В последнем случае минимально необходимое ядро режима регулирования развития и использования новых генетических технологий применительно к человеку[73], которое соответствовало бы современной либерально-демократической доктрине центристского толка включает три юридических принципа:
Þмораторий репродуктивного клонирования человека (клонимрования человеческих существ);
Þмораторий генетических модификаций половых клеток человека;
ÞЭффективное избирательное регулирование использования генных технологий в отношении человека.
Эти принципы должны в рамках этой концепции быть основой правовой системы как национального, так и глобально-международного уровней. Только в этом случае можно будет избежать так называемого «евгенического туризма», зачатки которого уже сформировались в настоящее время (например, в области исследований по репродуктивному клонированию человека).
[Health and Human Rights,.. 2001; Annas, Andrews., Isas, 2002ї
Законодательный запрет на клонирование человека принят в 9 штптах США – Айове, Арканзасе, Виргинии, Северной и Южной Дакоте, Калифорнии, Мичигане, Нью Джерси, Род Айленде. Еще в нескольких штатах аналогичные законопроекты находятся на стадии рассмотрения. Запрет распространяется либо только на репродуктивное клонирование, либо на любые пазновидности этой технологии, ограничивается и проведение научных исследований.Максимальные наказания предусмотрены в Мичигане – тюремное заключение на срок до 10 лет и штраф в 10 млн долл.
Несколько штатов прияли законы, регулирующие проведение исследований на клетках человеческих эмбрионов, содержащие статьи, запрещающие создание генетически модифицированных человеских существ.
На федеральном уровне законодательство, запрещающее клонирование человека в США отсутствует 9в отличие от ряда других стран). Несколько попыток принятия подобных законодательных актов закончилось провалом. Одной из причин являлось счильнейшее сопротивление со стороны лобби биотехнологичеких компаний. Кроме этого, вопрос о клонировании оказался связанным с борьбой движений за и против легализации абортов, которая, в свою очередь, перекрещивается с проблемами дискриминации женщин и также достаточно болезненной проблемой «защиты права эмбрионов на жизнь». Принятый тогдашним Президентом США Биллом Клинтоном в 1998 г. мораторий на финансирование исследований в этой области распространялся только на государственные программы и не касался частного бизнеса[Increasingly Dangerous Polarization,.. 2002; Grady, 2004].
Полномочиями по ограничению генетических ииследований в США обладают Администрацияпо контролю продуктов питания и лекарственных препаратов (Food and Drug Administration FDA) и Консультивный Комитет по Рекомбинантной ДНК (Recombinant DNA Advisory Committee, RAC). По мнению некоторых представителей либеральной идеологии (к их числу прин6вдлежат и сотрудники Центра «Генетика и Общество»), их полномочия ограничены, поскольку ни одно из этих учреждений «не может выступать с инициативой запрещения какой-либо конкретной технологии», а лишь следят за соответствием поступающих на рынок продуктам и лекарственных препаратам требованиям безопасности и полезности.
К 2005 г. по подсчетам аналитиков Центра «Генетика и общество» около 50 стран начали разработку правовой системы, регулирующей (и ограничивающей) использование генно-репродуктивных технологий (прежде всего, клонирования – 46 стран, но не только) в отношении человеческих существ. Еще в 1998 г. Дополнительным Протоколом к принятой Советом Европы Конвенции «О правах человека и биомедицине»был наложен запрет на любое использование современных технологий для «создания человеческого чущества, генетически идентичного другому человеческому существу, живому или мертвому». Статья 13 Конвенции разрешает модификацию человеческого генома только для диагностики и лечения и при условии, что ее целью не будет внедрение новых наследственных признаков. Клонирование в медицинских целях, в отличие от этого, не преследуется во многих странах Евросоюза и за его пределами. (Исключение составляют, например, Франция, Германия и Канада).
Государственное регулирование научных исследований и использования генно-репродуктивных технологий в большинстве Западно-Европейских стран осуществляется путем лицензирования соответствующих видов деятельности, связанные с манипуляцией человеческими эмбрионами и половыми клетками. Уже цитировавшаяся Конвенция «О правах человека и биомедицине»[74] запрещает любые формы дискриминации, основанной на данных генодиагностики (ст. 11); требует проведения генетических тестов исключительно в научно-исследовательских или медицинских целях (ст. 12); запрещает использование тестов для селекции эмбрионов по полу, за исключением необходимости предотвращения наследственных патологий, сцепленных с полом.
В 1997 г. ЮНЕСКО приняло подписанную представителями 186 стран Всеобщую декларацию «Геном человека и права человека[75]», провозгласившую человеческий геном достоянием человечества, клонирование человеческого организма и генетические модификации половых клеток человека «противоречащим человеческому достоинству» (ст.ст. 11, 24).
Аналогичную позицию Занимает и Всемирная Организация Здравоохранения, которая высказывается в поддержку развития методов медицинского клонирования, но за запрет репродуктивного клонирования человека [WHO report sanctions genetic enhancement and inheritable genetic modification // Genetic Crossroads. 2002. Bull. 21]
В более поздних документах ЮНЕСКО[76] (начиная с 2001 г.) биоэтика рассматривается в качестве «универсального инструмента» решения социальных проблем биотехнологий
Актуализация одного из этих сценариев зависит от адаптивной пластичности общества, его способности приспосабливаться к новым реалиям и одновременно – социальной культурной стабильности, не допускающих разрыв социокультурной преемственности (социального наследования). При этом чтобы деструктивные изменения стали глобальными и необратимыми они не обязательно сразу же наблюдаться повсеместно. Они могут начаться как локальный геополитический процесс, затрагивающий отдельную страну или регион, который в дальнейшем распространяется по типу «цугцванга» и автокатализа на остальную часть цивилизации. Две Мировые войны тому свидетельство. С другой стороны возможность четвертого, наиболее оптимального с точки зрения системы общечеловеческих ценностей сегодняшнего дня не выглядит как чистая утопия, хотя бы потому, что эмпирический опыт решения подобного рода задач уже имеется.
Итак, генетика и генные технологии оказывают все расширяющееся воздействие на жизнь современного общества, усложняет процесс социальной дифференциации (по горизонтали – на параллельно существующие социальные общности) и стратификации (по вертикали – путем формирования иерархических структур управления), ее понятийно-категориальный аппарат, проникнув в качестве символов-метафор в ментальные структуры, меняя мотивировку и модусы поведения в социокультурной среде. Многомерность и дифференцированность выраженного гражданского общества, наличие в нем сложной системы позитивных и негативных связей между имеющими альтернативные убеждения и интересы социальными группами обеспечивает ему определенную стабильность, в том числе – биополитическую.
Но есть особенности социума западного типа, которые способствуют актуализации и противоположной тенденции. Прежде всего, процесс становления и эволюции мировоззренческих и идеологических установок в интеллектуальной и экономической элите развитого гражданского общества (каковым и является США), по крайней мере, в отношении HI-HUME технологий более стабильный и в большей степени основан на понимании и сознательной оценке возможных перспектив их практического использования, чем в американском обществе в целом.
Эти наблюдение позволяет сделать еще несколько важных выводов:
· во-первых, большинство населения не имеют достаточного уровня знаний и/или адекватной информации, чтобы сделать однозначный и мотивированный выбор;
· во-вторых, в силу этого поведение индивидуумов становится трудно предсказуемым и чувствительным к посторонним влияниям;
· в-третьих, общая стабильность направления развития гражданского общества может испытывать значительные колебания и определяется, в частности, степенью политической однородности внутри правящей и интеллектуальной элиты, которая обладает достаточными рычагами воздействия на общественное мнение, чтобы корректировать эволюцию общественного мнения в желательном для нее (элиты) направлении.
В переходном типе общества (к каковому относятся и страны постсоветского геополитического пространства) значение факторов стабилизации–дестабилизации социального наследования многократно возрастает в силу следующих обстоятельств:
1. значительные размеры теневого сектора экономики, представляющего естественное укрытие для нелегитимного использования HI-HUME технологий;
2. состояние футурошока и футорофобии, испытываемого значительной частью общества, что обуславливает иррационально негативистское восприятие этих технологий;
3. низкий уровень информированности и, одновременно, доверия населения к политической и интеллектуальной элите, что в результате усиливает потенциал разнообразных техник политического и идеологического манипулирования;
4. массированный экспорт технологий, исключающий спонтанную культурную адаптацию общества к побочным последствиям их интеграции в жизнь общества;
5. иллюзия второстепенности социальных проблем HI-HUME технологий в условиях социополитической и экономической нестабильности, вызванной другими причинами, ставшая одной из базисных особенностей сознания политической элиты постсоветского геополитического пространства;