Христианские мотивы во многом определяют проблематику, поэтику, атмосферу книг Ч. Диккенса и жанровую специфику некоторых из них («ChristmmasStories»). Проблемы добра и зла, награды и возмездия, всегда занимавшие писателя, особенно остро встают перед ним в 40-50-е годы, определившие перелом в сознании писателя. Диккенс, для которого, по мнению Н.П. Михальской, моральный принцип является «важнейшим структурообразующим началом» романов, в ряде литературных работ предстает как исследователь нравственных грехов и пороков: гордыни, тщеславия, ложной святости [21, c.204].
Творчество Ч. Диккенса с начала выхода его первых романов находилось в центре внимания критики. В 30-60 годы XX века исследователи творчества Ч. Диккенса воспринимали писателя как создателя крупных социальных полотен, который отразил социальный конфликт эпохи, показал бесчеловечие власти денег, униженность обездоленных [13, c. 59]. Их работы не утратили своей ценности благодаря важности поставленных проблем, богатству фактического материала, тщательной разработке отдельных вопросов жизни и творчества великого английского писателя. Безусловно, Ч. Диккенс — критик современной ему действительности, обличитель социальной несправедливости. Диккенсоведение, особенно совецкое, много сделало для раскрытия этого аспекта художественного мира писателя. Однако немалую роль в его мировосприятии, в его защите униженных и оскорбленных играло христианское учение. Но эта сторона миропонимания писателя либо воспринималась как проявление слабой позиции Ч. Диккенса, либо игнорировалась.
Наше время (конец XX - начало XXI веков) ознаменовалось новым прочтением Ч. Диккенса с учетом прежних достижений [33, c. 178]. Несмотря на то, что Библия и Молитвенник воспринимались Диккенсом как «устойчивые источники успокоения и порядка», тем не менее, писатель в своих романах «говорит не только одним библейским голосом». Исследователи считают, что у «библейского Боза» не только «сентиментальный», «причудливый» и «смешной» голос, но так же «сатирический», «иронический», «скептический» и «грустный», что характеризует Ч. Диккенса как писателя разностороннего дарования.
Праздник Рождество имеет свою давнюю историю. На протяжении веков отношение к этому празднику изменялось, возникали различные обычаи и традиции празднования Рождества. Так в следующем подразделе мы рассмотрим, каким был праздник Рождества в предшествующие эпохи.
2.1 Эволюция образа Рождества в английской литературной традиции
Рождество — праздник в высшей степени синкретический. По мере своего распространения в Европе и во всем мире он приобрел весьма богатое внутреннее содержание. Эта исключительная способность к адаптации превратила его в универсальный праздник, который ощущают своим верующие и неверующие, родители и дети.
Идея сделать 25 декабря праздником Рождества появилась в 4 веке. Папа Либерий официально назначил празднование дня рождения Иисуса Христа на декабрь, выбрав 25-е число самого темного месяца года. Население Римской империи было давно привычно не только к декабрьскому карнавалу Сатурналий, но и к DiesNatalisSolisInvicti – дню рождения Непобедимого Солнца (alias грозного восточного бога войны Митры из Малой Азии), официально учрежденного императором Аврелианом в 273 году н.э. в день зимнего солнцестояния, который тогда как раз приходился на 25-е декабря. Церковь стремилась избавиться от пережитков язычества. Поэтому отцы церкви решили учредить новый, христианский праздник в честь дня рождения Иисуса Христа, который бы заменил римский.
Но если внимательно прочесть Новый Завет, то станет ясно, что Иисус родился не зимой. Ранние христианские авторы настаивали на марте и мае. Однако для упрощения массового перехода к христианству Церковь выбрала в качестве даты Рождества конец декабря – время, когда язычники отмечали начало увеличения солнечного дня. Соответственно, многие языческие обычаи стали частью рождественских торжеств.
Норманны привезли с собой в Англию совсем другие представления о том, как подобает праздновать. КакписаллордМаклей: «the polite luxury of the Normans presented a striking contrast to the coarse voracity and drunkenness of their Saxon and Danish neighbours. They loved to display their magnificence, not in huge piles of food and hogsheads of strong drink, but in large and stately edifices, rich armour, gallant horses, choice falcons, well-ordered tournaments, banquets delicate rather than abundant, and wines remarkable rather for their exquisite flavour than for their intoxicating power» [39, c. 76]. Все это, конечно, так, но историки недаром отмечают невероятную быстроту, с которой произошло превращение норманнов в англо-норманнов, и это означает, что культурное проникновение происходило в обе стороны.
Разумеется, помимо свадеб, коронаций и турниров, удобнейшим способом блеснуть было празднование религиозных праздников: Рождества, Пасхи, Троицы и Духова Дня. Советы старейшин при короле продолжали собираться по этим праздникам, хотя норманны весьма урезали и упорядочили баронскую власть сразу и решительно. В Рождество все нобли королевства были обязаны являться ко дворам своих суверенов, чтобы помогать тем в традиционных рождественских судах и переговорах о важных делах. Собиравшихся ко двору короля тот приветствовал в полном парадном облачении, с короной на голове. Начиналось все с застолья, на котором король раздавал подарки собравшимся в знак своего благоволения. Потом и только потом переходили к делам. Несомненно, таким же образом проходили приемы у младших ноблей.
Где бы ни находился двор, во время праздников туда стекались жонглеры и фокусники, мимы и менестрели. Во время пира были обычны только представления с танцами, фокусами, музыкой и пантомимой. Время менестрелей приходило тогда, когда король и его гости покидали большой пиршественный зал, переходя в королевские покои. Потому что к менестрелям и их песням норманны относились серьезно и трепетно.
Рождество 1067 года Вильгельм встретил в Лондоне, пригласив на праздник большинство саксонских лордов, и объявив через церкви, что «allthecitizensofLondonshouldenjoytheirnationallawsasinthedaysofKingEdward». Рождество 1068 и 1069 годов прошли в Йорке.
В те же времена начался прогресс английской литературы, и появились первые таинственные сказки о Рождестве: «I, Othbert, a sinner, have lived to tell the tale. It was the vigil of the Blessed Virgin, and in a town where was a church of St. Magnus. And the priest, Rathbertus, had just begun the mass, and I, with my comrades, fifteen young women and seventeen young men, were dancing outside the church. And we were singing so loud that our songs were distinctly heard inside the building, and interrupted the service of the mass. And the priest came out and told us to desist; and when we did not, he prayed God and St. Magnus that we might dance as our punishment for a year to come. A youth, whose sister was dancing with us, seized her by the arm to drag her away, but it came off in his hand, and she danced on. For a whole year we continued. No rain fell on us; cold, nor heat, nor hunger, nor thirst, nor fatigue affected us; neither our shoes nor our clothes wore out; but still we went on dancing. We trod the earth down to our knees, next to our middles, and at last were dancing in a pit. At the end of the year release came» [44, с. 181]. На примере этой сказки мы видим, что в данный период существовала религиозная трактовка Рождества.
Вильгельм Рыжий праздновал Рождество с таким же размахом, как и все прочие праздники, хотя во время его правления Вестминстер и превратился в «Rufus's roaring hall». Этот король был экстравагантен во всем.
Первое Рождество Генриха I запомнилось всем надолго. В том году его дочь Матильда овдовела, и он твердо вознамерился сделать своей преемницей именно ее. Вот и собрал король на Рождество 1126 года всех ноблей и епископов в Виндзор, где объявил им о своем решении и потребовал от них клятвы в верности Матильде. Они поклялись, но, как показало будущее, большинство бесстыдно лгали, отнюдь не проникнувшись святостью праздника.
Памятным стало и Рождество 1127 года, когда архиепископы Кентерберийский и Йоркский разругались по поводу того, кто должен надевать на короля корону, когда тот отправляется в церковь. Это разногласие решал сам папа в Риме, который повелел, чтобы корону на короля в праздничных случаях надевал архиепископ Кентерберийский, а на королеву – Йоркский.
Стефан Блуасский короновался на Рождество 1135 года. Матильда романтически бежала из осажденного замка, одетая в белое, чтобы быть незаметной на фоне снега, тоже на Рождество (1142 года), и ее сын короновался Генрихом IIна Рождество 1154 года. На Рождество 1170 года был убит Бекетт, после того, как провозгласил анафему на семью ДеБроков.
Свое первое Рождество в Бермондсее Генрих IIознаменовал декретом, изгоняющим иностранцев из королевства. В 1158 году он же, празднуя Рождество в Ворчестере, снял с себя корону, положил ее на алтарь, и больше никогда не надевал [37, c. 67]. Наверное, самым веселым для этого Генриха Рождеством было Рождество 1171 года, в Ирландии. Поскольку в Дублине не нашлось места достаточно большого, чтобы вместить всех попутчиков и гостей, Генрих за очень короткое время построл в деревне Хоггс гигантский дом в родовом ирландском стиле, и устроил для ирландских баронов феерический праздник, знакомя их с турнирами, представлениями жонглеров, норманнскими блюдами, песнями и танцами.
Генрих IIлюбил праздновать. И делал это с размахом: на его рождественских пирах подавались мясо журавлей, какие-то загадочные блюда dellegrout, maupigyrum, karumpie, значения которых современные словари не знают, вина с различными наполнителями, сидр, мед, кларет, напиток из меда и сока тутовника, эль. В то время началось интенсивное использовальние различных приправ и фруктов при приготовлении праздничных блюд.
Из тех же времен в истории остались жалобы монахов королю на своих аббатов, которые сочли нужным ограничить последних всего 3-4 переменами блюд. Например, монахи Кентербери привыкли к 17 переменам ежедневно, со всеми приправами, соусами и десертом.
Любопытно, что норманны прибыли в Англию людьми очень умеренными в употреблении алкогольных напитков и очень набожно относящимися к Рождеству. Черезвсего-тостолеткапелланГенрихаВторогописал: «When you behold our barons and knights going upon a military expedition you see their baggage horses loaded, not with iron but wine, not with 57 lances but cheeses, not with swords but bottles, not with spears but spits. You would imagine they were going to prepare a great feast rather than to make war. There are even too many who boast of their excessive drunkenness and gluttony, and labour to acquire fame by swallowing great quantities of meat and drink». [44, с. 250] Синергия культур в этом аспекте привела к явной победе англо-саксонских традиций. ЧтокасаетсяРождества, то