такой.
- Дай мне воды и таблетку аспирина.
- Тебе пора вставать,- сказала она.- Уже полдень. Ты проспал лишних пять
часов.
- Пожалуйста, выключи гостиную.
- Но там сейчас "родственники"!
- Можешь ты уважить просьбу больного человека?
- Хорошо, я уменьшу звук.
Она вышла, но тотчас вернулась, ничего не сделав.
- Так лучше?
- Благодарю.
- Это моя любимая программа,- сказала она.
- Где же аспирин?
- Ты раньше никогда не болел.- Она опять вышла.
- Да, раньше не болел. А теперь болен. Я не пойду сегодня на работу.
Позвони Битти.
- Ты ночью был какой-то странный.- Она подошла к его постели, тихонько
напевая.
- Где же аспирин?- повторил Монтэг, глядя на протянутый ему стакан с водой
- Ах!- она снова ушла в ванную.- Что-нибудь вчера случилось?
- Пожар. Больше ничего.
- А я очень хорошо провела вечер,- донесся ее голос из ванной.
- Что же ты делала?
- Смотрела передачу.
- Что передавали?
- Программу.
- Какую?
- Очень хорошую.
- Кто играл?
- Да, ну там вообще - вся труппа.
- Вся труппа, вся труппа, вся труппа...- Он нажал пальцами на ноющие глаза.
И вдруг бог весть откуда повеявший запах керосина вызвал у него неудержимую
рвоту.
Продолжая напевать, Милдред вошла в комнату.
- Что ты делаешь?- удивленно воскликнула она. Он в смятении посмотрел на
пол.
- Вчера мы вместе с книгами сожгли женщину...
- Хорошо, что ковер можно мыть.
Она принесла тряпку и стала подтирать пол.
- А я вчера была у Элен.
- Разве нельзя смотреть спектакль дома?
- Конечно, можно. Но приятно иногда пойти в гости.
Она вышла в гостиную. Он слышал, как она поет.
- Милдред!- позвал он.
Она вернулась, напевая и легонько прищелкивая в такт пальцами.
- Тебе не хочется узнать, что у нас было прошлой ночью?- спросил он.
- А что такое?
- Мы сожгли добрую тысячу книг. Мы сожгли женщину.
- Ну и что же?
Гостиная сотрясалась от рева.
- Мы сожгли Данте, и Свифта, и Марка Аврелия...
- Он был европеец?
- Кажется, да.
- Радикал?
- Я никогда не читал его.
- Ну ясно, радикал.- Милдред неохотно взялась за телефонную трубку.- Ты
хочешь, чтобы я позвонила брандмейстеру Битти? А почему не ты сам?
- Я сказал, позвони!
- Не кричи на меня!
- Я не кричу.- Он приподнялся и сел на постели, весь красный, дрожа от
ярости.
Гостиная грохотала в жарком воздухе.
- Я не могу сам позвонить. Не могу сказать ему, что я болен.
- Почему?
"Потому что боюсь,- подумал он.- Притворяюсь больным, как ребенок, и боюсь
позвонить потому, что знаю, чем кончится этот короткий телефонный разговор:
"Да, брандмейстер, мне уже лучше. Да, в десять буду на работе".
- Ты вовсе не болен,- сказала Милдред. Монтэг откинулся на постели. Сунул
руку под подушку. Книга была там.
- Милдред, что ты скажешь, если я на время брошу работу?
- Как? Ты хочешь все бросить? После стольких лет работы? Только из-за того,
что какая-то женщина со своими книгами...
- Если бы ты ее видела, Милли...
- Мне до нее нет дела. Не держала бы у себя книги! Сама виновата! Надо было
раньше думать! Ненавижу ее. Она совсем сбила тебя с толку, и не успеем мы
оглянуться, как окажемся на улице,- ни крыши над головой, ни работы, ничего!
- Ты не была там, ты не видела,- сказал Монтэг.- Есть. должно быть, что-то
в этих книгах, чего мы даже себе не представляем, если эта женщина отказалась
уйти из горящего дома. Должно быть, есть! Человек не пойдет на смерть так, ни с
того ни с сего.
- Просто она была ненормальная.
- Нет, она была нормальная. Как ты или я. А может быть, даже нормальнее нас
с тобой. И мы ее сожгли.
- Это все пройдет и забудется.
- Нет, это не пройдет и не забудется. Ты ^когда-нибудь видела дом после
пожара? Он тлеет несколько дней. А этот пожар мне не потушить до конца моей
жизни. Господи! Я старался потушить его в своей памяти. Всю ночь мучился. Чуть с
ума не сошел.
- Об этом надо было думать раньше, до того, как ты стал пожарным.
- Думать!- воскликнул он.- Да разве у меня был выбор? Мой дед и мой отец
были пожарными. Я даже во сне всегда видел себя пожарным.
Из гостиной доносились звуки танцевальной музыки.
- Сегодня ты в дневной смене,- сказала Милдред.- Тебе полагалось уйти еще
два часа тому назад. Я только сейчас сообразила.
- Дело не только в гибели этой женщины,- продолжал Монтэг.- Прошлой ночью я
думал о том, сколько керосина я израсходовал' за эти десять лет. А еще я думал о
книгах. И впервые понял, что за каждой из них стоит человек. Человек думал,
вынашивал в себе мысли. Тратил бездну времени, чтобы записать их на бумаге. А
мне это раньше и в голову не приходило.
Он вскочил с постели.
- У кого-то, возможно, ушла вся жизнь на то, чтобы записать хоть частичку
того, о чем он думал того, что он видел. А потом прихожу я, и - пуф! - за две
минуты все обращено в пепел.
- Оставь меня в покое.- сказала Милдред.- Я в этом не виновата.
- Оставить тебя в покое! Хорошо. Но как я могу оставить в покое себя? Нет,
нельзя нас оставлять в покое. Надо, чтобы мы беспокоились, хоть изредка. Сколько
времени прошло с тех пор, как тебя в последний раз что-то тревожило? Что-то
значительное, настоящее?
И вдруг он умолк. Он припомнил все, что было на прошлой неделе,- два лунных
камня, глядевших вверх в темноту, змею-насос с электронным глазом и двух
безликих, равнодушных людей с сигаретами в зубах. Да, ту Милдред что-то
тревожило - и еще как! Но то была другая Милдред, так глубоко запрятанная в
этой, что между ними не было ничего общего. Они никогда не встречались, они не
знали друг друга...
Он отвернулся.
Вдруг Милдред сказала:
- Ну вот, ты добился своего. Посмотри, кто подъехал к дому.
- Мне все равно.
- Машина марки "Феникс" и в ней человек в черной куртке с оранжевой змеей
на рукаве. Он идет сюда.
- Брандмейстер Битти?
- Да, брандмейстер Битти.
Монтэг не двинулся с места. Он стоял, глядя перед собой на холодную белую
стену.
- Впусти его. Скажи, что я болен,- промолвил он.
- Сам скажи.- Милдред заметалась по комнате и вдруг замерла, широко раскрыв
глаза,- рупор сигнала у входной двери тихо забормотал: "Миссис Монтэг, миссис
Монтэг, к вам пришли, к вам пришли. Миссис Монтэг, к вам пришли". Рупор умолк.
Монтэг проверил, хорошо ли спрятана книга, не спеша улегся, откинулся на
подушки, оправил одеяло на груди и на согнутых коленях.
Придя в себя, Милдред бросилась к двери, и тотчас же в комнату неторопливым
шагом, засунув руки в карманы, вошел брандмейстер Битти.
- Выключите-ка "родственников",- сказал он, не глядя на Монтэга и его жену.
Милдред выскочила из комнаты. Шум голосов в гостиной умолк.
Брандмейстер Битти уселся, выбрав самый удобный стул. Его красное лицо
хранило самое мирное выражение. Не спеша он набил свою отделанную медью трубку
и, раскурив ее, выпустил в потолок большое облако дыма.
- Решил зайти, проведать больного.
- Как вы узнали, что я болен?
Битти улыбнулся своей обычной улыбкой, обнажившей конфетно-розовые десны и
мелкие, белые как сахар зубы.
- Я видел, что к тому идет. Знал, что скоро вы на одну ночку попроситесь в
отпуск.
Монтэг приподнялся и сел на постели.
- Ну что ж,- сказал Битти,- отдохните. Он вертел в руках неразлучную свою
зажигалку, на крышке которой красовалась надпись: "Гарантирован один миллион
вспышек". Битти рассеянно зажигал и гасил химическую спичку - зажигал, ронял
несколько слов, глядя на крохотный огонек, и гасил его, снова зажигал, гасил и
смотрел, как тает в воздухе тоненькая струйка дыма.
- Когда думаете поправиться?- спросил он.
- Завтра. Или послезавтра. В начале той недели. Битти попыхивал трубкой.
- Каждый пожарник рано или поздно проходит через это. И надо помочь ему
разобраться. Надо, чтобы он знал историю своей профессии. Раньше новичкам все
это объясняли. А теперь нет. И очень жаль.- Пфф...- Только брандмейстеры еще
помнят историю пожарного дела.- Снова пфф!..- Сейчас я вас просвещу.
Милдред нервно заерзала на стуле.
Битти уселся поудобнее, минуту - не меньше - сидел молча, в раздумье.
- Как все это началось, спросите вы,- я говорю о нашей работе,- где, когда
и почему? Началось. по-моему, примерно в эпоху так называемой гражданской войны,
хотя в наших уставах и сказано, что раньше. Но настоящий расцвет наступил только
с введением фотографии. А потом, в начале двадцатого века,- кино, радио,
телевидение. И очень скоро все стало производиться в массовых масштабах.
Монтэг неподвижно сидел в постели.
- А раз все стало массовым, то и упростилось,- продолжал Битти.- Когда-то
книгу читали лишь немногие - тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли
быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз. локтей,
ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов,
радиопередач, журналов, книг снизилось до. известного стандарта. Этакая
универсальная жвачка. Вы понимаете меня. Монтэг?
- Кажется, да,- ответил Монтэг. Битти разглядывал узоры табачного дыма,
плывущие в воздухе.
- Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия - собаки,
лошади, экипажи - медленный темп жизни. Затем двадцатый век. Темп ускоряется.
Книги уменьшаются в объеме. Сокращенное издание. Пересказ. Экстракт. Не
размазывать! Скорее к развязке!
- Скорее к развязке,- кивнула головой Милдред.
- Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи.
Потом еще больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты,
потом еще: десять - двадцать строк для энциклопедического словаря. Я, конечно,
преувеличиваю. Словари существовали для справок. Но немало было людей, чье
знакомство с "Гамлетом" - вы, Монтэг, конечно, хорошо знаете это название, а для
вас, миссис Монтэг, это, наверно, так только, смутно знакомый звук,- так вот,