В Германии ежегодный прирост неземледельческого населения составлял 722 тыс., а в России 298 тыс. чел. [2;с.371-373]. В обеих странах шло сокращение доли сельского населения во всем населении, однако в Германии этот процесс шел в 5 раз быстрее, чем в России. Только за 1895-1907 гг. в Германии из сельского хозяйства в промышленность было перекачано 4,37 млн. чел. или 350 тыс. ежегодно [15;с.36]. Но, самое главное, в Германии имело место абсолютное сокращение сельского населения: за 25 лет (1882-1907 гг.) оно сократилось на 8 %. В России, наоборот, сельское население возрастало абсолютно и за 50 лет увеличилось почти вдвое - на 87,4
% [2;с.373].
Таким образом, перекачка рабочей силы из земледелия в промышленность в Германии имела устойчивый характер и базировалась на увеличении выработки сельскохозяйственного продукта в расчете на одного работника, занятого в сельском хозяйстве. В России же увеличение доли городского населения, не говоря уже о его ничтожных абсолютных размерах (с 12,2 % в 1885 г. до 15,3 % в 1914 г.), имело под собой крайне неустойчивую основу, ибо базировалось на росте сельскохозяйственного производства окраинных земель страны, осваиваемых посредством крестьянской колонизации, тогда как в центре производство на душу населения сокращалось по мере роста аграрного перенаселения. Вопрос заключался лишь во времени, в которое последняя из упомянутых тенденций возобладает над первой.
К началу XX в. диспропорции между развитием промышленности и земледелия приняли угрожающе масштабы. Лавинообразный рост аграрного перенаселения достиг такой критической массы, за которой снижение земледельческого производства на одного занятого в сельском хозяйстве перенаселенного центра страны становилось быстрым и необратимым. В результате, в период, начиная с циклического кризиса 1900-1902гг., в России возникает невиданное в странах индустриального мира явление - секторный разрыв между промышленностью и сельским хозяйством. Данный феномен выражается в долговременном прекращении перекачки рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность, вследствие снижения производства в расчете на одного занятого в земледелии. При этом увеличение количества рабочей силы в промышленности может осуществляться только за счет ее естественного прироста, а весь прирост сельского населения, не вбираясь в промышленность, остается в земледелии и, в свою очередь, еще более обостряет аграрное перенаселение.
Возникновение секторного разрыва между промышленностью и сельским хозяйством явилось решающим фактором, обусловившим буржуазно-крестьянскую революцию 1905-1907 гг. В результате этой революции устои абсолютной монархии были значительно поколеблены, в стране возникла реальная многопартийность и были обеспечены основные демократические свободы. Однако под дрейфующей в направлении парламентской монархии политической надстройкой продолжалась тихая экономическая катастрофа - секторный разрыв.
Если в 1887-1897 гг. общая численность рабочих ежегодно возрастала на 6 %, в 1897-1900 гг. - на 4 %, то в 1900-1908 гг. - всего на 1,7 %, что совпадало с естественным приростом населения [49;с.331]. Обострение аграрного перенаселения вело к пауперизации и люмпенизации широких масс крестьянства, снижало до минимума их покупательную способность, обостряя тем самым кризисное состояние промышленности. Так, в 1900-1909 гг. производство чугуна в России сократилось, тогда, как во Франции оно возросло на 40 %,в Германии - на 67 %, в США - на 87 %. Потребление чугуна на душу населения в России упало с 1,22 пуд. в 1903г. до 1,18 пуд. в 1909 г. [49;с.246]. Страна вновь была отброшена на десятилетия назад в сравнении с Западом.
Несколько задержать, но не остановить рост аграрного перенаселения могло бы перераспределение помещичьих земель между крестьянами. Однако правительство Николая II на эту меру не могло пойти по двум причинам. Во-первых, внутри его действовало мощное помещичье лобби, а во-вторых, "черный передел" неминуемо привел бы к ликвидации принудительной товаризации земледельческого производства, т.е. крестьянских отработок за аренду помещичьей земли, что привело бы к фактической ликвидации одной из важнейших статей русского экспорта - экспорта зерна. Кроме того, раздел помещичьей земли мог привести лишь временное облегчение, ибо не устранял основную причину аграрного перенаселения - нехватку скота в расчете на единицу пашни. Дальнейший рост плотности населения неминуемо влек за собой возвращение к исходному состоянию (как это и произошло впо-
следствии).
Последней попыткой правительства России предотвратить демографический коллапс явилась столыпинская кампания переселенческой аграрной колонизации. С той же ревнивостью, как когда-то прикрепляли крестьян к земле, теперь пытались перемещать их из перенаселенного центра страны на осваиваемые окраины. Однако правительство вскоре убедилось, что прикреплять крестьян к земле было гораздо легче, чем переселять их на окраины страны: за 40 пореформенных лет крестьянское хозяйство центра деградировало настолько, что теперь требовало огромных затрат на обустройство на новом месте, снабжение рабочим скотом, инвентарем. Такими средствами правительство не располагало, а попытки наставить мужика на американский путь развития обещаниями грядущего благоденствия не могли увенчаться и не увенчались успехом, в чем сам Столыпин еще при жизни имел возможность убедиться.
Эффект столыпинской кампании был ничтожен. Стремительно растушую массу аграрного перенаселения не удалось не только рассосать, но и сколько-нибудь замедлить. Падение всех показателей на душу населения в сельском хозяйстве продолжалось, обостряя секторный разрыв. Количество лошадей в расчете на 100 жителей Европейской России сократилось с 23 в 1905 г. до 18 в 1910 г., количество крупного рогатого скота - соответственно с 36 до 26 голов на 100 чел. [49;с.440]. Следствием этого было дальнейшее снижение урожайности и выработки на работника. Так, средняя урожайность зерновых упала с 37,9 пудов с десятины в 1901-1905 гг. до 35,2 пудов в 1906-1910 гг. Производство зерна на душу населения сократилось с 25 пудов в 1900-1904 гг. до 22 пудов в 1905-1909 гг. [49;с.431]. Катастрофические масштабы приобрел процесс абсолютного обнищания крестьянства перенаселенного центра страны. Избыточное рабочее население деревни увеличилось (без учета вытеснения труда машинами) с 23 млн. в 1900г. до 33 млн. в 1913 г.[14;с.371-373]. В 1911 г. разразился голод, охвативший до 30 млн. крестьян [14;с.137].
Циклический промышленный подъем 1911-1914 гг. проходил в условиях полного прекращения перекачки рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность: численность промышленной рабочей силы при этом увеличивалась лишь за счет ее естественного прироста. Все более обостряющийся секторный разрыв между промышленностью и сельским хозяйством приводил к невозможности дальнейшего развития промышленной структуры. Структурно-отраслевая решетка промышленности ограничивалась уровнем, достигнутым в период подъема 90-х годов XIX в. и включала такие старые отрасли, как черная металлургия, паровозо- и вагоностроение, производство паровых машин, простейших сельскохозяйственных орудий и бытовых товаров, легкая и пищевая промышленность, тогда как в индустриальных странах Запада приоритетное развитие в этот период получили электроэнергетика, электротехническая, химическая промышленность, производство минеральных удобрений, станкостроение, автомобиле- и авиастроение. Для развития новейших отраслей промышленности в России не было ни инвестиций, ни рабочей силы вследствие секторного разрыва. Не успев догнать передовые страны в 90-е годы XIX в., Россия с возникновением секторного разрыва вступила в период необратимого отставания от Запада.
Оценивая итоги экономического развития России в конце XIX- начале XX вв., небезынтересно провести сравнение с процессами индустриализации в Западной Европе, США и Японии с одной стороны, и с социально-экономическими процессами в странах, еще не ставших на путь индустриализации, с другой. Главным отличием российской индустриализации от западноевропейской было возникновение в России секторного разрыва между промышленностью и сельским хозяйством, вызванного ростом аграрного перенаселения. В передовых западноевропейских странах аграрного перенаселения не было, а рост сельского населения на ранней стадии индустриализации (в Англии до 1851 г., во Франции - до 1876 г., в Германии - до начала 90-х годов XIX в.[77;с.169]) сопровождался увеличением производства в расчете на одного занятого в сельском хозяйстве вследствие перехода к травопольной и плодосменной системам земледелия. В России же по мере роста плотности населения в центре страны выработка на одного занятого в земледелии сокращалась в условиях деградации трехпольной системы, а для перехода к травополью и плодосмену не было необходимого поголовья скота.
Что касается Японии, то она в начале XX в. отставала от России по общему уровню развития промышленности, но превосходила ее по темпам индустриализации. Здесь не было секторного разрыва между промышленностью и земледелием. Трудоинтенсивная "азиатская" земледельческая система позволяла увеличивать производство продукта земледелия в расчете на одного занятого путем трудоинтенсификации, т.е. путем повышения трудозатрат, компенсируемых ростом промышленного продукта, поступающего в распоряжение крестьян. При этом в 1872-1940 гг. численность населения, занятого в сельском хозяйстве Японии, оставалась стабильной на уровне 14 млн. чел., а весь его прирост вбирался в промышленность, вследствие чего общая численность населения страны за этот период увеличилась на