Смекни!
smekni.com

История мировых религий (стр. 10 из 19)

В мусульманской науке сложилась особая исследовательская дисциплина — выявление степени достоверности хадисов путем критики надежности иснадов. Были выработаны специфические критерии и термины, в основном связанные с биографией пере­датчика и с историей создания и передачи его рассказа. В итоге была разработана довольно сложная классификация хадисов по степени их достоверности, с учетом надежности передатчиков, с чьих слов они были записаны. Таким образом, принцип иснада не только определил композицию хадисов и различия в автори­тетности, но и сформировал целое направление текстологических исследований в исламской книжности.

В истории ислама не раз возникали споры о том, в какой мере заслуживает доверия тот или иной рассказчик и, значит, то рели­гиозное, правовое или этическое установление, которое предпи­сывает хадис, связанный с именем этого передатчика. Чем древ­нее свидетельство (т. е. чем ближе по времени к жизни пророка), тем большим авторитетом обладал такой рассказчик и его хадис.

О том, насколько важен принцип древности и хронология иснада, говорит тот факт, что два основных направления в исла­ме — суннизм и шиизм — различаются между собой тем, какой древности хадисы они признают священными и, следовательно, каноническими источниками права.

Шииты (от арабск. шиа — «группировка, партия, сторонники») признают только те хадисы, которые восходят к двоюродному бра­ту и зятю Мухаммеда халифу Али и его двум сыновьям. Согласно этим хадисам, продолжить дело пророка, охранять религию и управ­лять мирскими делами могут только прямые потомки Мухаммеда.

Для суннитов круг священных сборников хадисов значительно шире, и законными преемниками Мухаммеда они признают не только Али, но и некоторых других халифов.

Принцип иснада является важной особенностью мусульман­кой системы обучения. Иснад предполагает последовательную передачу религиозного знания лично от учителя к ученику на протяжении веков. М. Б. Пиотровский подчеркивал особую роль иснада в мусульманском мистицизме (именно в суфизме), где ав­торитет мистика во многом зависит от наличия у него достовер­ного иснада — цепочки, по которой мистические знания (кото­рые не могут быть переданы «просто словами»), переходят от первого учителя к сегодняшнему адепту. Иснад в исламской книж­ности еще в большей степени, чем пифагорийско-христианское «ipse dixit» («сам сказал») в европейской культуре, воспитывал му­сульманского богослова или юриста в постоянной оглядке на ав­торитеты. Мусульманин, бравший в руки перо, становился авто­ром только в том случае, если в своем сочинении воспроизводил традицию и включался в нее на правах младшего и послушного ученика. От страниц хадисов, заполненных перечнями храните­лей традиции, пафос иснада распространялся на всю исламскую книжность. Отсюда — бесконечные ссылки на авторитеты, при­званные убедить в правдивости предания и правоверности сужде­ния; постоянная озабоченность, достаточно ли авторитетны те хадисы и их иснады, на которые ссылается пишущий; наконец, абсолютная необходимость каждой новой мысли быть в согласии с суждениями авторитетов ислама. В целом иснад свидетельствует, что черты, характерные для религий Писания, присущи исламу в большей мере, чем иудаизму и христианству. Проявления и по­следствия иснада — это один из мощных факторов традициона­лизма в исламской культуре.

5. «Духовная броня» исламской теологии

Об исламе часто пишут как о религии несложной, наследую­щей ментальность клана или соседской общины и доступной массам простых людей. Действительно, в исламе нет таких сверх­природных парадоксов, как Дева-Богородица и непорочное зача­тие, Богочеловек или Бог-Сын в качестве ниспосланного Слова Бога-Отца. Поэтому естественно, что в исламе просто не воз­никали многие из тех проблем, которые столетиями волновали христианских богословов и суть которых сводилась к потребно­сти рационально осмыслить сверхрациональность Писания.

Однако в исламской теологии возникали свои проблемы, слож­ные по-своему, часто в неожиданных для христианства аспектах и коллизиях.

Дело в том, что ислам — это не только вера и религия. Ислам — это образ жизни, Коран — это «арабский судебник», и именно эта «вплетенность» ислама в повседневные и ответственные жизненные ситуации создает фундаментальное своеобразие ислама и объяс­няет основные коллизии исламской теологии. В сравнении с ис­ламом, христианское богословие представляется крайне умозри­тельным и отвлеченным, далеким от жизни интеллектуальным «искусством для искусства». В свою очередь исламская теология, в сравнении с христианской, представляется озабоченной гораз­до больше юриспруденцией и ежедневными ритуалами в быту, чем спорами об атрибутах Аллаха, несотворенности Корана или Божественном предопределении человеческой судьбы. Кроме то­го, присущий исламу крайний и радикальный монотеизм сразу же исключал самое возможность мусульманских аналогов по от­ношению к такой центральной и чреватой ересями теме христиан­ского богословия, как Пресвятая Троица.

Основные теоретические проблемы мусульманской теологии близки к спорам, волновавшим христианское богословие: о при­роде Аллаха; о соотношении веры и разума; о свободе воли чело­века и Божьем предопределении его судьбы; о посмертном суде над умершим и его загробной жизни; о соотношении Корана и «Сун­ны» (т. е. Писания и Предания); о принципах толкования свя­щенных текстов; о взаимоотношениях религии и общества (в раз­витие принципа слияния религиозной и политической общин, провозглашенного Мухаммедом).

Специфически мусульманские догматические проблемы свя­заны с вопросом о сотворенности или несотворенности «Корана». После полуторавековых дискуссий победило фундаменталистское мнение о несотворенности: Коран «пред творцом не есть сотво­ренное».

Своеобразие мусульманской теологии иногда видят в некоторой смысловой дезинтеграции картины мира, в преобладании в исламе окказионалистского мировоззрения и атомарности мышления. Например, в популярной мусульманской доктрине время считается дискретной (прерывистой) последовательностью атомов време­ни. «Бог воссоздает мир в каждый из атомов времени, но только на момент продолжительности этого атома. Подобный окказио­нализм имел целью утвердить абсолютное могущество Бога в смыс­ле его полной независимости от законов и обязательств, в том числе и от его собственных установлений» (Грюнебаум). Окказионализм (от лат. occasio — случай, повод) — философский взгляд, согласно которому любые события и явления мира — это не связанные между собой случайности (и даже не «цепь случайностей», а «слу­чайное нагромождение случайностей»). Окказионализм и дис­кретность мировидения находят в исламе самое различное выра­жение. Например, вера определяется как сумма добрых дел. Человек считается состоящим из атомов и акциденций (устойчи­вых, но независимых от субстанции признаков)… В дискретности и окказиональности мусульманской картины мира культурологи-исламоведы видят фактор, создающий своеобразие исламской ли­тературы искусства. Тенденция рассматривать мир как прерывный, с одной стороны, и концентрация на деталях и отдельных эпизодах, а не на связаности и завершенности композиции, с другой, порож­дена самой сутью ислама. Налицо взаимная близость литературы и философско-теологической доктрины ислама. Эти черты литерату­ры допустимо трактовать как «специфически исламское явление».

Теология всегда занимала исключительно престижное место в исламской цивилизации. Мусульмане видели в ней не только высокую мудрость, но и практически важное знание, ключ к От­кровению Аллаха и «Сунне» Пророка, к мусульманскому праву шариату. Вместе с тем высокий престиж знания или занятия, как правило, не уживается с его массовостью и доступностью. Это об­стоятельство, а также консервативно-охранительные тенденции, существенные для ислама как религии Писания и в целом для раннего мусульманского общества, — все это усиливало в ислам­ском богословии черты закрытой и авторитарной системы «ду­ховной брони ислама».

Стремление сузить круг богословов и затруднить доступ к бо­гословской информации уже в 892 г. вызвало в Багдаде специаль­ный указ халифа о запрете книготорговцам продавать книги по догматике, диалектике и философии. Догматика ислама сконцент­рирована в одном аяте Корана «О вы, которые уверовали! Веруй­те в Аллаха и Его посланника, писание, которое Он низвел Свое­му посланнику, и писание, которое Он низвел раньше. Кто не верит в Аллаха и Его ангелов, и Его писания, и Его посланников, и в последний день, тот заблудился далеким заблуждением»

Слова «…писание, которое Он низвел раньше» указывают на Св. Писания иудеев и христиан. Согласно исламской догматике, Бог, еще Мухаммада, посылал Откровение людям через пророков, но люди не вняли пророку и отступили от заветов Бога. И только Мухаммед, «печать пророков», т. е. последний и главный пророк истинной веры, сумел вывести уверовавших из заблуждения.

Таким образом, в исламе регламентация теологии достигалась во-первых, путем ограничения доступа к информации и, во-вто­рых, путем ранней и жесткой догматизации главных вероучительных истин. Характер контроля над теологическим знанием находит соответствие в основных тенденциях в управлении всей религиоз­ной информацией в исламе. Быстрая кодификации Писания, ра­дикальное устранение неканонических (апокрифических) версий Корана (по приказу халифа: сжечь), информационная власть тра­диции, постоянно воспроизводимая в иснаде, — все сочетании с радикальной регламентацией и догматизацией теологии харак­теризует ислам как наиболее жестко организованную религию Писания.

6. Как принимают ислам

Исламский полный символ веры называется акида (арабск. «вера, догма»). У суннитов есть несколько сводов догматов: наи­более популярный приписывают Абу Ханифе (VIII в.), затем свод XIII в. и конца XV в.