Смекни!
smekni.com

Народы и личности в истории. том 2 Миронов В.Б 2000г. (стр. 53 из 158)

Одним словом женщина в XIX веке стала занимать весьма почетное место не только в сердцах мужчин, но и в их умах… Все понимали, что века эволюции делают ее все более умной, энергичной, деятельной, талантливой. Интересно, что через сто лет причины бед людских объясняют тем, что «силы мужчин – и в биологическом, и в социальном плане – уже исчерпаны». Якобы, мужчины уже сказали все, что они могли сказать – и должны теперь уйти с исторической арены, ибо созданный ими мир ужасен… Поэтому и за обустройство будущего народов должны взяться женщины. «Может быть, женщины и сделают наш мир более счастливым и более красивым» (профессор Белградского ун-та М. Маркович).[245]

Число ее достоинств и преимуществ, действительно, оказывалось столь велико, что, казалось, стало угрожать уж и самому существованию мужчин, если бы… не почти равное число недостатков и слабостей… Позже З. Фрейд даже скажет, пытаясь проникнуть в тайну женской души: «Великий вопрос, на который никто не дал ответ и на который до сих пор не смог ответить и я, несмотря на мое тридцатилетнее изучение женской души, состоит в следующем: чего хочет женщина?» Сколько мужчин во всех странах мира задавали и задают себе один и тот же мучительный вопрос – и не находят ответа. Может быть, дело в том, что женщина – это некий волшебный сосуд, из которого в любое мгновенье может появиться добрый или злой джин, а она сама даже и не знает, чего следует ждать от нее в следующую минуту?! Мы так много говорили об уме женщины, так сказать о высшей её половине, что оставили в преступном небрежении низшую, быть может, самую сладостную, роковую.


Г. Шик. Портрет фрау фон Готта. 1802.

Главное назначение женщины после материнства – это огромный мир любви и чувств. И тут ей нет равных. Поэтому не хотелось бы, чтобы впечатления об этих прелестных, опасных существах ограничивались одними милыми семейными историями, монастырями, школами, университетами и т. д. Наверняка многие из читателей были молоды, и приносили себя не раз на жертвенник женской страсти, ее причуд. Сколько прелестных учительниц обучало нас, нет, конечно же, не плутарховским историям и монтеневским заповедям, а иным упражнениям, проводя с нами «труды и дни»… Одна из таких особ Мари Дюплесси (1824–1847), родившаяся в крестьянской семье в Нормандии (ее бабка со стороны отца была проституткой, дед – распутным священником). Её образ запечатлелся в умах всех женщин, знакомых с ней по образу Маргариты Готье, героини романа Александра Дюма-сына «Дама с камелиями». Вот как описывает ее жизнь и судьбу Ирвинг Уоллес… Мари было 13 лет, она работала ученицей у прачки, когда пьяница-отец заметил, что у его дочери лицо ангела и тело Саломеи. Он решил на этом подзаработать и буквально за гроши продал ее своему другу – 70-летнему похотливому толстяку Плантье, который попользовался ею, а через год вернул папаше. Какое-то время она была официанткой в таверне, а затем отправилась в Париж, где поселилась в Латинском квартале, где было полным-полно беспутных и распутных студентов, что проводили время в объятиях гризеток, а на лекциях утомленно отдыхали.

Вначале она служила в корсетной мастерской, была продавщицей в магазине шляп, промышляя проституцией. Она была столь прелестна, что, как позже скажут о ней, умела превратить порок в добродетель, «причем делала это с чувством собственного достоинства и необыкновенно красиво». А так как мужчины очень устают от своей политики, всяких там экономических и прочих забот, то, естественно, они порой попадают в тенета жриц любви, как несмышленые мотыльки, летящие на свет яркой лампы. Вскоре Мари Дюплесси встречают уже в обществе герцога де Гиш-Грамона, который должен был войти в состав правительства. Имя Мари она себе выбрала, по ее собственным словам, «так как это имя Богоматери». Всего за четыре года она прошла путь от неотесанной деревенской девицы до утонченной дамы, являвшей собой «эталон хорошего вкуса в фривольном и пресыщенном Париже». У нее было шесть слуг, экипаж, она читала Гюго, Эжена Сю и Мюссе, развлекала общество и «разоряла богатейших мужчин Франции». Начав с бакалейщика, она вскоре проникла и в высший свет. Как же могли члены правительства миновать эту gourmande (франц. – «лакомку»!). Аженор де Гиш нашел для нее приемных родителей, одарив ее ребенком. После этого его сделают министром иностранных дел при императоре Наполеоне III и герцогом. Впрочем, Франция давно всем известна как страна, где разврат считается чуть ли не национальной доблестью. Тут любовью предваряют католическую мессу и любовью же ее заканчивают. О том, чтобы следовать морали и нравственности речь вообще не идет в западной цивилизации. Поэтому и проституция здесь является почтенным ремеслом, хотя на словах и осуждается фарисейской буржуазией. Сама Мари Дюплесси так объясняла свое занятие: «Почему я продаю себя? Потому что труд работницы не принес бы мне той роскоши, неодолимую тягу к которой я испытываю. Я не жадна и не развратна, как это может показаться. Просто я хочу познать утонченные удовольствия, радость жизни в изысканном и культурном обществе. Я всегда сама выбираю себе друзей». Александр Дюма-сын увидел ее в 1842 г. (ему, как и ей, было 18 лет, но он еще безвестен). Ее красота сразила его наповал.


Дж. Э. Миллес. Офелия.

Что мог предложить юноша подруге миллионеров? Да, конечно, у него был великий отец, хваставшийся тем, что написал 12 сотен томов, дрался на 20 дуэлях и наплодил 500 детей, при этом заработав и потратив за свою жизнь сумму чудовищную по тем временам (5 миллионов долларов). Но он сумел завоевать ее внимание. Та подарила ему год страсти, разумеется, вытреся из него то немногое, чем он владел, и заставив залезть в долги. Вероятно, это была потрясающая женщина. Ею пленился даже композитор Лист, позже признавшийся, что Дюплесси «была первой женщиной, которую я любил». Читатели обязаны ей не только появлением романа «Дама с камелиями», но, думаю, многими бессонными ночами, во время которых иные предавались греховным мечтам, переживая любовные похождения Мари.

Альфонсина Плесси умерла в 1847 г., когда ей исполнилось 23 года. После ее смерти буржуа набросились на аукционе на принадлежавшие ей вещи, как стая прожорливых аллигаторов (драка шла за ее драгоценности, портреты, любовные письма, пряди волос, туфли, старые шали, даже за попугая). Через пять месяцев после ее смерти Дюма приступил к работе над романом «Дама с камелиями», где вывел ее и себя под именем Маргариты Готье и Армана Дюваля. Через пять лет пьеса того же наименования станет событием, а итальянский композитор Дж. Верди, вдохновленный ею, напишет свою известнейшую оперу «Травитату» (премьера в Венеции в 1853 г.)… Престарелый Дюма-сын, после двух неудачных браков, пришел к мысли о греховности продажных женщин. Он предложил правительству выявлять всех незамужних женщин и обучать их ремеслу в государственных школах, а проституток безжалостно высылать в колонии. Образ прелестной куртизанки, видимо, с теплотой вспоминают ее бесчисленные подруги, у которых хватает ума и сердца для прочтения романа.[246]


Бернард Шоу.

Свою лепту в тему женского освобождения внес и неистовый ирландец Бернард Шоу (1836–1950), популярный драматург, являвшийся к тому же одним из основателей «Фабианского общества». Философия не помешала ему практично жениться на богатой ирландке, «зеленоглазой миллионерше». Не отрицал он ни притягательности богатств, ни имперских устремлений отечества… Нормальный человек, которому не чуждо ничто человеческое. Видимо, в том и состоит специфика переходных эпох, что порой в судьбах и личностях мы наблюдаем удивительное смешение цветов и стилей. Возможно, прав был английский поэт Поп, заявив в «Опыте о человеке» – «Истинная наука для человечества – это сам человек».[247] Он пишет об «английских пережитках гарема» и «несчастных пленницах» семейных устоев Альбиона. «Никто еще в полной мере не оценил, до какой степени современная образованная англичанка ненавидит самое слово «дом»!» – писал он. Свобода порою обреталась женщиною только на панели. Отсюда появление серии так называемых неприличных пьес писателя. В комедии «Профессия миссис Уоррен» в уста главной герои (содержательницы сети публичных домов в Европе) вложены слова, раскрывающие философию этого, по сути, лицемерного и циничного мира. Миссис нравоучительно изрекает: «Единственный способ для женщины прилично обеспечить себя – это завести себе мужчину, которому по средствам содержать возлюбленную… Спроси любую даму высшего круга, и она тебе скажет то же, только я тебе говорю прямо, а та начнет разводить турусы на колесах. Вот и вся разница».

Возможно, необходимостью борьбы с подобными установками и настроениями и было вызвано появление, пожалуй, самой популярной пьесы Шоу – «Пигмалион». Задуманная еще в 1897 г. специально для актеров Форбс-Робертсона и Патрик Кэмпбелл (в последнюю драматург был влюблен), пьеса была поставлена «Театром его величества» в 1914 году. В ней, как помнит зритель, обычная девушка-цветочница, дочь мусорщика Дулиттла («ист-эндская девка») усилиями профессора Хиггинса превращается в шикарную светскую даму. В это же время ее родня, голодранец Альфред Дулиттл, совершает головокружительную карьеру, становясь проповедником. Но даже правильная речь и внешне безукоризненные манеры Элизы, увы, не могут «уничтожить пропасть, которая отделяет класс от класса и душу от души». Писатель привлек внимание зрителя к порокам буржуазного мира, указал на его прямую и личную ответственность за установленные в стране порядки, выступая против «самих» буржуа, а не против «персонажей». Саркастичный смех этого мудреца, одного из основателей известного «Фабианского общества», автора пьес «Дома вдовца», «Профессия госпожи Уоррен», «Пигмалион», «Ученик дьявола», «Цезарь и Клеопатра» основательно потряс незыблемые устои английского общества, выявляя многочисленные «гнилые местечки» Британии. Неистовый ирландец, социалист-одиночка (кстати, так называлась и одна из его литературных вещиц) увлёкся социалистическим учением, говоря: «Маркс открыл мне глаза на факты истории и цивилизации, открыл цель и смысл жизни». Шоу – активный социальный реформатор. Его лозунгом было, как он сам говорил, «пропитывание либерализма социализмом».