Мы уже и раньше имели возможность узнать от А.С.Шушарина, что трудовой деятельностью занимаются как грудные дети, так и старики вплоть до отбытия в «мир иной». Теперь же в подкрепление этого великого открытия в науке об обществе мы узнаем, что трудообмен происходит «в общей и общественной форме граждан (отношение) включая всех от мала до велика как будущих и прошлых работников», правда они уже «не есть организмы»( ?). Узнаем мы еще и о новом содержании понятия «гражданское общество» («Собственно профессиональному разделению труда, «демографическому производству» в его чистом гомогенном виде и соответствует уже не «органическое» бытие или производство, а как раз знаменитое гражданское общество (в простом значении «демос»), существующее, напомню, хотя бы в примитивных формах уже в любых постпервобытных (постстадных) обществах» (Цит. изд. т.2. с.213).). Итак, гражданское общество, по А.С.Шушарину, порождается не чем иным, а именно «демографическим производством в его чистом гомогенном виде». И снова мы должны отметить необыкновенную легкость пера – демос у А.С.Шушарина существует не то в постпервобытном, не то в постстадном обществе. Подумаешь, велика ли разница – то ли рабовладельческое государство, то ли первобытная община! Современные демократы во главе с Президентом в России пока без видимых результатов борются за создание гражданского общества. Нет, чтобы обратиться к опыту рабовладельческих обществ или на крайний случай к общинам кроманьонцев, где, согласно полилогии А.С.Шушарина, процветало «знаменитое гражданское общество».
Я не намерен далее продолжать цитирование А.С.Шушарина по поводу различных вариаций «демографии» в его трактовке, в частности, воспроизводить его рассуждения о «законе социальности» граждан, его абстрактности, выражающей идеальный трудообмен, об исторических деформациях демографического равновесия, о пауперизме, функциональной неграмотности, бичизме и т.п. вещах. Обратимся, выражаясь словами самого А.С.Шушарина, к тому, как «…совершенно нейтральная демографическая «игра», как доминирующая и предоставленная самой себе, превращается (логически) в беспардонное и заходящее в предел рабство» (Цит. изд. т.2. с.223). Вот до чего, оказывается, могут довести выходящие из под контроля «демографические отношения» - до ужасного, беспардонного рабства. Бедные демографы! Они до сих пор даже и не подозревали, с каким опасным предметом имеют дело, изучая закономерности рождаемости, смертности населения, его возрастную структуру, продолжительность жизни мужчин и женщин, соотношение полов, вероятность появления на свет близнецов и другие процессы.
После ознакомления с новыми базисными понятиями полилогии, мы вновь имеем возможность погрузиться в изучение главной темы 8-ой главы – рабовладение. В трех последних параграфах, посвященных этому феномену, А.С.Шушарин, как это ни печально, не сообщил нам абсолютно ничего нового по сравнению с началом данной главы. Снова мы имеем возможность читать его многословные рассуждения о том, что вся сущность рабовладения сводится к насилию в той или иной форме. Однако отдельные его высказывания все-таки, на мой взгляд, нуждаются в комментариях.
А.С.Шушарин вновь и вновь подчеркивает необходимость отвлечься от реальности рабовладельческих систем, многоукладности хозяйственных форм, экономических и технологических отношений с тем, чтобы «понять сначала только «чистое», господствующее звено градации…»(Цит. изд. т.2. с.224). Таким «чистым» звеном, которое особо расходится с «экономической догматикой», являются «демографические отношения», отметающие существенность всякого «земельного», «аграрного», «территориального», «натурального» аспектов деформации «чистой» абстракции (Цит. изд. т.2. с.228). В чем же заключается суть этих пресловутых «демографических отношений»? Это, конечно же, – насилие и еще раз насилие. «Разумеется, война не создает ни зернышка, - писал А.С.Шушарин, - т.е. в производительном содержании энтропийна, разрушительна, но вот в производственных отношениях всего рабовладельческого комплекса она и является одним из основных способов обеспечения занятости, приобретения главного богатства – работников, т.е. порабощения в этой классической, близкой к чистой экстенсивной эндогенной форме античной «мутации». (Порабощение в интенсивном рабовладении, конечно, сложней, без войны, но суть рабовладельческих отношений та же уже в смысле ее априорной материальной данности, общественной признанности.) Ну а воинственность тогдашних гражданских обществ, тем более окружающих племен (по Энгельсу – знали одну работу, воевать, преодолевать всякое сопротивление), общеизвестна. Да и все рабовладение, например, Р.Арон метафорически удачно называет «военными обществами» (Цит. изд. т.2. с.230).
Рабство – это «невинное демографическое отношение» (какое замечательно сентиментальное выражение!) является ничем иным, как воспроизводством рабов при помощи захватнических войн. «Раб лишен социальности (мы здесь отвлекаемся от многочисленных модификаций), - поучал А.С.Шушарин, - он готовый работник, специалист, созданный органическим и демографическим трудом других обществ, присваиваемый в готовом виде пленением в войнах в виде живого орудия (отчасти посредством работорговли, которая, однако, сама по себе никаких рабов не образовывает, а только оформляет трудообмен и занятость, т.е. расстановку и перемены труда). Поэтому ценность имеют не старые и малые (и потому же семьи у раба обычно нет), а именно уже готовые работники, что опять подтверждает именно демографический характер всех процессов по поводу уже не просто людей, а специалистов, агентов (и объектов) господствующего профессионального разделения труда» (Цит. изд. т.2. с.232-233). Какое количество поистине замечательных выражений скрыто в процитированном абзаце. Здесь и органический и демографический труд других обществ, подвергшихся нападению, и трудообмен занятостью, осуществляемый путем продажи-купли рабов на невольничьих рынках, и приобретение в результате разбоя и торговли агентов профессионального разделения труда. Да, семантикой и стилем А.С.Шушарина, не говоря уже о глубине его научных открытий, не устаешь поражаться!
Итак, А.С.Шушарин, повторяю, упор делает только на одном аспекте рабовладения – диктате насилия, отбрасывая экономическую составляющую использования рабов в общественном воспроизводстве. Им выстроена своя генеральная цепь исторического процесса: от «сверхпринуждения животной эгостадности» к «общинно-родовому принуждению» («кровно-родовому кошмару») и далее прямиком - к рабовладельческому «диктату» в форме бесчеловечного насилия. Такова, если так позволено нам выразиться, внутренняя объективная логика «генеральной последовательности». И вот на этом чудовищно мрачном фоне совершенно парадоксальным представляется, во-первых, его следующий вывод: «Наиболее сильно деформация снятых культурно-родовых отношений состояла как раз в том, что в условиях уже общественной собственности на общую жизнь (эндогенно) раб и превратился в вещь. Тем не менее, он уже удовлетворяет элементарные телесно-духовные нужды, дышит, ест, спит, одевается, общается, удовлетворяет половые потребности, молится и т.д.; он не гражданин, но и не бессловесное животное» (Цит. изд. т.2. с.236). Вдруг у А.С.Шушарина находятся более гуманные формы, характеризующие первобытнообщинный строй и рабовладельческую формацию Появляется такое выражение, как деформация «культурно-родовых отношений» (вместо «кровнородственного кошмара»). А в рабовладельческом обществе, откуда ни возьмись, появляется «общественная собственность на общую жизнь». Правда, остается загадкой, где он ее обнаружил и какова природа этой «общественной собственности» на рабов. И куда вдруг подевалась частная собственность на рабов, о чем он сам писал? И неужели класс рабовладельцев бесследно испарился в процессе возникновения «общественной собственности на общую жизнь»?
Во-вторых, представляется совершенно неуместной, даже безграмотной, критика А.С.Шушариным Ф.Энгельса, который писал о том, что «...развитие государства и права, создание искусства и науки – все это было возможно лишь при помощи усиленного разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.2-ое изд.т. 20. с.186).
И в заключение анализа содержания 8-ой главы не могу не остановиться на еще одном нелепом утверждении А.С.Шушарина о деформации экономических отношений в рабовладельческом обществе, отрицать наличие которых он все-таки не в состоянии, ибо это противоречило бы исторической правде. Вот это утверждение: «Имела место и земельная собственность, и собственность на средства производства (вспомним мысль Ленина, что рабовладелец владел и рабами, и землей, и орудиями труда). Но все это были только потенциальные деформации территориальных и экономических отношений» (Цит. изд. т.2. с.238). О какой деформации можно вообще вести речь, если способ производства в рабовладельческом обществе предполагал соединение в определенных пропорциях всех составных частей производительных сил (и земли, и рабов, и орудий производства), чтобы обеспечивать нормальное воспроизводство общества в тех или иных исторически существовавших формах (Древний Египет, Вавилон, Римская империя, Древняя Греция и др.)?