Герхард де Вриес склонен полагать, однако, что все три упомянутых персонажа имеют сходные черты. Так, у них общие «орнитологические» имена. Имя Градуса – Мартин – является названием птицы из семейства воробьиных. Фамилия прабабушки Шейда по материнской линии «Ирондел» по-французски означает «ласточка» (hirondelle), а фамилия отца Шейда присутствует в научном названии одной из птиц. Ко всему прочему, все трое родились в один и тот же день.
Фамилия Кинбот (Kinbote) есть анаграмма фамилии Боткин. Правда, всячески исследуя этот феномен, Герхард де Вриес почему-то не упоминает об основателе крупнейшей школы русских клиницистов Сергее Петровиче Боткине (1832-1889).
Герхард де Вриес считает, что фамилия Шейд («Shade» по-английски означает «тень») связана с одноименной сказкой Ганса Христиана Андерсена «Тень» (1847). Набоков повторяет классическую тему двойников из сказки Андерсена, утверждает исследователь (15, с. 242). Однако сам Набоков в интервью Альфреду Аппелю, как уже было сказано выше, заявил в 1966 году, что «вся эта тема двойничества – страшная скука», что в его романах «нет настоящих двойников» (7, с. 200-201).
Все набоковеды замечают, что четырехчастная структура «Бледного огня» аналогична структуре «набоковского» «Евгения Онегина», т.е. четырехтомного перевода и комментария к «Евгению Онегину».
В «Бледном огне» упоминаются имена более двадцати английских поэтов, причем цитируются многие из них. Набоков выбрал стихи этих поэтов не только из-за их художественных достоинств, пишет де Вриес, но и потому, что многие из них посвящены «жизни после смерти» (15, с. 255). Чаще всех упоминается Александр Поуп (1688-1744), поскольку Шейд пишет книгу именно об этом английском поэте. Де Вриес полагает, что особая честь отдается Поупу, ибо и у него, и у Пушкина одинаковые инициалы – А.П. Интересно, что последние слова «Бледного огня», т.е. поэмы Шейда, взяты из четвертой песни шутливой ироикомической поэмы Поупа «Похищение локона» – «distant northern land», т.е. «далекая северная страна».
В свете вышеизложенного представляется весьма важным суждение самого Набокова о его романе: «Обе страны, Зембла и страна Одинокого Короля, лежат в одном географическом поясе. Те же ягоды, те же бабочки водятся на их приполярных болотах. Кажется, уже с двадцатых годов и поэзию мою, и прозу посещает некое видение печального царства в дальних краях. С собственным моим прошлым оно никак не связано. В отличие от русского Севера, и Зембла, и Ultima Thule – страны гор, и языки, на которых там говорят, подделаны под скандинавские. Если бы какой-нибудь жестокий проказник захватил Кинбота в плен, принес его с завязанными глазами в Ultima Thule и там где-нибудь на природе отпустил, то Кинбот, вдыхая терпкий воздух и слушая птичьи крики, если бы и понял, что он не в своей родной Зембле, то не сразу, но что он не на берегах Невы, он понял бы довольно скоро» (7, с. 209). Как видим, сам Набоков отрицает аналогию с Советской Россией в своем романе.
Вышеприведенное высказывание Владимира Набокова отсылает нас от романа «Бледный огонь» (1962) к незаконченному роману «Solus Rex» (Одинокий король) и к рассказу «Ultima Thule», который, являясь первой главой названного незаконченного романа, был опубликован в 1942 году в первом номере «Нового журнала».
Ultima Thule – это полубаснословная островная страна Тула на крайнем севере Европы, т.е. «Самая Дальняя Тула»[82]. В русскоязычных пособиях по истории, во избежание аналогии с русским городом Тула, ее обычно именуют «Крайней Фулой». Судя по всему, именно по такой причине Набоков обратился к латинскому названию «государства на грустном и далеком острове» (так оно описано в рассказе «Ultima Thule»).
Некий странный иноземец из какой-то северной страны заказал герою рассказа «Ultima Thule» иллюстрации к своей поэме этого названия. Художник Синеусов больше о заказчике ничего не узнал кроме того, что он спешно отбыл в Америку. Рассказ же Набокова представляет собой ламентации Синеусова, обращенные к умершей жене с воспоминанием о его бывшем репетиторе, студенте Фальтере, с которым он встретился спустя почти четверть века. Фальтер случайно разгадал «загадку мира», «сущность вещей», но сообщить об этом никому не может, ибо это знание убивает человека. Синеусов хочет, чтобы Фальтер сказал ему, в чем же сущность вещей.
Понятно, что Фальтер (а прежде всего – его создатель Набоков) не может «обнародовать» свое «открытие», но сообщение Синеусова о Фальтере выказывает знакомство писателя с трудами В.В.Розанова.
Еще в середине 90-х гг. ХХ в. Ольга Сконечная в статье «Люди лунного света в русской прозе Набокова» проследила тему лунного света в романах «Соглядатай» (1938) и «Дар» (1937-1938), связав их с книгой В.В.Розанова «Люди лунного света. Метафизика христианства». «Однако присутствие лунных мотивов в мире Набокова – это не только реакция на современную литературную моду, но и отклик на предшествующую традицию <...> Набоков пародирует символистскую неземную любовь в лунных сюжетах <...> О содомских обертонах темы Вечной Женственности писал Розанов, в содомском пафосе упрекал Соловьева Мережковский»[83].
В «Даре», полагает О.Сконечная, набоковский Чернышевский аналогичен розановским людям лунного света, которые «потусветны», т.е. не принадлежат этому миру. Столь же «потусветен» и Смуров из «Соглядатая». Впрочем, исследовательница убеждена в том, что символистская тема наземной любви присутствует не только в фарсовых и карикатурных гомосексуальных сюжетах у Набокова, эта тема обрела разные звучания – от сниженно-пародийных до высоких и лирических.
Глава из «Одинокого короля», набоковского незавершенного романа, которая публикуется в виде рассказа «Ultima Thule», на наш взгляд, неразрывно связана с «Уединенным» (1912) В.В.Розанова. Герой рассказа Набокова случайно разгадал, как уже было сказано, «загадку мира», ему «открылась суть». Художник Синеусов подозревает, что Фальтер нашел «заглавие мира» в иероглифах божества, и хотя Фальтер отрицает искание истины в области общепринятой теологии, сюжет рассказа «Ultima Thule» приводит нас к записи Розанова в «Уединенном» относительно разгадки тетраграммы.
«...Я разгадал тетраграмму, Боже, я разгадал ее. Это не было имя как «Павел», «Иоанн», а был зов: и произносился он даже тем же самым индивидуумом не всегда совершенно (абсолютно) одинаково, а чуть-чуть изменяясь в тенях, в гортанных придыханиях... И не абсолютно одинаково – разными первосвященниками. От этой нетвердости произношения в конце концов «тайна произнесения его» и затерялась в веках <...> Кто умеет произнести тетраграмму – владеет миром, т.е. через Бога. В самом деле, тайна этого зова заключается в том, что Бог не может не отозваться на него, и «является тут» со всем своим могуществом»[84].
Итак, В.В.Розанов утверждал, что он «разгадал тетраграмму», причем это был «зов-вздох», состоявший из одних гласных. За несколько лет до Розанова о своей «разгадке» тетраграммы писал архимандрит Феофан в книге «Тетраграмма, или ветхозаветное божественное имя YHWH», вышедшей в 1905 году. Тетраграмма есть собственное имя Божие, но «подлинное произношение тетраграммы затерялось <...> а без него не может быть установлено значение имени»[85]. Начало обычая не произносить тетраграмму раввинистическая иудейская литература возводила ко времени Моисея. «Еще одно предание связывает обычай не произносить тетраграмму с именем первосвященника Симона Праведного (III век до Р.Хр.)»[86]. Так что и архимандрит Феофан говорит только о вероятном подлинном чтении тетраграммы. Вот и Розанов не уточняет, из каких именно гласных состоял «зов-вздох», он лишь убежден, что эти гласные произносились «с придыханиями».
Набоков использовал этот сюжет в «Ultima Thule», поскольку рассказ писался в соответствии с пониманием писателем основ творческого воображения подлинного художника слова. В статье, написанной в то же время, когда создавался рассказ «Ultima Thule» (в русском переводе озаглавленной «Искусство литературы и здравый смысл»), Набоков поясняет, что такое «писатель-творец»[87].
«Писатель-творец, творец в том особом значении, которое я пытаюсь передать, не может не чувствовать, что в своем отрицании реального мира фактов, в своей солидарности с иррациональным, алогичным, необъяснимым <...> он действует в смысле рудиментарном, в чем-то схоже с тем, как мог бы действовать дух, когда приходит его время...»[88].
Набоков категорически выступает против здравого смысла в искусстве литературы, ибо здравый смысл «затоптал не одного тихого гения»[89]. Здравый смысл аморален, ведь естественная мораль человечества иррациональна. Здравый смысл, по Набокову, это смысл здорового большинства, он правилен, как квадрат, и все, к чему он прикасается, тут же дешевеет. Словом, «мрачное чудовище здравого смысла» вредит творческому процессу, убежден Набоков[90].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Анастасьев Н. Владимир Набоков. Одинокий король. – М., 2002. – 525 с.
2. Бюрчиев Б.Н. Особенности «потаенного» сюжета в романе В.Набокова «Король, дама, валет» // Творческая индивидуальность писателя: Традиции и новаторство. – Элиста, 2003. – С. 164-168.
2а. Гандлевский С. Странные сближения // Иностр. лит. – М., 2004. – № 1. – С. 241-263.
3. Забияко А.А. Синэстезия: Метаморфозы художественной образности. – Благовещенск, 2004. – 211 с.
4. Зуев Д. Роман Набокова «Приглашение на казнь»: Тема детства в контексте двоемирия романа // Рус. филология. – Тарту, 2001. - № 2. – С. 92‑100.
5. Набоков В. Дар. – М., 1990. – 348 с.
6. Набоков В. Другие берега. – М., 1989. – 288 с.
7. Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе. – М., 2002. – 704 с.
8. Эскина Н.А. Три этюда о Набокове // Художественный язык литературы 20-х годов ХХ века. – Самара, 2001. – С. 47-60.