуже. Будь с виду простодушен, но не простоват, проницателен, но не хитер. Лучше, чтоб тебя почитали как человека благоразумного, нежели опасались как двуличного. Искренних любят, но обманывают. Величайшая хитрость — скрывать хитрость, ибо ее приравнивают к лживости. В золотом веке царило прямодушие, в нашем, железном, — криводушие. Слава рассудительного почтенна и внушает доверие, слава хитреца сомнительна и порождает опасения».
Плохо быть обманутым, но не менее тяжело всюду видеть обман, ожидать его, быть постоянно настороже. Такое состояние, если оно длится постоянно, способно нарушить нервную систему любого человека. Примером такого существования, проходившего в вечном ожидании предательства и измены, может служить жизнь русского царя Ивана Васильевича, за свою патологическую жестокость названного современниками «Грозным».
Историк В. Ключевский — один из лучших знатоков и описателей характеров русских царей, которого по праву зовут «российским Плутархом», дал блестящий психологический анализ духовной эволюции Ивана Васильевича с детства до конца его жуткого правления. Он пишет:
«Как все люди, выросшие среди чужих, без отцовского призора и материнского привета, Иван рано усвоил себе привычку ходить оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с летами превратилась в глубокое недоверие к людям».
Как отмечает Ключевский, этому во многом способствовала атмосфера лицемерия и двуличия, которой была пропитана жизнь Кремля. Впоследствии в письмах к князю Курбскому сам Иван Васильевич писал, что его плохо кормили и одевали, а бояре стесняли во всем, не давая воли, вспоминая о его царском происхождении только в дни торжественньк праздников. В такие моменты отношение к молодому царю резко менялось: его приближенные, еще вчера пренебрегавшие юным государем, на людях изъявляли ему притворную почтительность и покорность. Конечно же, такое двуличие оставляло сильный след в душе будущего правителя России, заставляя его сомневаться в искренности людей. Ключевский пишет, что «его ласкали как государя и обижали как ребенка. Но в обстановке, в какой шло его детство, он не всегда мог тотчас и прямо обнаружить чувство досады и злости, сорвать сердце. Эта необходимость сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы питала в нем раздражительность и затаенное молчаливое озлобление против людей, злость со стиснутыми зубами... Вечно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которою, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставило его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его ожиданием».
Однако парадокс заключается в том, что человек не может жить, окруженный только врагами, и для отдохновения своей измученной вечным ожиданием зла души он должен придумывать себе «друзей», на которых может положиться. Конечно же, возле любого, хоть и трижды подозрительного диктатора всегда находились люди, готовые представить властителю доказательства своей безмерной преданности. И такие придворные становились любимчиками, для которых крайняя подозрительность к остальным людям оборачивалась такой же глубокой доверчивостью и благорасположением. Такими приближенными для Ивана Грозного были Сильвестр, Адашев, а потом и Малюта Скуратов.
Василий Ключевский пишет: «В каждом встречном он прежде всего видел врага. Всего труднее было приобрести его доверие. Для этого таким людям надобно ежеминутно давать чувствовать, что их любят и уважают, всецело им преданны, и кому удавалось уверить в этом царя Ивана, тот пользовался его доверием до излишества».Вывод из этого исторического примера в общем-то достаточно банален: обмануть можно любого, даже самого недоверчивого и подозрительного человека, если дать ему то, чего ему отчаянно не хватает. А не хватает подозрительным людям чувства доверия и ощущения безопасности. Таким образом, предоставляя диктаторам доказательства своей исключительной преданности, как рыбы-прилипалы возле беспощадных акул, прекрасно существовали при Сталине — Берия, при Грозном — Скуратов, при батьке Махно — палач Кийко.
Психологический механизм такого удивительного сочетания крайней подозрительности с поразительной доверчивостью основан на «законе маятника», который является универсальным принципом функционирования физиологических систем человека. Если мы рассмотрим строение мозга человека, то обнаружим там парные ядра, управляющие взаимно противоположными процессами. Например, в продолговатом мозгу есть центр вдоха и центр выдоха, в промежуточном — центры голода и насыщения, повышения и понижения температуры. Есть там центры «ада» и «рая», возбуждение которых приводит к ощущению внеземного блаженства или же вызывает столь сильную депрессию, при которой «хоть в петлю лезь»... Длительное раздражение одного такого центра автоматически вызывает повышение тонуса его антагониста. Поэтому после вдоха неизбежно следует выдох, охлаждение тела закономерно включает механизмы «самоподогрева», а экстаз небывалого счастья впоследствии оборачивается приступами отвратительного настроения. Особенно явно это проявляется при непосредственном раздражении таких центров (у наркоманов, например), хотя в более ослабленном виде с таким явлением сталкивался любой рядовой потребитель спиртных напитков, наблюдавший неизбежную смену эйфории при алкогольном опьянении неприятными ощущениями, обычно сопровождающими похмельный синдром.
При этом каждый может подтвердить, что чем лучше было настроение накануне, тем хуже оно будет на следующее утро.