наблюдать редкое зрелище - охоту на крупного зверя, погоню за преступником,
драму с единственным действующим лицом.
Успеет ли он сказать свое последнее слово? Когда на глазах у миллионов
зрителей пес схватит его, не должен ли он, Монтэг, одной фразой или хоть словом
подвести итог своей жизни за эту неделю, так, чтобы сказанное им еще долго жило
после того, как пес, сомкнув и разомкнув свои металлические челюсти, отпрыгнет и
убежит прочь, в темноту. Телекамеры, замерев на месте, будут следить за
удаляющимся зверем - эффектный конец! Где ему найти такое слово, такое последнее
слово, чтобы огнем обжечь лица людей, пробудить их ото сна?
- Смотрите, - прошептал Фабер.
С геликоптера плавно спускалось что-то, не похожее ни на машину, ни на
зверя, ни мертвое, ни живое, что-то, излучающее слабый зеленоватый свет. Через
миг это чудовище уже стояло у тлеющих развалин. Полицейские подобрали брошенный
Монтэгом огнемет и поднесли его рукоятку к морде механического зверя. Раздалось
жужжание, щелкание, легкое гудение.
Монтэг, очнувшись, тряхнул головой и встал. Он допил остаток виски из
стакана:
- Пора. Я очень сожалею, что так все вышло.
- Сожалеете? О чем? О том, что опасность грозит мне, моему дому? Я все это
заслужил. Идите, ради бога, идите! Может быть, мне удастся задержать их...
- Постойте. Какая польза, если и вы попадетесь? Когда я уйду, сожгите
покрывало с постели - я касался его. Бросьте в печку стул, на котором я сидел.
Протрите спиртом мебель, все дверные ручки. Сожгите половик в прихожей. Включите
на полную мощность вентиляцию во всех комнатах, посыпьте все нафталином, если он
у вас есть. Потом включите вовсю ваши поливные установки в саду, а дорожки
промойте из шланга. Может быть, удастся прервать след...
Фабер пожал ему руку:
- Я все сделаю. Счастливого пути. Если мы оба останемся живы, на следующей
неделе или еще через неделю постарайтесь подать о себе весть. Напишите мне в
Сент-Луис, главный почтамт, до востребования. Жаль, что не могу все время
держать с вами контакт,- это было бы очень хорошо и для вас и для меня, но у
меня нет второй слуховой капсулы. Я, видите ли, никогда не думал, что она
пригодится. Ах, какой я был старый глупец! Не предвидел, не подумал!.. Глупо,
непростительно глупо! И вот теперь, когда нужен аппарат, у меня его нет. Ну же!
Уходите!
- Еще одна просьба. Скорей дайте мне чемодан, положите в него какое-нибудь
старое свое платье - старый костюм, чем заношенней, тем лучше, рубашку, старые
башмаки, носки...
Фабер исчез, но через минуту вернулся. Они заклеили щели картонного
чемодана липкой лентой.
- Чтобы не выветрился старый запах мистера Фабера,- промолвил Фабер, весь
взмокнув от усилий.
Взяв виски, Монтэг обрызгал им поверхность чемодана:
- Совсем нам ни к чему, чтобы пес сразу учуял оба запаха. Можно, я возьму с
собой остаток виски? Оно мне еще пригодится. О, господи, надеюсь, наши старания
не напрасны!..
Они опять пожали друг другу руки и, уже направляясь к двери, еще раз
взглянули на телевизор. Пес шел по следу медленно, крадучись, принюхиваясь к
ночному ветру. Над ним кружились геликоптеры с телекамерами. Пес вошел в первый
переулок.
- Прощайте!
Монтэг бесшумно выскользнул из дома и побежал, сжимая в руке наполовину
пустой чемодан. Он слышал, как позади него заработали поливные установки,
наполняя предрассветный воздух шумом падающего дождя, сначала тихим, а затем все
более сильным и ровным. Вода лилась на дорожки сада и ручейками сбегала на
улицу. Несколько капель упало на лицо Монтэга. Ему послышалось, что старик
что-то крикнул ему на прощанье - или, может быть, ему только показалось?
Он быстро удалялся от дома, направляясь к реке.
Монтэг бежал.
Он чувствовал приближение Механического пса - словно дыхание осени,
холодное, легкое и сухое, словно слабый ветер, от которого даже не колышется
трава, не хлопают ставни окон, не колеблется тень от ветвей на белых плитках
тротуара. Своим бегом Механический пес не нарушал неподвижности окружающего
мира. Он нес с собой тишину, и Монтэг, быстро шагая по городу, все время ощущал
гнет этой тишины. Наконец он стал невыносим. Монтэг бросился бежать.
Он бежал к реке. Останавливаясь временами, чтобы перевести дух, он
заглядывал в слабо освещенные окна пробудившихся домов, видел силуэты людей,
глядящих в своих гостиных на телевизорные стены, и на стенах, как облачко
неонового пара, то появлялся, то исчезал Механический пес, мелькал то тут, то
там, все дальше, дальше на своих мягких паучьих лапах. Вот он на Элм-террас, на
улице Линкольна, в Дубовой, в Парковой аллее, в переулке, ведущем к дому Фабера!
"Беги, - говорил себе Монтэг, - не останавливайся, не мешкай!"
Экран показывал уже дом Фабера, поливные установки работали вовсю,
разбрызгивая струи дождя в ночном воздухе. Пес остановился, вздрагивая.
Нет! Монтэг судорожно вцепился руками в подоконник. Не туда! Только не
туда!
Прокаиновая игла высунулась и спряталась, снова высунулась и снова
спряталась. С ее кончика сорвалась и упала прозрачная капля 'дурмана, рождающего
сны, от которых нет пробуждения. Игла исчезла в морде собаки.
Монтэгу стало трудно дышать, в груди теснило, словно туда засунули кулак.
Механический пес повернул и бросился дальше по переулку, прочь от дома
Фабера.
Монтэг оторвал взгляд от экрана и посмотрел на небо. Геликоптеры были уже
совсем близко - они все слетались к одной точке, как мошкара, летящая на свет
Монтэг с трудом заставил себя вспомнить, что это не какая-то вымышленная
сценка, на которую он случайно загляделся по пути к реке, что это он сам
наблюдает, как ход за ходом разыгрывается его собственная шахматная партия.
Он громко закричал, чтобы вывести себя из оцепенения, чтобы оторваться от
окна последнего из домов по этой улице и от того, что он там видел. К черту! К
черту! Это помогло. Он уже снова бежал. Переулок, улица, переулок, улица, все
сильнее запах реки. Правой, левой, правой, левой. Он бежал. Если телевизионные
камеры поймают его в свои объективы, то через минуту зрители увидят на экранах
двадцать миллионов бегущих Монтэгов - как в старинном водевиле с полицейскими и
преступниками, преследуемыми и преследователями, который он видел тысячу раз. За
ним гонятся сейчас двадцать миллионов безмолвных, как тень, псов, перескакивают
в гостиных с правой стены на среднюю, со средней на левую, чтобы исчезнуть, а
затем снова появиться на правой, перейти на среднюю, на левую - и так без конца!
Монтэг сунул в ухо "Ракушку":
- Полиция предлагает населению Элм-террас -сделать следующее: пусть каждый,
кто живет в любом доме на любой из улиц этого района, откроет дверь своего дома
или выглянет в окно. Это надо сделать всем одновременно. Беглецу не удастся
скрыться, если все разом выглянут из своих домов. Итак, приготовиться!
Конечно! Почему это раньше не пришло им в голову? Почему до сих пор этого
никогда не делали? Всем приготовиться, всем разом выглянуть наружу! Беглец не
сможет укрыться! Единственный человек, бегущий в эту минуту по улице,
единственный, рискнувший вдруг проверить способность своих ног двигаться,
бежать!
- Выглянуть по счету десять. Начинаем. Один! Два! Он почувствовал, как весь
город встал.
- Три!
Весь город повернулся к тысячам своих дверей.
Быстрее! Левой, правой!
- Четыре!
Все, как лунатики, двинулись к выходу.
- Пять!
Их руки коснулись дверных ручек. С реки тянуло прохладой, как после ливня.
Горло у Монтэга пересохло, глаза воспалились от бега. Внезапно он закричал,
словно этот крик мог подтолкнуть его вперед, помочь ему пробежать последние сто
ярдов.
- Шесть, семь, восемь!
На тысячах дверей повернулись дверные ручки.
- Девять!
Он пробежал мимо последнего ряда домов. Потом вниз по склону, к темной
движущейся массе воды.
- Десять!
Двери распахнулись.
Он представил себе тысячи и тысячи лиц, вглядывающихся в темноту улиц,
дворов и ночного неба, бледные, испуганные, они прячутся за занавесками, как
серые зверьки, выглядывают они из своих электрических нор, лица с серыми
бесцветными глазами, серыми губами, серые мысли в окоченелой плоти.
Но Монтэг был уже у реки.
Он окунул руки в воду, чтобы убедиться в том, что она не привиделась ему.
Он вошел в воду, разделся в темноте догола, ополоснул водой тело, окунул руки и
голову в пьянящую, как вино, прохладу, он пил ее, он дышал ею. Переодевшись в
старое платье и башмаки Фабера, он бросил свою одежду в реку и смотрел, как вода
уносит ее. А потом, держа чемодан в руке, он побрел по воде прочь от берега и
брел до тех пор, пока дно не ушло у него из-под ног, течение подхватило его и
понесло в темноту.
Он уже успел проплыть ярдов триста по течению, когда пес достиг реки. Над
рекой гудели огромные пропеллеры геликоптеров. Потоки света обрушились на реку,
и Монтэг нырнул, спасаясь от этой иллюминации, похожей на внезапно прорвавшееся
сквозь тучи солнце. Он чувствовал, как река мягко увлекает его все дальше в
темноту. Вдруг лучи прожекторов переметнулись на берег, геликоптеры повернули к
городу, словно напали на новый след. Еще мгновение, и они исчезли совсем. Исчез
и пес. Остались лишь холодная река и Монтэг, плывущий по ней в неожиданно
наступившей тишине, все дальше от города и его огней, все дальше от погони, от
всего.
Ему казалось, будто он только что сошел с театральных подмостков, где
шумела толпа актеров, или покинул грандиозный спиритический сеанс с участием
сонма лепечущих привидений. Из нереального, страшного мира он попал в мир
реальный, но не мог еще вполне ощутить его реальность, ибо этот мир был слишком