К киевскому периоду педагогической деятельности Пирогова относится знаменитаясерия статей о нем Н. А. Добролюбова. Расценивая воспитательные идея гениального хирурга так же положительно, как их расценивал Н. Г. Чернышевский, великий критик в то же время отмечал непоследовательность Пирогова как административного деятеля. Но об этом у многих составилось неправильное представление, которое встречается иногда и теперь. В этой книге не представляется возможным подробно рассмотреть вопрос о столкновении гениального критика-революционера с Пироговым. Вкратце дело обстояло так.
В одесском округе попечитель Пирогов отменил телесные наказания учащихся, доказывая вред этой меры в педагогическом отношении и нецелесообразность ее в отношении административном. Вместо розог он ввел товарищеские суды учащихся.
В Киеве Пирогов также пытался циркулярами и статьями уничтожить телесные наказания, но встретил сильное противодействие со стороны местных педагогов. Многие из них уже отказались от иллюзии медового месяца русских свобод. К тому же они учуяли, что «наверху» Пироговым недовольны. Директора гимназий говорили, что учителя не могут войти в класс, если у них будет отнято такое верное устрашающее средство, как розги. «Не важно даже, чтобы ученик был наказан, — говорили они, — важно, чтобы он знал, что может быть наказан».
Николай Иванович забыл, что, принимая должность попечителя, он ставил свои условия и обещал «не перерождаться», забыл, как он заявлял попечителю Медико-хирургической академии, что Считает недостойным уступать требованиям большинства, если эти требования идут в разрез с его убеждениями. Неуступчивый и резкий в вопросах науки и личной жизни, Пирогов оказался покладистым в делах общественных и, уступая натиску реакционных чиновников-педагогов, утвердил предлагаемые ими правила о проступках и наказании учеников. В этих правилах были и такие меры, как наказание розгами. Однако самые правила попечитель отредактировал так, что фактически телесные наказания в школе отменялись. Чтобы высечь ребенка, учитель должен был преодолеть столько формальных препятствий, что не только терялся всякий смысл этой меры, но часто не удавалось и применить ее. Но признание знаменитым ученым самого принципа телесных наказаний вызвало возмущение в радикальных кругах общества и нападки на Пирогова в печати. Резче всех напал на него Н. А. Добролюбов. Вместе с тем он ясно и определенно писал, что выступает против Пирогова только потому, что авторитет великого ученого и популярного попечителя, оставляющего в школьной системе розгу, хотя бы условно, узаконяет меру реакционную и вредную для дела воспитания. При всей резкости своих статей Добролюбов выгораживает Пирогова из круга киевских педагогов, против которых, собственно, и направлена его статья. Он подчеркивает, что Пирогов действует гласно, а большинство педагогов — сторонники сечения —прячутся за него.
Статьи Добролюбова и его сатирическое стихотворение о киевских розгах вызвалиСильный шум в либеральной печати, Старавшейся под видом защиты Пирогова облить помоями «мальчишек», позволяющих себе учить старших и перестраивать жизнь.
Пирогов напечатал в киевских «циркулярах» «Отчет о следствиях введения правил...», где заявляет, что правила «были не поняты, искажены и представлены в превратном виде». С обычной своей прямотой, не прячась за директоров и педагогов, Пирогов берет вину на себя и откровенно говорит об умеренности своих общественно-политических взглядов, о своем подчинении - существующему строю.
Проводы Николая Ивановича после увольнения его с поста киевского попечителя превратились во всероссийский триумф популярного учёного и педагога. В то же время устроенные в честь Пирогова банкеты носили характер всеобщего протеста против ясно наметившегося в период реформ поворота правительства к политике реакции.
Прощаясь с профессорами университета и учителями округа, Николай Иванович, между прочим, сказал:
Если мы верно служили идее, которая, по нашему твердому убеждению, вела нас к истине путём жизни, науки и школы, то будем надеяться, что и поток времени не унесёт её вместе с нами.
При прощании со студентами Киевского университета Пирогов говорил:
Я принадлежу к. тем счастливым людям, которые хорошо помнят свою молодость... Кто не забыл своей молодости и изучал чужую, тот не мог не различить и в её увлечениях 100
стремлений высоких и благородных, не мог не открыть и в её порывах явлений той грозной борьбы, которую суждено вести человеческому духу за дорогое ему устремление к истине и совершенству.
Вы, думаю, уверились, что для меня все студенты были равны без различия национальностей. Но, не различая ваших национальностей перед лицом науки, я никогда не мечтал о слитии вас в одно целое, избегал раздражать самолюбие и навязывать вам такие убеждения, которых у нас не могло быть, потому что гнушался притворством и двуличием...
В речи при прощании с киевским обществом Пирогов сделал ряд намёков на общеполитическое положение страны и на условия своей административно-педагогической деятельности.
Позднею весною, после продолжительной и суровой зимы, я буду орать и засевать мои поля, запущенные, засорённые плевелами и с закопавшейся вблизи саранчёю... Быв попечителем, я также орал и засевал моё поле позднею весною, едва оттаявшее. На нём была ещё ледяная кора. В нём была закопавшаяся саранча. Труд не был свободный...
В речи при прощании с еврейским обществом Пирогов говорил, что сочувствие еврейскому народу — вовсе не заслуга его.
Это лежит в моей натуре. Я не мог действовать против себя самого. С тех пор, как я выступил на поприще гражданственности путём науки, мне всего противнее были сословные предубеждения, и я невольно перенёс этот взгляд и на различия национальные. Эти убеждения, выработавшись целою жизнью, сделались для меня второю натурою...
Педагогические заветы гениального хирурга и анатома заключались в проповеди гуманного отношения к учащимся, в заботах о воспитании человека-гражданина, в стремлении направить школу на службу высшим потребностям народа, в желании объединить науку, школу и жизнь, в постановке важнейших теоретических и практических вопросов воспитания и образования.
Среди педагогических заветов Пирогова видное место занимает его требование к молодёжи — развивать в себе волю: «Чего не достигнешь культурою воли? Принудь, заставь себя... Трудись... Не давай собою завладеть праздности». Нельзя поддаваться случайным обстоятельствам. Нужно управлять ими. Поддаваться им — «самоутешение, самообольщение». Это — «очень спокойно, не нужно ни напряжения, ни культуры воли, ни самовоспитания, ни самоосуждения... Чудесный, спокойный сумбур, освобождающий от всякой ответственности и от всякой деятельности». Необходим «труд, настойчивый и образовательный труд».
Идеи Пирогова во многом служили отправным пунктом для деятельности последующих поколений педагогов и развития передовой педагогической мысли. Несколько десятилетий подряд имя прославленного попечителя служило знаменем для русских прогрессивных педагогических обществ.
Были попытки со стороны реакционных группировок выдвинуть на первый план мистический элемент в педагогических и философских писаниях Пирогова. Но, как отмечал еще сам Николай Иванович в прощальной киевской речи, время обсудило и оценило его убеждения и действия. В советской педагогической литературе, критически разрабатывающей наследие лучших учителей дореволюционной России — К. Д. Ушинского, В. Я. Стоюнина и других,— отдаётся должное всему положительному в педагогической деятельности Пирогова.
Подводя итог обзору основных педагогических статей Н. И. Пирогова после увольнения его с поста попечителя Киевского учебного округа, К. Д. Ушинский писал: «Если, по несчастью, педагогическая деятельность Н. И. Пирогова остановилась на том, что он уже сделал, то и тогда почтенное имя его не умрёт в истории русского просвещения».
Ушинский правильно оценил значение просветительной деятельности гениального «целителя телесных язв». Советская педагогика сталинской эпохи утвердила за Пироговым звание классика русской педагогики и отметила, что он высоко поднимается над современными ему представителями западноевропейской педагогики.
Получив отставку, Пирогов уехал в имение Вишня Подольской губернии, близ г. Винницы, приобретённое им незадолго до увольнения с поста попечителя Киевского округа.
Перейдя с поста попечителя учебного округа на положение собственника большого имения, Пирогов наряду с прогрессивными педагогическими идеями, изложенными им в речах при прощании с киевским обществом, стал также исповедывать взгляды помещиков, стремившихся после отмены так называемого крепостного права заставить крестьян работать на них при вновь создавшихся условиях. Он желал крестьянам «добра», как все либеральные помещики, но при соблюдении царского «закона» и помещичьих «прав». «Либералы так же, как и крепостники, — писал В. И. Ленин в статье «Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская революция» — стояли на почве признания собственности и власти помещиков, осуждая с негодованием всякие революционные мысли об уничтожении этой собственности, о полном свержении этой власти»'.
Избранный соседями в мировые посредники, он старался защищать интересы крестьян от притеснения крепостников, но не выходя -из пределов изданных царем законов. Свое отношение к крестьянскому вопросу Пирогов изложил в «Письмах мирового посредника», напечатанных в славянофильской газете «День». В них Николай Иванович сообщает также, как отнеслись крестьяне к «Положению» 19 февраля, «освободившему» их от земли.