Смекни!
smekni.com

Психология тела Биоэнергетический анализ тела Лоуэн (стр. 27 из 38)

Холодная, профессиональная сторона личности Роджера опиралась в своей деятельности, в основ­ном, на голову. В этой роли его глаза абсолютно ничего не выражали. Неожиданно страстная сто­рона Роджера действовала на основе его генита­лий. В этой роли Роджер зажигался безбожным пламенем. Трудно ожидать от кого-то, чтобы он оставался холодным и логичным, когда его охва­тывает горячка сексуального возбуждения, но обыч­но человек не теряет рассудка даже в таких ситуа­циях, как это имело место у Роджера. Как я указал в шестой главе, утрата эго проявляется в лучшем случае только во время пика оргазма. В таких слу­чаях отдача своего я проявляется как самореализа­ция. В противном случае отдача своего я сексу без любви действует саморазрушающе. Я был уверен, что Роджер способен к любви, и это убеждение давало нам возможность совместно решать его про­блемы. Но, когда мы начали терапию, он не был в состоянии ассоциировать ни своего мышления, ни сексуальных стремлений с любовью. Из-за расщеп­ления личности он не мог объединить эти различ­ные функции.

Как я говорил в первой главе, жизненный опыт человека формирует структуру его тела, которая, в свою очередь, формирует его личность. Именно таким образом его прошлое все еще живет в насто­ящем. Чтобы человек мог освободиться от ограни­чений прошлого, он должен осознать пережива­ния, вызванные этими ограничениями. Это цель анализа, так как он дает нам рамки, внутри кото­рых может наступить перемена структуры. Пере­стройка структуры требует непосредственной рабо­ты с телом с целью редуцирования напряжения мышц. Анализ и перестройка тела должны двигаться одновременно. Обычно я начинаю с истории па­циента, которая вначале всегда является неполной. В процессе терапии, по мере того как подавленные воспоминания появляются в сознании, образ па­циента становится более выразительным.

Роджер был единственным ребенком. Он опи­сывал свою мать как симпатичную женщину, гордящуюся своим внешним видом и общественным положением. Она любила принимать гостей и хо­дить на приемы. Его отец был бизнесменом, кото­рый много работал и часто возвращался из офиса поздно. Родители редко ругались, тем не менее Роджер чувствовал, что они не счастливы. Он ощущал свою близкую связь с матерью, но знал, что ее заинтересованность им не стабильна. Когда отца не было дома, она хотела, чтобы сын соста­вил ей компанию, жалуясь временами на то, что отец невнимателен к ее потребностям. Но когда был какой-то прием, она его игнорировала. У Род­жера было несколько приятных воспоминаний о игре в мяч с отцом и о совместных прогулках на рыбалку. Несмотря на то, что отец редко его бил или ругал, Роджер знал, что он склонен к гневу. В процессе терапии он осознал, что, будучи ребен­ком, он боялся его.

Пока в этих историях мы находим немного ин­формации, которая могла бы помочь нам выяснить источник происхождения таких серьезных нару­шений в личности Роджера. Однако перед нами едва различимые подсказки на тему настоящих от­ношений Роджера с матерью. Когда женщина не находит удовлетворения в замужестве, она, веро­ятно, обратится к сыну в поисках близкого кон­такта, которого не получилось с мужем. Роджер был для нее поверенным во многих делах. Одна­ко, как только подворачивался случай нанести кому-то визит или встретиться с другим мужчиной, она отворачивалась от него. Подобное отношение она проявляла к нему каждый вечер, когда закрывала двери в спальню, которую делила с его отцом. Ког­да я обратил внимание Роджера на этот факт, он понял, что все время чувствовал себя преданным. Я был обязан подробно исследовать эту часть ис­тории жизни Роджера, так как мне было ясно, что Роджер относится к женщинам так же, как мать в свое время относилась к нему. Он был симпатич­ным, но жил поверхностной жизнью и не сумел полностью отдаться ни одной женщине. Он вел себя с ними сексуально соблазняюще,"так же, как мать вела себя по отношению к нему. В основе этого поведения скрывался сильный гнев, который был перенесением злости из прошлого, той, кото­рую он испытывал к матери. Именно этот гнев вызвал в Роджере отделение сердечных чувств от сексуальных. Такое разделение отразилось в недостачном контакте его грудной клетки с тазом.

К сожалению Роджер должен был также отде­литься от своего чувства любви к отцу. Ребенком он оказался в эдиповом треугольнике. Став фаво­ритом матери, он был обречен на ревность и враж­дебность отца, который был мужчиной более силь­ным, чем он. Роджер сказал во время консультации, что в детстве он не осознавал, что боится отца. Однако со временем стало ясно, что он подавил в себе этот страх, подобно тому, как подавил свой гнев, направленный против соблазнительной матери. Этот страх всплыл позже. Он понял, что достиг боль­ших профессиональных успехов, потому что хотел перещеголять отца. Но он достиг этих успехов только благодаря усилению контроля своей потребности в любви и понимании. Такого рода успех оказался достижением, не имеющим значения, лишившим его жизнь чувств. Он искал убежища в алкоголе и сексуальности, для того чтобы вырваться из-под контроля головы. Это делало возможным возник­новение определенных чувств в его теле. Попав в сильный эдипов конфликт в детстве, Роджер приобрел расщепление. Однако в нем ос­талась определенная интеграция, которая привела его к терапии и поиску своего настоящего я. Это иногда проявлялось в ясных, невинных глазах скры­вающегося в нем ребенка. Когда я увидел этот взгляд, я понял, что младенцем и маленьким ре­бенком Роджер был объектом любви обоих родителей. Терзаемый взрослыми страстями эдипового конфликта, он подавил этого ребенка, закрыв его в своем сердце. Роджер стремился раскрыть свое сердце, но мог это сделать лишь в те редкие мо­менты, когда надеялся, что кто-то поймет его поте­рянность и страх. Именно страх отдаться чув­ствам – гневу, печали, любви – проявился в расщеплении его телесной интеграции.

Терапия такого рода расщепления личности, как у Роджера, нелегка. Анализ поведения, несмотря на то, что он обязателен, не является эффектив­ной интегрирующей силой, так как вовлекает, кро­ме прочего, ум. Роджер принимал мои интерпре­тации, но это оказывало небольшое влияние на его чувства и поведение. Эмоции, будучи функци­ей всего тела, обладают интегрирующей силой. Но как привести в движение эмоцию, которая была бы достаточно сильной, чтобы вызвать такие по­следствия? И какая это должна быть эмоция? Та­кую мощь имеют только две эмоции – любовь и гнев. Единственным человеком, способным выз­вать эти эмоции с напряжением, необходимым для интеграции личности, является психотерапевт. Я стал отцом, в котором нуждался Роджер, и стал также отцом, которого он боялся и по отношению, к которому он мог хранить гнев, пропорциональ­ный его страху.

Проекция подавленных в детстве чувств на лич­ность терапевта известна как трансфер или пере­нос. Все психоаналитики работают над этим ас­пектом, однако, в основном на интеллектуальном уровне. Этого абсолютно недостаточно для того, чтобы изменить психологическую и физическую структуру пациента. Перенос должен быть пережит максимально сильно и выразительно. В случае Род­жера это было непросто, так как он относился ко мне амбивалентно. Он нуждался в отцовской опоре и любви, но, в то же время, относился к своему отцу высокомерно. Он признавал мой авторитет как биоэнергетического терапевта и сотрудничал в ра­боте с телом, дыханием, заземлением и выражени­ем чувств. Однако, он всегда оставался под контро­лем своего ума и по этой причине был не в состоянии полностью отдаться ни терапии, ни себе и своей страстности.

Роджер также боялся меня, хотя не в физичес­ком смысле, так как был младше и сильнее меня. Однако он чувствовал и до определенной степени верил, что, подобно его отцу, я имел над ним власть, происходящую из того факта, что он нуж­дался в моей помощи. Потребность в помощи выз­вала у него чувство зависимости, что, учитывая его эдипову ситуацию в детстве, вызывало у него бессознательный страх кастрации. Гнев, направлен­ный против меня, с другой стороны, увеличивал риск, что я могу его оставить и прервать терапию. Он нуждался также в моей любви, так как в про­шлом требовал любви отца, стараясь произвести на меня впечатление, работая со своим телом и выполняя биоэнергетические упражнения. Одна­ко их прогресс был ограничен его амбивалентны­ми чувствами. С одной стороны, упражнения вызывали улучшение самочувствия, но с другой, он не был в состоянии полностью им отдаться, так как потребность произвести на меня впечатление раздражала его. Ситуация была безнадежной и пос­ле нескольких лет усилий казалось, что терапия обречена на неудачу.

В тоже время именно в этот период терапия име­ет настоящие шансы на успех. Если кто-то согла­сится смириться с неудачей, ничего не потеряно. Можно остаться верным себе. В этот момент Род­жер был в состоянии выразить весь свой гнев по отношению ко мне и к своему отцу. Он делал это, нанося удары кулаками о топчан и повторяя, что его сильно нервирует моя высокомерная позиция. Гнев быстро переносился на отца за то, что он не остался с ним для того, чтобы дать ему опору, по­зволяя ему открыто и по-мужски разрешить конф­ликты в своих отношениях с женой. Для этого он использовал фразу: "Ты не мужчина!». Это означа­ло, что его отцу недоставало характера. Он был также взбешен на мать за предательство его любви и недо­статочно уважительное отношение. Освобождение этого гнева происходило в течение некоторого вре­мени, и в этот период у Роджера развивалось чув­ство интеграции, позволяющее разблокировать лю­бовь.

Терапия Роджера продолжалась в течение не­скольких лет, однако он не жаловался, что она длится слишком долго, когда чувствовал, что она продвигается в правильном направлении. Он ощу­щал постепенные перемены к лучшему в своем теле, по мере того, как устанавливал с ним лучший кон­такт. Перемены в его теле находили отражение в соответствующих переменах в поведении и в отно­шениях с другими людьми. Он был в состоянии почувствовать глубокую любовь к своей жене, и они нашли обоюдное удовольствие в своем обнов­ленном сексуальном союзе. Его сексуальное пове­дение изменилось радикально. На определенное время, когда его состояние улучшилось, он утра­тил сексуальный инстинкт. Его это расстраивало, пока я ему не объяснил, что он перестал относить­ся к сексу, как к удовольствию, которому не мо­жет противостоять, и что секс отныне будет для него выражением любви, которую он не сможет запрограммировать или вписать в деловое распи­сание.