Во-вторых, М.А. Грачёв обращает внимание на эмотивный характер арготического словообразования: "Словопроизводство в арго подчинено стремлению к эмоциональности и необычной гипервыразительности, причем под определённым углом зрения арготирующих" (там же). В то же время эмотивные особенности арготической деривации М.А. Грачёв специально не описывает.
В-третьих, М. А. Грачёв пишет о специфике языковой игры в арго в процессе словообразовании: "При языковой игре слова в арго образуются, в основном, благодаря фонетической мимикрии и контаминации. Фонетические процессы при словопроизводстве в арго есть следствие неграмотности (малограмотности) деклассированных элементов, диалектного и просторечного произношения, а также произношения представителей нерусских национальностей. Языковая игра в лексике криминогенной среды больше наблюдается при лексико-семантическом словопроизводстве, чем при фонетической мимикрии" (там же). По данным исследователя, более трёхсот лексем арго образовались с помощью диерезы, эпентезы, замены одного звука другими звуками и метатезы. Так, к подобному словообразованию относятся слова сидр - мешок от сидор -дворник, мешок, саквояж, сарга - деньги от сара (с тем же значением), зокс - сигнал опасности, тревоги от зекс (то же). Далее автор делает заключение о том, что "эти фонетические явления следует отличать от похожих способов словопроизводства в тарабарских языках: если в последних слова создаются механически, сознательно, то в арго лексемы нарождаются стихийно" (Грачёв 1997, 91).
Полагаем, что такое заключение ошибочно: то, что должно быть расценено как произносительные варианты слов или брак в полевом сборе материала, не может рассматриваться в качестве процессов, релевантных для словообразования.
Характеризуя морфологическое словообразование, М.А. Грачёв приходит к следующим выводам:
1. При образовании слов этим способом в арго используются в основном те же аффиксы, что и в русском языке в целом, однако продуктивность ряда суффиксов иная. Имеется ряд специфических суффиксов.
2. Наибольшей продуктивностью обладают те суффиксы, которые образуют эмоционально-экспрессивные слова; суффиксы абстрактных существительных не используются. Суффиксация наиболее типична в сфере существительных. Большинство существительных со значением лица образовано суффиксальным способом.
3. Префиксация более характерна для глаголов; не используются иноязычные приставки.
4. В словосложении участвуют русские литературные ("общенародные"), иноязычные и арготические лексемы.
Выделяется особый вид аббревиатур, расшифровка которых представляет собой, лозунги, призывы, клятвы.
Таковы основные особенности описания словообразования арго, проведённого М.А. Грачёвым.
В.С. Елистратов, как отмечалось выше, понимает арго широко и своеобразно. Его видение социолекта находит своё отражение и в трактовке словообразования. Глава, посвящённая словообразованию, называется "Поэтика арго". Таким образом, словообразование предстаёт как часть поэтической системы, как риторическая составляющая, как креативная речевая деятельность, как языковая лаборатория, где зарождаются и проходят апробацию инновации, выходящие затем на общеязыковую орбиту. Как полагает В.С. Елистратов, "наиболее существенные для арго зоны поэтического эксперимента - это словообразование и лексика. Арго даёт массу экзотических словообразовательных моделей, а также травестирует традиционные модели" (Елистратов 2000, 655).
Основными чертами арготического словообразования, по мнению В. С. Елистратова, являются следующие:
1. В сфере арготической суффиксации число продуктивных суффиксов ограничено, это такие суффиксы, как -ак, -як, -ач, -арь, -ага, -яга, -уха, -уха, -ник, -ник, -он. Кроме этих суффиксов, в арго также продуктивен ряд аффиксов, употребительных в разговорной речи. Особую роль играет "экспрессивное словообразование".
2. Подчёркивается важность окказиональных моделей: "Отдельно взятая, вырванная из "массового" контекста окказиональная модель безусловно представляет собой малоинформативный с лингвопоэтической точки зрения материал, но несколько таких моделей дают общую панораму поэтических приёмов арго, позволяет вычленять главные поэтико-семантические тенденции арготворчества" (Елистратов 2000, 656).
3. Выделяется около 100 посткорневых формантов арготических существительных. В списке есть и традиционные модели, активно используемые в арго со специфической поэтической функцией.
4. В арго фонетико-экспрессивный аспект превалирует над формально-словообразовательным и грамматическим. Арготические финали объединяются в группы в рамках метрико-поэтической терминологии: "хореическая модель" (дурик, пруха), "ямбическая модель" (нагляк, друган, шишкарь, дискач, новьё, фигня, куртон, бабца), "амфибрахическая модель" (общага, ментура, ментяра, пафнурик, летёха), "анапестическая модель" (наверняк, корефан, походон). Это свидетельствует, по мнению автора, о доминировании в арготическом словотворчестве образно-фонетического начала.
5. Выделяется каламбурное словообразование.
6. В арго активны две противоположные тенденции - к упрощению и усложнению, проявляющиеся в словообразовании в явлениях усечения и аббревиации.
В схожем, поэтическом, ключе рассматривается словообразование в монографии В. В. Химика "Поэтика низкого, или Просторечие как культурный феномен". Просторечие понимается автором как гетерогенное образование: "Просторечие, занимая срединное, промежуточное положение в системе языковых и культурных стратов, несёт в себе признаки всех определённых подсистем языка: деревенских говоров, региолектов, многочисленных профессиональных подъязыков и социальных арго и жаргонов" (Химик 2000, 11).
В то же время анализ, проведённый В.В. Химиком, представляется более академичным, основанным на достижениях отечественной лингвистики в исследовании словообразования русского языка. В.В. Химик выделяет в системе арготического словообразования такие блоки, как личные дериваты, субстанциальные дериваты, процессуальные дериваты, процессуально-субстанциальные дериваты на -лово, словообразовательные гнёзда. Отдельно рассматриваются базовые стимулы просторечно-разговорной деривации.
Выделенные В. В. Химиком блоки не только значительно укрупняют проблему, придавая ей статус теоретического исследования, но и задают единый формат описания субстандартного словообразования, в том числе как составной части деривационной системы русского языка. Личные, субстанциальные и процессуальные дериваты соотносятся со словообразовательными категориями лица, предметных и вещественных существительных и другими категориями, получившими в отечественной лингвистике подробное освещение. Каждая из выделенных категорий подразделяется В.В. Химиком на модели.
Большой интерес представляют словообразовательные гнёзда, построенные В.В. Химиком. Это первый опыт подобного деривационного моделирования на материале русского субстандарта. Автором представлены гнёзда лексем балдеть, кайф, маз(а), тусоваться, стебать, стремать.
В.В. Химик заключает описание просторечной деривации следующим важным замечанием: "Обзор типовых морфологических дериваций обнаруживает, что образование новых слов в социально-групповых подъязыках традиционно мотивируется тремя главными стимулами номинации: 1) арготическое обозначение отдельных понятий, 2) жаргонная реноминация общеизвестных понятий и 3) стилистическая модификация некоторых словоупотреблений как жаргонных, оценочных" (там же, 152). Далее автор подробно характеризует каждый из стимулов.
На наш взгляд, из описанных выше работ наиболее строгой и научной является характеристика словообразования арго, представленная в исследовании В.В Химика. Работы М.А. Грачёва и В. С. Елистратова можно использовать как иллюстративный материал или в качестве ссылок на отдельные, отмеченные ими интересные детали. В то же время некоторые суждения В. В. Химика представляются спорными, и мы обозначим свою позицию по ним ниже.
2.3.2 Структурно-семантические особенности эмотивных дериватов
Под эмотивными дериватами мы понимаем производные слова, которые называют эмоциональные явления или выражают эмоциональное отношение к тем явлениям, которые они называют.
В качестве иллюстрации нашего видения структурно-семантических особенностей производных эмотивных лексем в арго рассмотрим примеры лексемы с корнем звон-. В словаре М.А. Грачёва представлена группа лексем с данным корнем и исторически родственным звяк-:
Звон1 -деньги; звон 2 -собака; звон3-ученик вора-карманника; звон - 1. шум, 2. сплетня, 3. слухи; 5. звон - язык.
Звонарь1 -1. Лжец; 2.Болтун; 3. Доносчик. звонарь2 -собака; звонарь3 -сторож; звонарь4 –телефон
Звонить1- 1. Кричать; 2. Говорить; 3. Поднимать тревогу; 4. Доносить на кого-либо; 5. Распускать слухи, сплетни; звонить2- обучать воровскому искусству; 3 звонить - просить милостыню
Звонок1 -1.Болтун; 2. осведомитель; Звонок2 - кашне, которым вор- карманник прикрывает руку во время кражи; Звонок3 - ключ от замка;
Звонок4 - 1. Мальчик, товарищ по шайке, стоящий на страже во время совершения преступления. 2. Ученик вора- карманника; Звонок5 - освобождение из мест лишения свободы;
Здесь мы не останавливаемся на издержках арготической лексикографии, поскольку о них было подробно сказано в пункте 1.3. Несмотря на то, что лексикографией социальных диалектов предметно и достаточно продуктивно занялись филологи, в целом общее число лексикографических казусов сократилось, нерешённых вопросов остаётся всё ещё достаточно много. Среди основных - проблема словника, разграничение омонимии и полисемии, структурирование значений внутри многозначного слова, иллюстрации и адекватный метаязык.