Это напоминает употребление собственных имен. "Поскольку референт фиксирован, можно употреблять обозначающее его слово в любых теориях об этом объекте и даже строить теоретические определения этого референта (которые могут характеризовать его правильно или неправильно), но при этом выбранное нами слово не становится "другим словом" в различных теориях"331. На этой идее основана концепция значения, которую Патнэм называет "индексальной": правильная семантическая интерпретация термина требует понимания ситуации, в какой он используется. Выделение объекта происходит не через указание совокупности его свойств, а через описание тех условий, в которых однозначная связь термина и объекта не подвергается сомнению. Значение термина не тождественно его референту, оно представляет собой сложное образование из ряда компонентов: синтаксических характеристик, семантических характеристик, стандартной ситуации указания на "образец", описания объема термина. Все эти компоненты, за исключением объема, изменяются в зависимости от компетенции говорящего и других условий, характеризующих прагматическую ситуацию употребления термина.
Стабильность объема термина выступает как необходимое требование, без которого термины, фигурирующие в различных прагматических ситуациях, имели бы совершенно различные значения, и следовательно, истинность предложений, содержащих эти термины, определялась бы только контекстом. Это как бы семантический репрезентант выражения "на самом деле". Так реальность все же проникает в значение термина. Но какую роль она выполняет? Патнэм говорит о "конвергенции" значений научных терминов: различные значения в ходе научной эволюции как бы "стягиваются" к определенному центру конвергенции - тому общему, что имеется у всех правильных употреблений данного термина. Можно подозревать, что это общее и образует "истинный" объем термина, совпадающий с "реальным положением дел". Согласно этой концепции, прогресс науки - не приближение к "трансцендентальной" реальности, а конвергенция всех "истинных" (этот термин приходится брать в кавычки, ибо, как мы помним, для Патнэма истина "плюралистична"!) употреблений научных понятий.
Так выполняются формальные требования "эпистемического" и "семантического" реализма. Теоретические термины всегда оказываются "обозначающими", поскольку значением термина объявляется не объект из внеязыковой реальности, а сложная система, включающая характеристики прагматической ситуация словоупотребления. Теоретические предложения всегда обладают истинностными значениями, но за выполнение этого требования приходится платить признанием "плюралистичности" истины.
6. "Научный реализм" и развитие науки: возможна ли реалистическая интерпретация прогресса научного знания?
Когда постпозитивистская философия науки переключилась с исследования структуры научных теорий на исследование динамики науки, механизмов научного изменения, обнаружилось резкое противостояние "кумулятивизма" и "дискретизма". Поскольку позитивизм был тесно связан с кумулятивизмом (точнее, с его индуктивистским вариантом) критические аргументы против позитивистов рикошетом попадали и в тех, кто представлял развитие научного знания как накопление добытых истин, ни одна из которых не отбрасывается в дальнейшем, но лишь помещается в ограниченное пространство применимости. Но в действительности подобное представление о развитии науки не связано необходимым образом ни с позитивизмом, ни с логическим эмпиризмом. Кумулятивистская концепция может быть подвергнута критике, которая не будет связана с критикой позитивистского индуктивизма.
В частности, вариант кумулятивизма, заключающийся в утверждении принципа соответствия как основного принципа ассимиляции достижений науки всеми последующими теоретическими системами, имеет тот недостаток, что изображает историческое движение науки в "реконструированном" (с точки зрения ее нынешнего состояния) виде; история науки как бы переписывается современным ученым, обладающим истиной, которая и позволяет ему судить, что в прошлом научном знании было верно, а что нет. Тогда все знание, которое ассимилировано современной наукой, является относительно (приблизительно) истинным, а то, которое не удостоено этой чести - абсолютно ложным. Кумулятивисты утверждают, что арбитром в установлении истинного и ложного является все-таки опыт, а не засилье принимаемых нами настоящее время доктрин. Но больной темой современной философии науки как раз и является сомнение в беспристрастности опыта в качестве такого арбитра: если, как утверждают критики кумулятивизма, опыт всегда "нагружен" теорией, то можно ли доверять "эмпирическим свидетельствам" в пользу или против теории?
Более того, как утверждают "конструктивные эмпиристы", теории являются лишь инструментами для "спасения явлений" и проверяются не на истинность, а на успешность или эмпирическую адекватность. Можно ли говорить о кумулятивном развитии "инструментов"? Очевидно, нет. Их просто применяют, пока они пригодны или пока нет лучших, а затем - откладывают в сторону.
"Научные реалисты" попытались занять среднюю позицию между плоским кумулятивизмом и дискретизмом, вытекающим из тезиса; о "несоизмеримости научных теорий"332. Лишь немногие из них отвергают полностью тезис о "радикальном сдвиге значений" при переходе одних научных теорий к другим. Большинство "научных реалистов" частично или целиком признают реальность такого сдвига. Но истолковывают они его так, чтобы избежать релятивистских крайностей, связанных с последовательным проведением тезиса о несоизмеримости. Понятие научного прогресса остается для них такой ценностью, которую не следует девальвировать.
Например, Х. Патнэм, исходя из своей концепции "конвергенции" значений научных терминов, отстаивает соответствующий вариант кумулятивизма. "Я утверждаю, - пишет он, - что, хотя научные постулаты обычно обнаруживают свою ложность, все же научное познание развивается кумулятивно в том смысле, что если даже хорошая научная теория не является абсолютно правильной, то все же разумно аппроксимированная теория обычно является правильной и в конечном итоге оказывается устойчивой частью наших "основ познания". В самом деле, если бы научное познание не было кумулятивно в этом смысле, то едва ли можно было бы понять, почему оно должно иметь теоретическое (а не только инструментальное) значение"333.
Очевидно, что "научные реалисты" не могут удержаться на реалистической почве. Многие из них прибегают к такой модификации понятия "научного прогресса", чтобы оно было максимально нейтральным по отношению к спорным метафизическим проблемам. Таков, например, "экспланативистский реализм". Переход к новой теории от старой объявляется прогрессивным, если она объясняет, до какой степени последняя способна описывать и объяснять объекты и почему в ряде случаев она терпит неудачу. Например, Дж.Розенберг считает, что даже в том случае, когда обе теории несоизмеримы, объекты, выступающие для старой теории как реальность, можно рассматривать как "кажущуюся реальность"; тогда новая теория должна объяснить, почему эта "кажущаяся" реальность выступала как подлинная для старой теории, а также почему последняя не справлялась с аномалиями. Новая теория должна содержать понятия и законы, являющиеся аналогами соответствующих понятий и законов старой теории. Можно сказать, что законы старой теории были бы законами или следствиями законов новой, если бы реальные объекты были таковыми, как они изображались в старой теории. Ряд понятий новой теории должны быть с формальной и количественной точек зрения хорошими приближениями понятий старой теории, могут изменяться представления ученых о том, что именно измеряется, но результаты измерений должны быть сравнимы. Тогда можно определить прогрессивность изменения: новая теория прогрессивнее старой, если она объясняет более широкий круг явлений (справляется с аномалиями старой теории) и к тому же объясняет, почему применение старой теории к ее "реальности" в одних случаях было успешным, а в других - неудачным334.
Экспланативистский вариант "научного реализма" не вполне ясен. Критерий лучшего объяснения, как его трактует Розенберг, вызывает следующее возражение: новая теория способна судить об отношении старой теории к реальности только "со своей колокольни", то есть с точки зрения "своей реальности" и своего к ней отношения. Можно ли в таком случае говорить об объективности и рациональности ее вердикта? Что касается близости результатов измерений, якобы обеспечивающей сравнимость понятий, то степень этой близости - вопрос условный. А аналогия между понятиями разных теорий, хотя и является распространенным способом рассуждения, все же не может служить достаточным основанием для объективного сравнения двух картин реальности, если по другим критериям они признаются "несоизмеримыми"!