Некоторые священники даже обрушивались на него в проповедях.
А арсский пастырь отвечал. "Мой дражайший и возлюбленнейший брат! Как я должен любить Вас! Вы единственный, кто хорошо меня понял", и настойчиво просил похлопотать перед епископом о том, чтобы его освободили от должности Он писал: "Будучи лишен места, занимать которое по причине моего невежества я недостоин, я смог бы удалиться от мира и оплакивать свою жалкую жизнь".
Но следует заметить, что эта смиренная и выстраданная самооценка не является следствием грустного, меланхоличного итт мрачного характера Напротив, Жан-МариВианней - человек живой и даже не лишенный чувства юмора Однако его самооценкаобусловлена двумя различными факторами.
Прежде всего, это фактор культурно-исторический: он получил очень суровоевоспитание янсенистского толка, большое внимание в котором уделялось тайне предопределения и осуждения.
Этим ригоризмом поначалу было отмечено его отношение к кающимся, а также его проповеди, но постепенно возобладала благоговейная хвала всеобъемлющей любви Божьей Однако в еще большей степени столь смиренное отношение арсского пастыря к самому себе объясняется его мистическими переживаниями.
Он сам откроет это одной женщине, пришедшей к нему на исповедь: "Дочь моя, не просите у Бога совершенного познания своей нищеты. Однажды я попросил об этом, и вся моя нищета мне открылась. Если бы Бог не поддержал меня, я бы в тот же миг впал в отчаяние!".
А одной из своих помощниц он сказал: "Я попросил у Бога, чтоб Он открыл мне мою нищету. Познав ее, я был столь подавлен, что попросил Его уменьшить мои страдания. Мне казалось, я не перенесу их".
В другой раз он сказал: "Я был столь устрашен, познав свою нищету, что сразу же стал молить о благодати позабыть ее. Бог услышал меня, но оставил мне в нищете моей достаточно разумения, чтобы я понял, что никуда не гожусь".
Это очень важные признания. Многие мистики прошли через этот опыт, через "темную ночь", необходимую для того, чтобы стать сопричастными к Страстям Христовым, целиком предаться в руки Отца и ощутить Его любовь.
"Бог - все, я - ничто", - это слова св. Августина, св. Франциска, св. КатериныСиенской и некоторых молодых святых нашего времени.
В жизни арсского пастыря этот мистический опыт глубоко связан с той миссией, о которой мы уже говорили: стать безраздельно священником, священником во славе, чтобы никакая человеческая гордыня уже не могла примешаться к тому могуществу благодати, которое Бог дарует Своему творению.
"Благой Бог, Который не нуждается ни в ком, использует меня для Своего великого дела, хотя я - неученый священник. Если бы у Него под рукой былдругой приходской священник, у которого было бы для самоуничижения большеоснований, чем у меня. Он взял бы его и через него сотворил бы в сто раз больше добра".
Но как живет арсский пастырь в этой "мистической ночи"? Прежде всего, он, конечно, не тот человек, который будет терять время, зализывая себе раны, как то неизбежно происходит, когда речь идет не о святом смирении, а только о психических комплексах.
Напротив, все свое человеческое естество он подчиняет служению Богу. И прежде всего им движет сознание, что он должен "принести себя в жертву".
И сегодня вид орудий умерщвления плоти, им применявшихся, рассказ об избранном им образе жизни, о том, какие посты он на себя налагал, об отсутствии минимальных удобств, производит сильное впечатление.
Если он спит всего несколько часов в день на голых досках, если он в течение нескольких дней питается вареным картофелем из небольшого чугунка, если он занимается самобичеванием до потери сознания, то он поступает так прежде всего потому, что он - приходской священник и, следовательно, именно он должен испрашивать прощения за грехи своих детей; потому что он много исповедует, и именно он должен исполнять ту епитимью, которая была бы для грешников слишком тягостной, хотя и заслуженной.
"Боже мой, даруй мне обращение моего прихода. Я готов терпеть все, что Тебе угодно, до конца своих дней... лишь бы они обратились".
С другой стороны, если бы он до такой степени не подчинил себе свое тело и чувства, как мог бы он следовать своему призванию, более чем на двадцать лет приковавшему его к исповедальне, где он, не щадя сил, исповедовал по 15-17 часов в день, а очередь кающихся, пришедших со всей Франции и требовавших выслушать их, никогда не уменьшалась?
Каждую частность в жизни святых надлежит рассматривать в свете всего Божьего Промысла о них, дабы она явила свой истинный смысл.
Далее, арсский пастырь постоянно живет с мыслью о том, что для своих прихожан он должен быть добрым пастырем.
Прежде всего он считает, что должен научить их. Его предшественник в одном из своих донесений писал, что местное население настолько невежественно, в том числе и в вопросах религии, что "большинство детей не отличается от животных ничем, кроме Крещения". То же самое справедливо и для взрослых мужчин, которые уже далеки от Церкви или во всяком случае ходят в церковь редко и остаются безразличны к происходящему.
Он повсюду ищет встречи с ними, он знает каждого из своих прихожан, он удерживает их в церкви почти часовыми проповедями. Иногда он не находит слов.
Иногда волнуется. Иногда прерывает проповедь и, указывая на дарохранительницу, говорит голосом, который не может не потрясти: "Он там". Он со своими прихожанами на ты, он говорит с ними их языком, прибегая к понятным для них сравнениям.
Едва ли стоит безоговорочно утверждать, что арсский пастырь не был умен. Его проповеди написаны живым языком и обладают удивительной силой убеждения.
Вот как он на примере типичной семьи обличает леность на молитве: "Дома им никогда не придет в голову прочесть "Благослови" перед едой, или поблагодарить Бога по окончании еды, или прочитать молитву "Ангел Божий" 7. А если они и молятся по старой привычке, то при взгляде на них вам станет не по себе:женщины читают молитвы, хлопоча по дому и громко обращаясь к детям и слугам, мужчины вертят в руках шляпы и береты, как будто бы смотрят, не прохудились ли они.
Они думают о Господе так, как будто уверены, что Он не существует или представляет собой что-то смехотворное".
О любви Божьей он говорит так: "Господь наш на земле подобен матери, несущейдитя свое на руках. Это дитя злое, оно пинает мать, кусает, царапает ее, но мать не обращает на это никакого внимания: она знает, что если бросит его, то дитя упадет, потому что не может ходить самостоятельно.
Таков наш Господь: Он терпеливо переносит все наши выходки, всю нашу наглость, Он прощает нам все наши глупости и, несмотря на нас самих, сострадает нам".
О гордыне он говорит: "Вот человек, страдающий, раздираемый сомнениями,возмущающийся. Он хочет владычествовать надо всеми, он считает, чтопредставляет собой ценность. Кажется, он хочет сказать солнцу: "Уйди с неба, я буду вместо тебя светить миру...". Настанет день, когда этот горделивый человек обратится всего лишь в горстку пепла, и река за рекой унесет его прочь... до самого моря".
На этом основано служение арсского пастыря. Иногда он говорит им: "Мы ждем-не дождемся, как бы отделаться от Господа, как от камушка в башмаке", или же: "Несчастный грешник подобен тыкве, которую хозяйка разбивает на четыре части и видит, что она кишит червями" или: "Грешники черны, как печные трубы". - Но одно дело - приводить примеры из проповедей и бесед, а совсем другое - видеть и чувствовать, как эти слова рождаются в его сердце, как они пронзают его душу.
Достоверно одно - выходя из церкви, все говорили: "Ни один священник никогда не говорил нам о Боге так, как наш".
Сам его епископ замечал: "Говорят, арсский священник неучен - не знаю, верно ли это, но достоверно знаю, что Святой Дух просвещает его".
Его пастырская деятельность (помимо основания приюта для девочек-сирот и впоследствии института для обучения юношества) разворачивается в трех направлениях, в которых он сразу же увидел признаки глубокого кризиса веры воФранции той эпохи.
С одной стороны, это работа по праздникам и привычка к богохульству как самые разительные признаки практического атеизма - фактического отрицания Бога, вера в Которого исповедуется на словах.
Жан-Мари Вианней знает, что его крестьяне работают по праздникам из корысти, лишая время и жизнь их человеческого содержания. Недаром парижские господа пытаются тем временем отменить выходные и праздники и заменить их "десятым днем", светским выходным днем, лишь бы люди забыли о дне Господнем и о церковных праздниках.
Арсский пастырь не успокоится, пока не сможет в отчетной книге прихода записать, что в праздничные дни прихожане работают "редко", и пока приезжие небудут с удивлением наблюдать, как три возчика пытаются справиться с разъяренной лошадью, опрокидывающей телегу, не выходя из себя и не богохульствуя. Эта сцена их так удивила, что они описали ее в дневнике путешествия.
Кроме того, святой пастырь ведет борьбу с кабаками, о которых он говорит как о "заведениях, чей хозяин - дьявол, школе, где ад излагает свое учение, гдепродаются души, где разрушаются семьи, где подрывается здоровье, где вспыхивают ссоры и совершаются убийства".
Не будем спешить с улыбкой. Представим себе деревню с 270 жителями, где целых четыре харчевни, две из которых находятся рядом с церковью.
Подумаем о том, что по воскресеньям люди вместо того, чтобы идти в церковь,идут туда и проводят там долгие вечера и ночи вместо того, чтобы проводить их у себя дома. Подумаем о том, что именно там идет торговля единственным наркотиком того времени - вином; о том, что там спускаются деньги, заработанные для семьи; о том, что там завязываются ссоры и зарождается вражда.