11 См.: Siegel H. Can philosophy of science be naturalized? // Abstr. VII Intern. Congr. Logic, Methodology and Philos. Sci. Moscow, 1987. Vol. 4, pt,2. P.170-172.
12 "Критика, вообще говоря, может быть неверной, но тем не менее важной, открывающей новые перспективы и поэтому плодотворной. Доводы, выдвинутые для защиты от необоснованной критики, зачастую способны пролить новый свет на теории и их можно использовать в качестве (предварительного) аргумента в пользу этой теории" (Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1. С. 54).
13 Там же. С. 67.
14 Понятно, почему "проблеме демаркации" и ее критико-рационалистическому решению придавалось такое значение. Цена этого решения необычайно высока, поскольку оно затрагивает центральную нервную систему всей философии, а не только конкретной методологической программы, вытекающей из попперовского "фальсификационизма". Попперовская "демаркация" была контуром социального идеала, ориентира, направляющего развитие человеческого общества к гуманной цивилизации. Вместе с тем, Поппер, конечно, понимал, что ни реальная демократия в современных обществах (как бы далеко они ни продвинулись по пути к демократическим идеалам), ни реальная наука (о близости которой к идеалу Большой науки могут говорить разве что уж очень восторженные ее почитатели) не могут адекватно представлять Рациональность и претендовать на воплощение этого идеала. Рациональный критицизм в науке постоянно сталкивается с многочисленными и разнообразными проблемами коммуникации между оппонентами (а эта коммуникация непрерывно питается отнюдь не только рациональными источниками), и это тем более верно по отношению к рациональному критицизму в общественной жизни. И все же наука более рациональна: все-таки в ней действительно происходят кардинальные изменения, которые можно назвать революциями, что бы по этому поводу ни говорили методологи-эволюционисты (например, С. Тулмин), и эти революции благотворны для науки, тогда как попытки революционного решения социальных проблем как правило отбрасывают общество на более низкую ступень развития. См об этом содержательную статью В. А. Лекторского "Рациональность, критицизм и принципы либерализма (взаимосвязь социальной философии и эпистемологии Поппера) (Вопросы философии, 1995, No 10, с. 27-36).
15 Поппер К. Реализм и цель науки // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. Хрестоматия. М., 1996 (2 изд.). С.93.
16 Поппер К. Предположения и опровержения. Рост научного знания. Гл. 10 // Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.
17 И. Лакатос, например, понимал этот попперовский термин как "квазитеоретическое размерное отличие между количеством истинных и ложных следствий теории, отличие, которое мы в точности никогда не можем определить, но о котором можем делать предположения". Этот смысл не следует смешивать с "классическим", когда "правдоподобие" понимается как степень "приближения к реальности самой по себе". Поэтому, писал Лакатос, "целью науки может быть возрастание "правдоподобия" в попперовском смысле, но без обязательного возрастания классического правдоподобия"(Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995. С.208-209).
18 См.: Светлов В. А. Дискуссия по проблеме правдоподобия научных теорий // Логические проблемы современной науки. М., 1980. С. 59-98.
19 Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Философия науки. Вып. 3. Проблемы анализа знания. М., 1997. С.56.
20 "В книгах по социальной философии Поппер не очень-то жалует понятие идеала, ибо оно кажется ему чем-то слишком близким к утопии. Между тем, как мне представляется, в результате выявившегося расхождения попперовской концепции рациональности и эмпирических фактов философ в последние годы жизни все более склонялся к тому, чтобы толковать нормы рационального критицизма как некий идеальный эталон (или даже своего рода утопию)" (Лекторский В. А. Цит. соч., с.34-35). Это правильно по существу, но я бы сказал, что теория научной рациональности Поппера всегда, а не только в последние годы жизни этого философа, вдохновлялась идеалом науки и предложенные им еще в 30-е гг. критерии "демаркации" уже были абсолютистскими в указанном выше смысле.
21 Кун Т. Логика открытия или психология исследования? // Философия науки. Вып. 3. Проблемы анализа знания. М., 1997. С.26.
22 Там же. С.40-41.
23 См. подробный обзор этой полемики в: Порус В. Н. О философских аспектах проблемы "несоизмеримости" научных теорий // Вопросы философии, 1986. No 12.
24 Кун Т. Цит. соч. С. 40.
25 Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Философия науки. Вып. 3. Проблемы анализа знания. М., 1997. С.57.
26 См.: Motycka A. Relatywistyczna wizja nauki. Analiza krytyczna koncepji T. S. Kuhna i S. E. Toulmina. Wroclaw etc., 1980.
27 Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978. С. 203.
28 См.: Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994. С. 107.
29 Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984. С.250.
30 Т. В. Адрианова, А. И. Ракитов. Философия науки С. Тулмина // Критика современных немарксистских концепций философии науки. М., 1987. С. 131. См. также: Порус В. Н., Черткова Е. Л. "Эволюционно-биологическая" модель науки С. Тулмина // В поисках теории развития науки. М., 1982. С. 260-277.
31 Хахлвег К., Хукер К. Эволюционная эпистемология и философия науки // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. Хрестоматия. (2 изд.). М., 1996. С.175.
32 Тулмин С. Человеческое понимание. С. 47-48.
33 Там же. С. 48.
34 Тулмин С. Человеческое понимание. С. 48-49.
35 Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. М.,1986. С.158-159. Эти пассажи перекликаются с ницшеанской критикой науки и морали ("Не победа науки является отличительной чертой нашего XIX века, но победа научного метода над наукой", "Мораль - полезная ошибка..., ложь, осознанная как необходимость"). Однако в отличие от Ницше, который рассматривал науку прежде всего как средство для достижения господства над природой, а "волю к истине" - как форму воли к власти (Ницше Ф. Воля к власти // Избранные произведения в 3-х томах, т.1. М., 1994. С. 178, 218, 273, 287), Фейерабенд больше подчеркивал творческую привлекательность интеллектуальной игры с природой.
36 Касавин И. Т. Цит. соч. С.99.
37 Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 162.
38 Zahar E. Why did Einstein's programme supersede Lorentz's // British Journal for the philosophy of science, 1973, vol.24, p. 95-123, 233-262; Feuer L. S. Einstein and the generations of science, N.Y., 1974.
39 См.: Zahar E. "Crucial" experiments: a case study // Progress and rationality in science. Dordrecht, 1978.
40 Ньютон-Смит В. Цит. соч. С.167.
41 Например, Ф. Мэньюэл в своей знаменитой биографии И. Ньютона прибегал к психоаналитическим объяснениям идейных импульсов автора "Математических начал натуральной философии" (F. Manuel. A portrait of Isaac Newton. Cambr. (Mass.), 1968).
42 Ньютон-Смит В. Цит. соч. С. 175.
43 См.: Мамчур Е. А. Проблема соизмеримости теорий // Физическая теория (философско-методологический анализ). М., 1980; Петров В. В. Семантика научных терминов. Новосибирск, 1982; его же: Структуры значения. Логический анализ. Новосибирск, 1979; Kitcher Ph. Theories, theorists and theoretical change // Philosophical review, 1978, vol. 87, ? 4.
44 Ньютон-Смит В. Цит. соч. С.195.
45 Там же. С. 196.
46 Термин "методологический прагматизм" в современной философии науки в большой степени связан с именем Н. Решера (См.: N. Resher. Methodological pragmatism. A systems-theoretic approach to the theory of knowledge. Oxford, 1977). Но в отличие от В. Ньютона-Смита, Н. Решер предпочитает говорить о границах "когнитивного релятивизма", а не об "умеренном рационализме"; надо сказать, что его терминология лучше передает суть дела (см.: Решер Н. Границы когнитивного релятивизма // Вопросы философии, 1997, No.7). Решер напрямую связывает динамику моделей рациональности в науке с решениями того или иного научного сообщества, которые обусловлены в первую очередь успешностью работы ученых; он не слишком доверяет попперовскому "правдоподобию" и практически полностью ставит истинность научных суждений в зависимость от логической когерентности и практической пользы. Решер еще настойчивее, чем Т. Кун, проводит мысль о том, что оценка научной работы как рациональной или иррациональной проводится внутри конкретного "научного сообщества". Коммуникация между научными сообществами, в особенности, когда речь идет о сравнении "парадигм", основывается на критериях успешности, практической полезности. Таким образом, получается, что именно эти критерии являются как бы мета-критериями рациональности. Это типичная стратегия прагматизма в решении проблемы рациональности, о которой еще пойдет речь ниже.
47 Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997. С.9.
48 Рорти Р. Релятивизм: найденное и сделанное // Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. М., 1997. С. 17, 18.
49 Там же, с.30.
50 В отличие от многих нынешних интерпретаций этого явления, в которых ставится акцент на неких "позитивных" моментах постмодернизма, якобы открывающего новую перспективу современной культуры, я придерживаюсь мнения, по которому постмодернизм есть прежде всего негативная реакция на печальный опыт современной культурной истории. Специфика современной (европейской или "западной") цивилизации состоит в том, что она уже как бы привыкла к мысли о том, что всякие "позитивные" культурные проекты, то есть теоретические представления о смысле и ценностях культуры, направляемые "положительными идеалами", универсальными идеями и т. п. продуктами конструктивного Разума, неминуемо терпят крах. Все или почти все крупнейшие трагедии современной истории стали объяснять именно этой причиной, как бы сваливая на Разум грехи человечества. "Ощущение исчерпанности старого и непредсказуемости нового, грядущие контуры которого неясны и не обещают ничего определенного и надежного, и делает постмодернизм, где это настроение выразилось явственнее всего, выражением "духа времени" конца ХХ в., очередным fin du sicle, вне зависимости от того, сколь влиятельным в литературе, искусстве, критике и философии он является на сегодняшний день" (Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. М., 1996. С. 234). Здесь невозможно подробно останавливаться на этой теме. Замечу только, что постмодернизм, который силен в критике культурных проектов прошлого, совсем не так убедителен, когда речь идет о его собственной культурной ориентации. Мне уже приходилось заметить, что последовательный постмодерн ориентирован не на культуру, а на пост-культуру, хотя точно определить значение последнего термина еще очень трудно (см.: Порус В. Н. "Конец субъекта" или пост-религиозная культура? // Полигнозис, 1998, No 1).