Душа культуры. Согласно евразийской концепции, культуре нельзя научиться или просто заимствовать ее — продолжателем культурной традиции является только тот, кто качественно ее обновляет и превращает в свою собственность, в неотъемлемый духовный элемент личного бытия, как бы воссоздает ее заново. Она в каждом человеке как бы возрождается вновь и делает таким образом шаг, прыжок из прошлого в настоящее, а из него в будущее. История вся состоит из прыжков, там, где подобный процесс прерывается, культура умирает и остается один косный, бездушный быт.
Выстраивая схему культурно-исторического (линейного) развития, европейское мышление исходит из молчаливой предпосылки о том, что прошлое упирается в настоящее, как в тупик. «И если в конце концов нам начинает казаться, что жизнью управляет железный закон рокового предопределения, то только потому, что из этой предпосылки мы и исходим». Весь расчет здесь строится на том, что реален лишь быт, но не живая культура, не ее душа.
Именно о духе, душе всегда пеклась евразийская мысль, пытаясьотыскать выход за пределы современной ей европейской цивилизации. Евразийское мировосприятие строилось на признании вполне реального существования общественно-культурных циклов зарождения, расцвета и упадка. При таком подходе культура наделяется всеми признаками личности, что достигается через ее индивидуализацию и совокупность выполняемых ею общественных ролей. Так называемая «симфоническая личность» культуры составляется из комплекса иерархически организованных личностей (класс, сословие, семья, индивид), сосуществующих одновременно, но генетически связанных с предшествующими им прошлыми поколениями. В качестве такого сложного организма культура переживает определенные стадии своего развития, но не в рамках непрерывного эволюционного ряда, а в кругу законченного (закрытого) культурного цикла.
Вера есть духовный символ, который окрашивает культуру религиозно. Евразийцы убеждены, что рождение всякой национальной культуры происходит на почве религиозной: она появляется на свет, сопровождаемая мифом о своем рождении. Мифом евразийской культуры стало православие. Оно характеризуется стремлением к всеединству, что позволяет ему синтезировать различные идеологические течения — как входящие в рамки данной культуры, так и пребывающие за ее пределами. В этой связи язычество можно рассматривать как «потенциальное православие», причем в процессе христианизации русское и среднеазиатское язычество создают формы православия, более близкие и родственные евразийской православной традиции, чем европейское христианство.
Мессианизм. Восток отличает от Запада «горение веры», и культура, пронизанная идеей православия, или, как говорят евразийцы, «идеей-правительницей», формирует под ее воздействием весь строй духовной жизни, создает в себе государственность особого, идеократического типа. Идеократичность требует жертвенности. Но эта жертвенность осуществляется не во имя не слишком конкретного понятия «народ» или чересчур отвлеченного — «человек»: она — во имя срединногопонятия «особый мир», под которым мыслится «Россия-Евразия».
Любая идея, претендующая на действительное влияние, дает начало мифу и обычно именно в этой своей мифологической оболочке она предстает настоящей силой. Говорить об истинности или ложности идей бессмысленно, ибо всякая идея соответствует какому-нибудь внутреннему переживанию и в этом смысле является реальностью. Задача историка — обнаружить это переживание за обволакивающим идею мифом. С учетом сказанного, культура Евразии ориентирована на «организацию хаоса» и постепенное распространение организованного (истинного) начала на всю сферу Вселенной. И здесь она противостоит романо-германской культуре, ориентированной на непримиримый конфликт истинного и ложного.
Евразийская концепция констатировала наличие в «потенциальном православном мире» тяготения к русскому православию как к особому центру. Православие признает себя культурой, претендующей на часть истины, один из ее аспектов, но не отрицает претензий на нее других культур, интерпретация истины которыми рассматривается как особые выражения православной идеологии. Православие не замкнуто в себе и в своем развитии призывает «к свободному саморазвитию других».
Церковь и государство. Православие обладает способностью легко «прирастать» к той или иной политической форме посредством веры в возможность и необходимость преображения бытия через его христианизацию. Оно не считает государство единственной реальной силой, верует в собственную силу и потому принципиально благожелательно ко всем разновидностям политической организации общества, расценивая любую из них как преходящую, а не раз и навсегда данную и неустранимую модель.
Взаимопроникновение церкви и государства затрудняет разграничение сфер их культурного творчества. Евразийство стремится выработать принцип такого разграничения: направление деятельности церкви — свободная истина, соборное единство, освоение и раскрытие соборного предания; государства — единство нецерковного мира, отъединенного в известной мере от церкви и разъединенного в самом себе. Государство черпает основы своей идеологии в церкви, пребывает в органической связи с нею, но конкретизирует и осуществляет эти идеи в собственной, мирской сфере. Оно неизбежно ошибается и грешит, поскольку функционирует в мире греха. Его внутренняя разъединенность ярче всего проявляется в разделении людей на правящих и управляемых, в отчуждении личности от общества, в использовании силы и принуждения.
«Государство Правды». К своему идеалу Русь шла не путем рационального сознания, а через религиозно-положительный опыт. Главная идея справедливого государства, «государства Правды», которое она постоянно стремилась создать,— подчинение государственности ценностям, имеющим непреходящее значение. Из этого проистекает важный вывод: «государство Правды» оказывается не конечным идеалом, установленным в результате социальных преобразований, а только этапом на пути достижения истины. В истории России под наслоениями многообразных взглядов и теорий всегда проглядывало желание соблюсти эту изначальную истину, обуздать стихию человеческой воли, добиться самоподчинения человека религиозно-государственной правде.
В евразийской трактовке перед «государством Правды» всегда стояли три задачи: блюсти православие, «возвращать правду на землю» и противостоять абсолютизации материального начала в жизни народа. Самой важной была обязанность «возвращать правду на землю». И если «государство Правды» вообще сопоставимо с правовым государством Запада, то исключительно в первом может иметь место «подвиг власти», существо которого не исчерпывается лишь правовой стороной. «Государство Правды и правовое государство — два различных миросозерцания: для первого характерен религиозный пафос, для второго — материальные устремления, в первом правят герои, во втором — серые, средние люди».
«Идея-правительница». Чтобы обезвредить ложные и абстрактные идеологии и вместе с тем не лишиться одушевляющего пафоса, культура должна выработать свою, органически связанную с конкретной жизнью. Такая идеология может проистекать только из некой абсолютной, стержневой идеи и, «заземляясь», конкретизируясь, становится элементом жизни, которую она осмысливает, преобразует и творит.
Истинная идея есть смысл самой действительности (хотя критерий истинности у евразийцев остается неуловимым). Она становится «правительницей, а вся система власти оформляется в идеократию. Центральная «идея-правительница», придающая тон и окраску культуре, является ее сущностью, квинтэссенцией, структурирующим фактором. Вместе с тем ей принадлежит и роль изначальной основы, или архетипа, данной культуры, на обнаружение которого направляется вся культурная деятельность («поиск истины») в ее рациональной и бессознательной формах. Этот архетип в конечном счете определяет и перспективу развития культуры в сложном сочетании географических, этнических, психологических и иных моментов. Его черты способны проявляться в бессознательном устремлении культуры в пространстве и времени, особенностях национального творчества и стилях мышления, агрессивности или сдержанности.
«Идея-правительница» не может быть рационально понята до конца. Это — мотив культурной деятельности, питающий ее источник; она переживается, но часто не осознается. Колыбелью ее является духовное самосознание и реальный опыт правящего слоя данной национальной культуры.
Господство идеологии. Идеи, составляющие государственно-общественный идеал, при самых разнообразных формах государственного и политического устройства формируют систему «идеалоправства». «Всякое длящееся правление, будь оно единодержавным, народодержавным или иным, есть та или иная форма осуществления идеалоправства. Более реально и ощутимо, чем люди и учреждения, народами и странами правят идеи». Так, реальная власть в государствах Востока принадлежит не столько царю, сколько религиозной идее царя; в Риме — не императору, а национально-религиозной идее Рима; в Англии — не министрам, а идее правового государства. По своему характеру эти идеи представляются объективными, надличностными, коренятся в господствующей идеологии и, осмысливая общественные явления, выступают в виде идеала, образца, задания. Им присущи надпространственность и надвременность, то есть черты мифологичности.