Народы и личности в истории. том 3 Миронов В.Б 2001г. (стр. 49 из 173)
Чем был обусловлен интерес к образованию? Токвиль писал: «Как только толпа начинает интересоваться умственным трудом, она осознает, что успехи в какой-либо из интеллектуальных сфер в огромной мере помогают человеку обрести славу, могущество и богатство. Порожденное равенством беспокойное честолюбие тотчас же начинает действовать в этом, как и в любом другом перспективном направлении. Число занимающихся научной деятельностью, литературой и искусством становится огромным. В мире интеллектуального творчества наблюдается необычайная активность; каждый пытается найти в нем свою собственную дорогу и этим привлечь к себе внимание публики. Нечто подобное происходит в политической жизни Соединенных Штатов… Следовательно, утверждение о том, что люди, живущие во времена демократии, наделены естественным равнодушием к наукам, литературе и искусству, не является истинным; необходимо признать лишь то, что они культивируют их на особый манер, привнося в них свои собственные достоинства и недостатки». В начале XIX в. лорд Дж. Брайс, посетив США, неожиданно для себя обнаружил, что средний уровень знаний здесь выше, а привычка к чтению распространена шире, нежели в любой другой стране. В Коннектикуте был широко известен лексикограф Ной Уэбстер. Было распродано 50 миллионов его словарей. С их помощью народ обрел единое правописание. Многие помешались на учености. Слово «образование» к тому времени становилось в Америке паролем, символом веры. Примеры истового, почти религиозного преклонения перед знанием и наукой можно видеть всюду. Современник писал: «Образованием сейчас никого не удивишь – к нему тянется tiers etat (третье сословие), им заворожены все слои населения. Вчера дочка нашей старой служанки объявила мне, что «почти завершила свое английское образование: с французским все прекрасно, а музыкой и рисованием осталось позаниматься одну четверть».[182]
Вначале школы давали скудное образование. Президент США Линкольн вспоминал: «Была так называемая школа, но от учителей никакой квалификации не требовалось, лишь бы они умели читать, писать и считать. Если случалось забрести в эти края человеку, о котором говорили, что он разбирается в латыни, то его уже считали ученым». Школа в Пидженкрик, где учился Эйб (так сверстники и соседи звали юного Линкольна), работала только зимой, да и то, если там оказывался учитель. В случае отсутствия такового она попросту закрывалась. Труд преподавателя оплачивался не деньгами, а чаще всего натурой (олениной, окороком, зерном, шкурами, продуктами). Президент признался, что его обучение в школе продолжалось в общей сложности менее года. В дальнейшем его основными учебниками станут книги и мемуары, наподобие «Жизни Джорджа Вашингтона», биографии Франклина и др.
Ной Уэбстер
Лучшие полотна, рисующие жизнь американских девчонок и мальчишек, принадлежат М. Твену («Том Сойер» и «Гекльберри Финн»). Мы видим строгих учителей, главным учебным пособием которых были розга и линейка. Несмотря на писательскую иронию, те оригинальные произведения, что зачитывались на экзаменах девицами, свидетельствуют о насыщенности программы обучения. Отдадим должное педагогам США, их средствам информации, внедрявшим в сознание идеалы трудолюбия и образованности. С начальных школ и семей до лицеев и читален тут превозносили обязательность трудовых усилий. Знаменитые хрестоматии У. Макгаффи учили труду несколько поколений американской молодежи. В этой стране вначале не было и в помине философии «быстрых денег». Воровская этика нуворишей, в основе которой лежит идея «крупной кражи», не могла привлечь народ Америки. Начиная с 1836 г. не менее половины американских детей «приходили в школы, получали книгу Макгаффи, учились у него трудолюбию, бережливости и умеренности». Учебники же стремились донести до молодежи мысль: «Упорное трудолюбие позволит тебе справиться практически с чем угодно». В Америке всегда считалось стыдом плохо и небрежно работать.[183]
Прекрасный пример подал и автор «Декларации независимости», президент США Джефферсон (1743–1826). В 1778 г. он внес на рассмотрение виргинской ассамблеи «Билль о большем распространении знаний». Главной задачей билля являлось просвещение умов народных масс. Предлагая давать детям техническое образование, Джефферсон опередил свое время. Благодаря его усилиям на посту губернатора Виргинии реорганизуется система образования в штате. Велика роль Джефферсона и в создании Виргинского университета. Создание колледжа или университета в Америке считается почтенным делом. Вытряхивая из прижимистых богатеев деньги на образование, он словно уподоблялся царю Мидасу, обращавшему в золото все, к чему прикасались его руки. Им создан «Фонд для нужд просвещения». Он спроектировал академическую деревню. К зданию университетского комплекса (по образцу римского Пантеона) примыкали 10 двухэтажных зданий, в каждом из них аудитория, квартира для преподавателя, комнаты для студентов. В центре находилась Ротонда – храм знаний. Все это окружено аллеями и садами. «Отец-основатель» наметил программу обучения, пригласил лучших преподавателей, собрал прекрасную библиотеку (что позже и составит основу знаменитой библиотеки конгресса). Виргинский университет открыли в 1825 г., когда отцу-основателю было уже 82 года. Это было главным его деянием. Перед тем как покинуть бренный мир, он собственноручно набросал текст надгробия: «Здесь похоронен Джефферсон, автор американской Декларации независимости, Виргинского статута о свободе вероисповедания, отец Виргинского университета». В первом наборе было принято для обучения 40 студентов. Это высшее учебное заведение считается одним из лучших в США государственных университетов (18 тысяч студентов и аспирантов). Он настаивал, чтобы лица, которых природа наградила гением и талантами, могли бы получить образование независимо от наличия или отсутствия у них средств, происхождения, других случайных условий или обстоятельств («для распространения счастья на всех без исключения граждан»). Эта позиция просветителя воплотилась в его знаменитом девизе – «Дорогу талантам!». В США всегда некоторым преимуществом пользовались одаренные дети, что, вообщем-то, закономерно. Они освобождались от платы за обучение. В каждом ребенке, считали представители раннего американизма, можно найти зародыш всех совершенств, достигаемых человеческим духом. Вспомним, как Фурье утверждал: «Почти каждый может стать равным одному из самых изумительных существ, являвшихся миру, как Гомер, Цезарь, Ньютон и т. д.». Джефферсон стал своеобразным summus princeps (высшим вдохновителем – лат.) своего времени и духа Америки.[184]
Это же мы вправе сказать о Дж. Мэдисоне (1751–1836), четвертом президенте США, одном из авторов Конституции США. Выходец из семьи потомственных плантаторов, Джеймс был отдан в лучшую школу Виргинии, школу Д. Робертсона, талантливого педагога из Шотландии. Мэдисон вспоминал о нем как о человеке больших познаний и выдающемся учителе. Он поступил учиться в Принстонский колледж (основан в 1746 г.).
Принстон тех лет отличали академизм и высокое качество преподавания. Мэдисон постигал премудрость юридических наук, изучал социальные, философские и политические учения, пытаясь на практике реализовать идеи философа Юма («политика может быть превращена в науку»). В Принстоне юноша обрел друзей и соратников (У. Брэдфорд, Ф. Френо, X. Брекенридж). Большое влияние на него оказали два известных шотландца (философ Юм и поэт Фергюсон). Ему удалось приобрести некоторые познания в иврите, хотя это не входило в программу колледжа. Упор он делал на изучение истории. Впоследствии Мэдисон дважды занимал пост государственного секретаря в правительстве Джефферсона, дважды избирался президентом страны. По общему мнению, это один из самых просвещенных и талантливых американских политиков. Его заслугой считается разработка концепции разделения властей (знаменитая система сдержек и противовесов с помощью двухпалатного парламента). Имя Мэдисона уже при жизни стало символом единства американского Союза.[185]
В таких учебных заведениях, как Гарвард, старались давать азы классических знаний. Брукс писал: «Само же обучение состояло из опроса. Никакой профессорской чепухи, никаких лекций и ненужных посторонних сведений, никаких цветистых примеров. Уходишь с головой в латынь или в математику, на столе пара свечей. Назавтра ты принимаешься грызть ту же науку снова. Профессора были не няньками и не учителями танцев. В Гарвард поступали не затем, чтобы развивать свои сомнительные склонности. В Гарвард приходили выучиться и «заслужить мраморный бюст». Все желали, чего бы это ни стоило, но добиться громкой славы и заполучить monumentum aere perennius (памятник прочнее меди)». Задача не простая. Но как говорил У. Чэннинг: «Дело или занятие, не содержащие трудностей, не требующие полного напряжения ума и воли, недостойны человека».[186] Здесь говорили на смеси английского, французского и латыни. Студенты любили щегольнуть иностранными словечками, вроде слова symposium. Хотя студенты видели в этом слове синоним словосочетания «выпивать вместе». А уж в трезвости или в излишней строгости ученых мужей никто не заподозрил бы. В день выпуска закатывали банкеты на 600 гостей с танцами во дворе. В чем заключалось обучение в университете?
Гарвардский университет. Мемориал-холл
В середине XIX в. писатель Г. Торо сказал о результатах обучения в Гарварде: «Оканчивая колледж, я с удивлением узнал, что я, оказывается, изучал там навигацию! Да если бы я прошелся по гавани, я узнал бы о ней больше. Даже бедному студенту преподают только политическую экономию, а экономией жизни или, другими словами, философией в наших колледжах никто серьезно не занимается. В результате, читая Адама Смита, Рикардо и Сэя, студент влезает в долги и разоряет своего отца». Высшее образование еще не стало ключевым фактором социально-экономического развития. Американцы не относились серьезно к высшей школе, как советовал Г. Торо: «Я хочу, чтобы студент не играл в жизнь и не просто изучал ее, пока общество оплачивает эту дорогую игру, а серьезно участвовал в жизни от начала до конца. Что может лучше научить юношу жить, как не непосредственный опыт жизни?.. Так же как с нашими колледжами, обстоит дело с сотней других «современных достижений», в них много иллюзорного и не всегда подлинный прогресс». В этом трезвом и критическом взгляде есть резон. Невысока была и читательская культура.