робую перебежать с места на место или даже переползти, она увидит меня".
И он прижался к стопке так плотно, как только мог. Но обезьяна
все-таки увидела его.
Весело оскалив зубы, она просунула в двери домика лапу, чтобы схва-
тить Гулливера.
Он кинулся в другой угол и забился между кроватью и шкафом. Но и тут
страшная лапа настигла его.
Он попробовал вывернуться, ускользнуть, но не смог. Цепко ухватив
Гулливера за полу кафтана, обезьяна вытащила его наружу.
От ужаса он не мог даже закричать.
А между тем обезьяна преспокойно взяла его на руки, как нянька берет
младенца, и стала покачивать и гладить лапой по лицу. Должно быть, она
приняла его за детеныша обезьяньей породы.
В эту самую минуту дверь с шумом отворилась, и на пороге комнаты поя-
вилась Глюмдальклич.
Обезьяна услышала стук. Одним прыжком она вскочила на подоконник, с
подоконника - на карниз, а с карниза по водосточной трубе полезла на
крышу.
Она карабкалась на трех лапах, а в четвертой держала Гулливера.
Глюмдальклич отчаянно закричала.
Гулливер услышал ее испуганный крик, но ответить ей не мог: обезьяна
сдавила его так, что он еле дышал.
Через несколько минут весь дворец был на ногах. Слуги побежали за
лестницами и веревками. Целая толпа теснилась во дворе. Люди стояли,
задрав головы и показывая вверх пальцами.
А там, наверху, на самом гребне крыши, сидела обезьяна. Одной лапой
она придерживала Гулливера, а другой набивала ему рот всякой дрянью, ко-
торую вытаскивала у себя изо рта. Обезьяны всегда оставляют в защечных
мешках запас полупрожеванной пищи.
Если Гулливер пытался отвернуться или стиснуть зубы, она награждала
его такими шлепками, что ему поневоле приходилось покоряться.
Слуги внизу покатывались от хохота, а у Гулливера сжималось сердце.
"Вот она, последняя минута!" - думал он.
Кто-то снизу бросил в обезьяну камнем. Этот камень просвистел над са-
мой головой Гулливера.
За первым камнем полетел второй, третий... Хорошо, что офицер дворцо-
вой стражи, опасаясь, как бы люди не убили вместе с обезьяной и коро-
левского Грильдрига, строго запретил бросать в нее камни.
Наконец несколько лестниц было приставлено к стенам здания с разных
сторон. Два придворных пажа и четверо слуг стали подниматься наверх.
Обезьяна быстро поняла, что ее окружают и что на трех лапах ей далеко
не уйти. Она бросила Гулливера на крышу, в несколько прыжков добралась
до соседнего здания и скрылась в слуховом окошке.
А Гулливер остался лежать на пологой, гладкой крыше, с минуты на ми-
нуту ожидая, что ветер снесет его вниз, как песчинку.
Но в это время один из пажей успел перебраться с верхней ступеньки
лестницы на крышу. Он разыскал Гулливера, сунул его к себе в карман и
благополучно доставил вниз.
Глюмдальклич была вне себя от радости. Она схватила своего Грильдрига
и понесла домой.
А Гулливер лежал у нее на ладони, как мышонок, замученный кошкой. Ды-
шать ему было нечем: он задыхался от противной жвачки, которой обезьяна
набила ему рот.
Глюмдальклич поняла, в чем дело. Она взяла свою самую тоненькую иго-
лочку и осторожно, кончиком, выгребла у Гулливера изо рта все, что засу-
нула туда обезьяна.
Гулливеру сразу стало легче. Но он был так напуган, так сильно помят
обезьяньими лапами, что целых две недели пролежал в кровати.
Король и все придворные каждый день присылали узнать, поправляется ли
бедный Грильдриг, а королева сама приходила навещать его.
Она запретила всем придворным без исключения держать во дворце живот-
ных. А ту обезьяну, которая чуть не убила Гулливера, приказала убить.
Когда Гулливер встал наконец с постели, король велел позвать его к
себе и, смеясь, задал ему три вопроса.
Ему было очень любопытно узнать, как чувствовал себя Гулливер в лапах
у обезьяны, пришлось ли ему по вкусу ее угощение и что бы он стал де-
лать, если бы такое происшествие случилось у него на родине, где некому
было бы сунуть его в карман и доставить на землю.
Гулливер ответил королю только на последний вопрос.
Он сказал, что у него на родине обезьяны не водятся. Их привозят
иногда из жарких стран и держат в клетках. Если же какой-нибудь обезьяне
Удалось бы вырваться из неволи и она посмела бы наброситься на него, он
без труда справился бы с ней. Да и не с одной обезьяной, а с целой дюжи-
ной обезьян обыкновенного роста. Он уверен, что и эту огромную обезьяну
он сумел бы одолеть, если бы в минуту нападения в руках у него оказалась
шпага, а не перо. Достаточно было проколоть чудовищу лапу, чтобы навсег-
да отбить у него охоту нападать на людей.
Всю эту речь Гулливер произнес твердо и громко, высоко подняв голову
и положив руку на рукоятку шпаги.
Он очень не хотел, чтобы кто-нибудь из придворных заподозрил его в
трусости.
Но придворные ответили на его речь таким дружным и веселым хохотом,
что Гулливер невольно замолчал.
Он обвел глазами своих слушателей и с горечью подумал, как трудно че-
ловеку добиться уважения со стороны тех, кто смотрит на него свысока.
Эта мысль не раз приходила в голову Гулливеру и позже, в другие вре-
мена, когда ему случалось бывать среди высоких особ - королей, герцогов,
вельмож, - хоть часто эти высокие особы были ниже его на целую голову.
Жители Бробдингнега считают себя красивым народом. Может быть, это и
в самом деле так, но Гулливер смотрел на них как будто сквозь увеличи-
тельное стекло, и потому они ему не очень нравились.
Их кожа казалась ему слишком толстой и шершавой - он замечал каждый
волосок на ней, каждую веснушку. Да и мудрено было не заметить, когда
эта веснушка была величиной с блюдечко, а волоски торчали, как острые
шипы или как зубья гребенки. Это навело Гулливера на неожиданную и за-
бавную мысль.
Как-то раз утром он представлялся королю. Короля в это время брил
придворный цирюльник.
Беседуя с его величеством, Гулливер невольно посматривал на мыльную
пену, в которой чернели толстые, похожие на кусочки железной проволоки
волоски.
Когда брадобрей окончил свое дело, Гулливер попросил у него чашку с
мыльной пеной. Цирюльник очень удивился такой просьбе, но исполнил ее.
Гулливер тщательно выбрал из белых хлопьев сорок самых толстых волос-
ков и положил на окошко сушить. Потом он раздобыл гладкую щепочку и
выстругал из нее спинку для гребешка.
С помощью самой тонкой иголки из игольника Глюмдальклич он осторожно
просверлил в деревянной спинке на равных расстояниях друг от друга сорок
узких отверстий и в эти отверстия вставил волоски. Затем подрезал их,
чтобы они были совершенно ровные и заострил ножиком их концы. Получился
прекрасный прочный гребень.
Гулливер был очень рад этому: чуть ли не все зубцы на его прежнем
гребешке поломались и он положительно не знал, где ему достать новый. В
Бробдингнеге не было ни одного мастера, который сумел бы изготовить та-
кую крошечную вещицу. Все любовались новым гребнем Гулливера, и ему за-
хотелось сделать еще какую-нибудь безделушку.
Он попросил служанку королевы сберечь для него волосы, выпавшие из
косы ее величества.
Когда их собралось порядочно, он поручил тому самому столяру, который
сделал для него комод и кресла, выточить два легких деревянных стула.
Предупредив столяра, что спинку и сиденье он изготовит сам из другого
материала, Гулливер велел мастеру просверлить в стульях вокруг сиденья и
спинки маленькие частые отверстия.
Столяр исполнил все, что ему было приказано, и Гулливер приступил к
работе. Он выбрал из своего запаса самые крепкие волосы и, обдумав зара-
нее узор, вплел их в те отверстия, которые были для этого проделаны.
Получились прекрасные плетеные стулья в английском вкусе, и Гулливер
торжественно поднес их королеве. Королева была в восторге от подарка.
Она поставила стулья на своем любимом столике в гостиной и показывала их
всем, кто к ней приходил.
Она хотела, чтобы Гулливер во время приемов сидел именно на таком
стуле, но Гулливер решительно отказался сидеть на волосах своей повели-
тельницы.
После окончания этой работы у Гулливера осталось еще много волос ко-
ролевы, и, с разрешения ее величества, он сплел из них для Глюмдальклич
изящный кошелек. Кошелек был только немногим больше тех мешков, в кото-
рых у нас возят на мельницу рожь, и не годился для крупных, тяжелых
бробдингнежских монет. Но зато он был очень красив - весь узорный, с зо-
лотым вензелем королевы на одной стороне и серебряным вензелем Глюмдаль-
клич - на другой.
Король и королева очень любили музыку, и во дворце у них часто устра-
ивались концерты.
Гулливера тоже приглашали иногда на музыкальные вечера. В таких слу-
чаях Глюмдальклич приносила его вместе с ящиком и ставила на какойнибудь
из столиков подальше от музыкантов.
Гулливер плотно затворял все двери и окна у себя в ящике, задергивал
портьеры и гардины, зажимал пальцами уши и садился в кресло слушать му-
зыку.
Без этих предосторожностей музыка великанов" казалась ему нестерпи-
мым, оглушительным шумом.
Гораздо приятнее были ему звуки небольшого инструмента, похожего на
клавикорды. Этот инструмент стоял в комнате у Глюмдальклич, и она учи-
лась играть на нем.
Гулливер и сам недурно играл на клавикордах, и вот ему захотелось
познакомить короля и королеву с английскими песнями. Это оказалось не-
легким делом.
Длина инструмента равнялась шестидесяти шагам, а каждая клавиша была
шириной чуть ли не в целый шаг. Стоя на одном месте, Гулливер не мог бы
играть больше чем на четырех клавишах - до других ему было не дотя-
нуться. Поэтому он должен был бегать справа налево и слева направо - от