Начальникгоспитальной администрации, которому была послана бумага, пожаловался князю Горчакову. «Вследствие этой жалобы,— пишет Николай Иванович — мы дров не получили, но я за то получил резкий выговор сперва от Горчакова, а позднее — от самого государя».
Государь — Александр II — тоже, как и начальники-формалисты, хотел, чтобы всё было внешне благополучно. «Сегодня сюда ожидают государя, — писал Николай Иванович из Симферополя 28 октября ст. стиля, — и всё в ужасном движении; по улицам скачут и бегают; фонари зажигаются, караульные расставляются; неизвестно, сколько времени он здесь пробудет, куда отсюда поедет. Горчаков уже здесь. Все мои представления о госпиталях и т. п., которые до сих пор не были исполнены и лежали в главной квартире, вдруг явились сюда на сцену, по крайней мере, на бумаге... посмотрим, что дальше будет».
Царь приехал, обошёл в сопровождении генерал-штаб-докторов некоторые госпитали. Туда, где был Пирогов со своей общиной, Александра Николаевича не повели. Всё обошлось благополучно — к удовольствию Горчакова и его помощников. «Государь хотелостаться всем довольным, — сообщал Пирогов жене,— и остался, хотя многое не так хорошо, как кажется... Больные зябнут жестоко в бараках и госпитальных шатрах... вывоз делается с каждым днём труднее; а беспрестанно отписываюсь с главнокомандующим; и на бумаге всё идёт как нельзя лучше, но не на деле».
Позор родины ничему не научил царских генералов. Продолжалась прежняя неразбериха, усилилось воровство, яростнее стали атаки интендантских и госпитальных мародёров на Пирогова, его врачей и сестёр. Когда Николай Иванович требовал упорядочения госпитальной администрации, начальство сообщало царю, что Пирогов мешает вести военные операции, что он хочет быть главнокомандующим.
Пирогов не стремился к управлению военными операциями, но армейская масса любила его и верила в него. Заботы Николая Ивановича о больных и раненых, его беззаветная преданность своему делу, самоотверженный труд; видимое даже неопытному глазу исключительное мастерство у операционного стола окружили его имя легендами.
Любопытный эпизод передал свидетель хирургической деятельности Пирогова в Крыму в рассказе «Несколько случаев из жизни защитников Севастополя». Рассказ был напечатан в газете «Русский инвалид» № 115 за 1855 год. Пирогов отрезал стрелку Одесского егерского полка Арефию Алексееву разможжённую» неприятельским ядром ногу. Стрелокперенес операцию, как герой. Когда оставшийся отрубок был перевязан, Алексеев вынул из своей тряпицы два рубля и, подав один из них Николаю Ивановичу, сказал:
— Хорошо вы, ваше благородие, отрезали мне ногу; возьмите себе половину добра моего; дай вам бог здоровья.
Окружающие рассмеялись, а Пирогов объяснил больному, что ему за работу платы от оперированных не полагается. Алексеев сконфузился, но тотчас оправился и попросил водки. Николай Иванович велел подать ему чарку. Выпив, раненый стрелок снова обратился к Пирогову:
— Велите уже дать по чарке и товарищам моим. Хорошо подобрали и славно несли до самого перевязочного пункта.
Грохот пушек затихал, усиливался скрип дипломатических перьев. Дело подходило к развязке. Героизм русских солдат внушил противнику уважение к храбрости и стойкости нашей армии. Неприятель убедился, что ему не удастся осуществить свои завоевательные кланы и что дальнейшие жертвы его будут напрасны,
Император Александр ІІ усердно замаливал в церквах ужасные грехи, совершённые в царствование его "незабвенного родителя». Это, однако, не облегчало положения правительства. Дела на внутреннем фронте требовали скорейшего заключения мира с врагом внешним. Западноевропейская коалиция также Стремилась к миру.
Госпитали постепенно разгружались. Ни-колай Иванович мог уехать из Крыма. Расставаясь со своими сотрудниками, он воздал, должное сёстрам общины. В официальных отчётах, в журнальных статьях, в «Историческом обзоре» деятельности сестер, в личных беседах он выдвигал на первый план огромную пользу для армии женского ухода за ранеными воинами на фронте.
Всегда подчёркивая высокие нравственные качества женщин нашей страны, Пирогов заявлял, что поведение сестёр милосердия на театре войны, вопреки предсказаниям придворных циников, было примерным и достойным уважения. Их обращение со страждущими было самое задушевное. Весь строй их жизни, вся их деятельность были, в полном смысле слова, благородными.
После войны Пирогов напечатал этот «Исторический обзор» за границей. Он хотел выявить перед всем миром великие достоинства наших женщин, показать, как они горячо любят родину, как жертвуют здоровьем и жизнью для армии. «Мы не должны,— писал Пирогов, — дозволить никому переделывать историческую истину. Мы должны истребовать пальму первенства в деле столь благословенном и благотворном и ныне всеми принятом».
Великий учёный и патриот был горячим сторонником освобождения женщин от гнёта феодально-крепостнического строя. В работе женщин на пользу больных и раненых воинов Николай Иванович видел первый шаг к уравнению их с мужчинами. Отстаивая в правящих кругах полноправие, он говорил, что настоящим образом понял значение женской работы во время Крымской кампании. Там Пирогов, по его словам, мог ежедневно убеждаться, присматриваясь к «обдуманным суждениям и аккуратным действиям» сестёр, что «мужчины не умеют ни достаточно ценить, ни разумно употреблять природный такт и чувствительность женщин».
«Они должны занять место в обществе, более отвечающее их человеческому достоинству и их умственным способностям,—заявлял знаменитый учёный. — Женщина, если получит надлежащее образование и воспитание, может так же хорошо усвоить себе научную, художественную и общественную культурность, как и мужчина. До сей поры мы совершенно игнорировали чудные дарования наших женщин».
Сёстры милосердия, по утверждению Пирогова, «не только уходом за ранеными, но ив управлении многих общественных учреждений доказали, что женщины более одарены способностями, чем мужчины». Отстаивание Николаем Ивановичем прав женщины в то время вызывало восхищение многих замечательных русских писателей. Н. С. Лесков причислял Пирогова за его настойчивую пропаганду равноправия женщин к тем немногим праведникам, ради которых, согласно легенде, прощаются грехи целых областей.
Николай Иванович придавал периоду 1854— 1855 годов в жизни страны огромное значение. «Не без чувства гордости вспоминаешь прожитое—писал он, в 1865 году. — Мы взаправду имеем право гордиться, что стойко выдержали Крымскую войну; её нельзя сравнивать ни с какою другою».
Глава пятая
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
В начале декабря 1855 года Пирогов вернулся в Петербург и вскоре закончил последние препараты для «Ледяной анатомии». Многолетний исследовательский учёный труд был завершён. Можно было приступить к дальнейшей научной работе. Но из Медико-хирургической академии Николай Иванович ушёл.
Много раз в печати появлялись упрёки по адресу Пирогова в том, что он оставил научно-преподавательскую деятельность. Объясняли его уход различно, между прочим — утратой интереса к науке. Но это совершенно неверно.
Деятельность Пирогова в Крыму открыла новую эпоху в истории военно-медицинского дела. Осуществляя на фронте свои идеи в области военно-полевой хирургии, он хотел передать свой опыт всем, кому приходится иметь дело с больным и раненым воином. Надо было привести в порядок собранный в Крыму материал, согласовать мысли, возникшие в последнюю войну, с впечатлениями, вынесенными из кавказской поездки 1847 года, обработать всё это с учётом отдельных сообщений других деятелей военной медицины, дать сравнительно-исторический обзор мероприятий по организации медицинской помощи на полях сражений.
Труд предстоял огромный. Для осуществления его не было надобности производить экспериментальные исследования в анатомическом институте, не требовались также Дальнейшие наблюдения у постели больного. Но было необходимо душевное спокойствие.
Кроме возможности служить родине облегчением участи её защитников, Николая Ивановича, как он говорил, радовало в Крыму отсутствие «удручающих жизнь, ум и сердце чиновничьих лиц, с которыми по воле и по неволе встречался ежедневно в Петербурге». Больше всего приходилось сталкиваться с этими лицами в Медико-хирургической академии. Хотелось уйти от них подальше. «Понятно, — говорил С. П. Боткин в юбилейной речи о Пирогове, — что пребывание Николая Ивановича в Севастополе, Симферополе хотя и дало ему право встать рядом с нашими народными героями, но значительно увеличило число его непримиримых врагов и между людьми, власть имеющими, Николай Иванович, повидимому, сознавал, что продолжать службу в ведомстве военного министерства ему было неудобно».
Кафедру Пирогова в академии занял его ассистент, профессор П. Ю Неммерт. но он ни в каком отношении не мог заменить своею великого предшественника и учителя.
В литературе неоднократно возникал вопрос о школе Пирогова. В точном смысле слова такой школы и не было. Сам Николай Иванович мог в «Дневнике старого врача» упомянуть в качестве своего ученика лишь одного деятеля русской медицинской науки — известного киевского профессора В. А. Караваева. Но и этого он мог назвать только потому, что Караваев, который, кстати сказать, былсверстником Пирогова, приехал в Юрьев в последние годы профессуры там Николая Ивановича и писал докторскую диссертацию на предложенную им тему.