Смекни!
smekni.com

Ценностные ориентации личности как динамическая система (стр. 1 из 40)

СодержаниеПредисловиеГлава 1. Психологическая природа ценностных ориентации личности1.2. Общая характеристика развития теоретических представлений о ценностях и ценностных ориентациях личности
1.2. Место и роль системы ценностных ориентации в структуре личности и ее развитии
1.3. Проблема типологии систем ценностных ориентации личности
Резюме2.2. Формирование системы ценностных ориентации личности в онтогенезе
2.2. Динамика ценностных ориентации в процессах личностного развития
2.3. Психологические факторы развития системы ценностных ориентации личности
РезюмеГлава 3. Личность и ее система ценностных ориентации3.2. Общественное сознание и ценностные ориентации личности
3.2. Структура ценностных ориентации личности
3.3. Типы индивидуальной иерархии ценностных ориентации
3.4. Основные механизмы и факторы развития системы ценностных ориентации личности
РезюмеГлава 4. Экспериментальное исследование психологических механизмов и факторов развития системы ценностных ориентации личности4.2. Особенности системы ценностных ориентации при аномальном, антисоциальном и просоциальном развитии личности
4.2. Развитие высшего уровня системы ценностных ориентации личности в ходе группового психологического тренинга
4.3. Развитие профессиональной системы ценностей в процессе психологического обучения
РезюмеЗаключение
Приложение
Библиографический списокПредисловиеИнтерес к ценностным основам отдельной личности и общества в целом всегда возрастал на грани эпох, в кризисные, переломные моменты истории человечества, необходимость осмысления которых закономерно требовала обращения к проблеме этических ценностей. Кардинальная смена общественной системы и произошедшие за последнее десятилетие изменения в российском обществе потребовали переоценки значимости многих фундаментальных ценностей. Социальные перемены, обусловившие необходимость принятия каждым членом общества ответственности за свою судьбу, приводят к постепенному утверждению в общественном сознании новой системы ценностных ориентаций. Входящие в жизнь молодые люди, уже не связанные с прежними ценностями, не в полной мере восприняли и ценности свободного демократического общества. В этой связи особое значение приобретает процесс ценностного самоопределения в вузе, формирование системы ценностных ориентаций, имеющей гуманистическую и деонтологическую направленность, которая особенно необходима для успешной реализации будущей профессиональной деятельности в системе «человек-человек». Необходимость обращения к этико-деонтологическим аспектам подготовки будущих специалистов психолого-педагогического профиля, формирования у них направленности на ценности профессиональной и личной самореализации, особенно актуальные в кризисном обществе, определяет значимость изучения закономерностей развития системы ценностных ориентаций. Актуальность рассматриваемой проблемы определяется, тем самым, наличием противостояния между современными социальными условиями, предъявляющими особые требования к формированию системы ценностных ориентаций личности, и недостаточной изученностью психологических факторов и механизмов ее развития, а также слабой разработанностью конкретных приемов соответствующего целенаправленного воздействия. Данная работа посвящена изучению психологических закономерностей формирования системы ценностных ориентаций личности и разработке системы психологических факторов и механизмов целенаправленного развития этой системы в процессе подготовки специалистов психолого-педагогического профиля. Автор выражает благодарность доктору психологических наук, профессору В. Г. Леонтьеву за ценные научные консультации и замечания по организации и структуре данной работы, а также доктору психологических наук, профессору А. И. Донцову и всему коллективу возглавляемой им кафедры социальной психологии Московского государственного университета за существенную методологическую помощь в разработке и внедрении принципов развития профессиональной системы ценностей будущих практических психологов в процессе обучения в вузе.
Ценностные ориентации личности как динамическая система (гл.1)
Глава 1. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ ЛИЧНОСТИ1.2. Общая характеристика развития теоретических представлений о ценностях и ценностных ориентациях личностиЗавершающийся XX век вывел проблему осмысления ценно­стей человеческого бытия на первый план научного познания, ознаменовав тем самым современный, аксиологический, этап раз­вития науки. Однако ценности и ценностные ориентации чело­века всегда являлись одним из наиболее важных объектов ис­следования философии, этики, социологии и психологии на всех этапах их становления и развития как отдельных отраслей зна­ния. Г. П. Выжлецов, описывая онтологический, гносеологичес­кий и собственно аксиологический этапы развития философии, выделяет для каждого из них основные анализируемые ценнос­ти и идеалы — благо, счастье и духовную свободу [7, 63—65]. Сократ, считающийся основателем этики, первым из филосо­фов античности пытался найти ответ на вопрос о том, что такое благо, добродетель и красота сами по себе, вне зависимости от поступков или вещей, которые обозначаются этими понятиями. По его мнению, знание, достигаемое посредством определения этих основных жизненных ценностей, лежит в основе нравствен­ного поведения. С точки зрения Сократа, благо («агатом») опре­деляется как таковое при соответствии его поставленной чело­веком цели. Как отмечает Г. П. Выжлецов, «введение Сократом принципа целесообразности, общего для блага и красоты, возво­дит их из оценочных понятий («хорошее», «прекрасное») в ранг идеальных ценностей» [74, 67]. Аристотель, рассматривая в «Большой этике» отдельные виды благ, впервые вводит термин «ценимое» («тимиа»). Он выделяет ценимые («божественные», такие как душа, ум) и хвалимые (оце­ненные, вызывающие похвалу) блага, а также блага-возможности (власть, богатство, сила, красота), которые могут использоваться как для добра, так и для зла. Таким образом, в отличие от Сокра­та, у Аристотеля, по его собственным словам, «благо может быть целью и может не быть целью» [29, 300 — 307]. По мнению Аристотеля, благо может находиться в душе (та­ковы добродетели), теле (здоровье, красота) либо вне того и дру­гого (богатство, власть, почет). Высшим благом у Аристотеля яв­ляются добродетели («аретэ»), т. е, этические ценности. Добродетели, в свою очередь, разделяются Аристотелем на мыс­лительные (такие как мудрость, сообразительность, рассудитель­ность) и нравственные (щедрость, благоразумие), в соответствии с его противопоставлением разумной и страстной частей души [там же, 77], по словам Аристотеля, первые могут быть сформи­рованы посредством обучения, вторые — посредством воспита­ния соответствующих привычек. Как справедливо отмечает Б. Расселл, в этике Аристотеля мыслительные добродетели яв­ляются целями личности, а нравственные — только средствами их достижения [208, 199]. Диоген Лаэртский, излагая взгляды стоиков Гекатона, Аполлодора, Хрисиппа, показывает, что все сущее может быть или благом, или злом, или «безразличным». К благу, в частности, относятся такие добродетели, как справедливость, мужество, здравомыс­лие и пр., к злу — их противоположности. Критерием отнесения к благу или злу в данном случае является, соответственно, спо­собность приносить пользу или вред. «Безразличными» они на­зывают, например, здоровье, красоту, силу, богатство, так как их можно употреблять и во благо, и во вред. Интересно, что и «без­различное», тем не менее, может быть для человека как предпоч­тительным (например здоровье), так и избегаемым (болезнь). С целью обозначения критерия такого разделения стоики впер­вые используют понятие «ценность» («аксиа» — достоинство). В представлении стоиков предпочтительное — это то, что имеет ценность, избегаемое — то, что не имеет ценности. Диоген Лаэр­тский приводит приписываемое им, как мы полагаем, самое пер­вое существующее определение многозначного понятия цен­ности: «... ценность, по их словам, есть, во-первых, свойственное всякому благу содействование согласованной жизни; во-вторых, некоторое посредничество или польза, содействующая жизни, согласной с природой, — такую пользу, содействующую жизни, со­гласной с природой, приносят и богатство и здоровье; в-треть­их, меновая цена товара, назначаемая опытным оценщиком, — так говорят, что за столько-то пшеницы дают столько же ячменя да вдобавок мула» [87, 278]. Ценности в понимании стоиков, таким образом, носят инструментальный характер, являясь средства­ми, позволяющими достичь блага, которое есть конечная, иде­альная цель. В отличие от философов европейской античности, при рас­смотрении этических проблем, сосредоточивших свое внимание на различных аспектах соотношения ценностей и целей челове­ка, восточная, и прежде всего конфуцианская, философия особое внимание уделяла вопросам соотношения внутренних и внешних источников происхождения этических ценностей и норм. Важ­нейшей этической категорией китайской философии является добродетель («дэ»), понимаемая как наилучший способ существо­вания индивида [112, 119—120]. Высшая форма мирового соци­ально-этического порядка («дао») образована иерархизированной гармонией всех индивидуальных добродетелей («дэ»). Важнейшими проявлениями дао и дэ на личностном уровне, их «человеческими ипостасями» в конфуцианстве являются «бла­гопристойность» («ли») и «гуманность» («жэнь»), составляющие вместе двуединую ось конфуцианства, вокруг которой концент­рируются все его остальные этические категории [там же, 753]. Анализ соотношения и взаимодействия внешних социализирую­щих этико-ритуальных норм поведения, определяемых категори­ей «ли», и внутренних побуждений и морально-психологических установок человека, охватываемых понятием «жэнь», находится в центре учения Конфуция. Нормативные принципы «ли», определяемые как благоприс­тойность, этикет, ритуал, церемонии и т.п., представляют собой совокупность детально разработанных правил, обрядов, жестко регламентированных форм поведения, обязательных для тщатель­ного исполнения. По словам И. И. Семененко, в изречениях Кон­фуция нет ориентации на выработку внутренних критериев че­ловеческого поведения, отличных от принятых норм, однако он переводит традиционные нормы внутрь человека, делая их обла­стью личных, глубоко интимных переживаний [220, 175]. Меха­низмом внутреннего принятия этических ценностей выступает «гуманность» («жэнь»), которую сам Конфуций определял, с одной стороны, как «любовь к людям», а с другой — как «преодоле­ние себя и возвращение к ритуальной благопристойности» [126, 57—61]. Понятие «жэнь», по словам И. И. Семененко, означает интериоризацию нравственных ценностей и правил этикета, пре­вращение их во внутреннюю природу, естественную и безотчет­ную потребность человека. «Жэнь» интерпретируется им как не­что идентичное человеческой воле, как активность человека [220, 183—187]. Конфуцианская философия, таким образом, в извес­тном смысле предвосхитила понимание диалектического харак­тера процессов становления личности и формирования ее цен­ностных ориентации, описываемых современной психологией в полярных понятиях, таких как идентификация и интернализация. На смену описанной философской традиции, оказавшей вли­яние и на религиозное мировоззрение средневековья с его пред­ставлением об идеальном характере ценностей, в новое время приходит период формирования научных основ знания, ставя­щий под сомнение саму возможность использования ценност­ных категорий. Т. Гоббс впервые ставит вопрос о субъективности, относи­тельности ценностей, поскольку «то, что один человек называет мудростью, другой называет страхом; один называет жестокос­тью, а другой — справедливостью... и т.п.» [цит. по 74, 65]. По его представлению, ценностные суждения обусловлены челове­ческими интересами и склонностями и поэтому не могут быть истинными в научном смысле. «Хорошее» и «плохое», по его сло­вам, называется таковым, когда является объектом, соответственно, желания либо отвращения [209, 66]. При этом остается неясным, что же, в свою очередь, определяет это желание. В качестве научной основы определения ценностных понятий Т. Гоббс пытается использовать социально-экономические под­ходы: «...ценность человека, подобно всем другим вещам, есть его цена, то есть она составляет столько, сколько можно дать за пользо­вание его силой, и поэтому является вещью не абсолютной, а за­висящей от нужды в нем и оценки другого» [цит. по 74, 68]. Б. Спиноза еще более критически относится к ценностным понятиям, являющимся, по его словам, лишь «предрассудками», которые только мешают достижению людьми своего счастья. Он полагает очевидным, что «умный человек выберет своей целью свою пользу» [209, 90]. Такой утилитарный подход к этике полу­чил в дальнейшем теоретическое обоснование в трудах основателя деонтологии И. Бентама. По его мнению, польза, выгода — это единственная цель и норма поведения человека, основа че­ловеческого счастья. При этом пользой И. Бентам считает все, что приносит удовольствие, стремление к которому и является источником нравственности. Долгом, целью моральной жизни и высшей ценностью для человека, по его словам, является «наи­большее счастье наибольшего числа людей» [227, 23], которое может быть достигнуто путем «моральной арифметики», т. е. по­средством расчета и накопления пользы по составленной им «шкале удовольствий и страданий». Попытка придать научное значение этическим ценностям личности была предпринята И. Кантом, для учения которого ха­рактерно представление об «автономии» моральных ценностей от какого-либо высшего источника. В отличие от большинства своих предшественников, признающих религиозное происхожде­ние ценностей, Кант полагает, что мораль и долг существуют в разуме и не нуждаются ни в какой божественной цели. Напро­тив, из морали возникает цель, имеющая сама по себе «абсолют­ную ценность» — личность каждого отдельного человека. Кант утверждает, что любое разумное создание «существует как цель сама по себе, а не только как средство», в отличие от предметов, существование которых хотя зависит не от нашей воли, а от при­роды, которые «имеют тем не менее, если они не наделены разу­мом, только относительную ценность как средства» [110, 269]. Нравственность, моральный закон и долг у Канта противопо­ставляются чувственной природе человека, его склонностям и счастью, которое заключается в их удовлетворении. Так, «именно с благотворения не по склонности, а из чувства долга и начина­ется моральная и вне сравнения высшая ценность». Однако, по его словам, при наличии неудовлетворенных потребностей у че­ловека может возникнуть искушение нарушить долг, из чего он делает вывод, что «обеспечить себе свое счастье есть долг» [там же, 234]. Такое понимание моральных ценностей, по сути возвра­щающееся к утилитаризму, вероятно, и позволило К. Марксу на­зывать Канта «приукрашивающим выразителем интересов не­мецких бюргеров» [110, 52], аналогично своей же характеристике И. Бентама, которого он назвал «трезво-педантичным, тоскливо-болтливым оракулом пошлого буржуазного рассудка» [227, 23]. Начало собственно аксиологического этапа научного знания обычно связывается с работами одного из основоположников медицинской психологии Р. Г. Лотце, который ввел понятие «зна­чимость» как критерий истины в познании и, по аналогии, поня­тие «ценность» как критерий этического в поведении [245, 326], Аксиологический этап характеризуется окончательным разделе­нием понятий реальности и ценности как объекта желаний и устремлений человека. Так, Лотце отдельно описывает место человека в трех сферах: действительности, истинности и ценно­сти [133, 250]. В неокантианстве у В. Виндельбанда, Г. Риккерта, Г. Когена весь мир разделяется на реальное бытие (действи­тельность) и идеальное бытие (ценности), а сознание, соответ­ственно, — на эмпирическое и «нормативное». По словам Г. Рик­керта, сущность ценностей «состоит в их значимости, а не их фактичности» [цит. по 75, 92], они выступают как идеальная все­общая норма, придающая реальности смысл. М. Шелер разделяет вещи, являющиеся носителями качеств, которые можно постичь посредством интеллектуальных функций, и блага, являющиеся носителями «ценностных качеств». По его словам, благо есть «подобное вещи единство ценностных качеств» [цит. по 157, 254]. Соответственно, ценности, как и вещи, носят объективный характер, представляя собой «особое царство пред­метов». Отличие ценностей заключается в особом характере их познания, осуществляющегося посредством эмоциональных функ­ций, «чувствования». Сам Шелер называет этот процесс «эмоци­ональным интуитивизмом» [там же]. Н. Гартман также пишет об особом «царстве ценностей», носящих неизменный, вечный, абсолютный характер. «Царство цен­ностей» находится за пределами как действительности, так и со­знания человека. В его представлении сознание определяется двумя сферами: реальной действительностью и идеальным долженство­ванием. «Детерминациями» сознания человека в этих сферах явля­ются, соответственно, воля и ценности, при этом ценности выступа­ют в качестве ориентира для волевого усилия, а воля — в качестве средства реализации ценностей. Смысл ценностей заключается в согласовании действительности с должным и утверждении того, что является ценным. Ценности, по его словам, являются «творящи­ми принципами реальности» [цит. по 227, 48]. В русской религиозной философии, в частности в работах В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, идеальный и абсолютный характер сферы ценностей определяется через понятие духовности, имеющей божественное происхождение. Так, у Н. О. Лосского основа ценностей — это «Бог и Царство Божие». Он дает следующее определение абсолютной ценности: «это — Бог как само Добро, абсолютная полнота бытия, сама в себе имеющая смысл, оправдывающий ее, делающий ее предме­том одобрения, дающий безусловное право на осуществление и предпочтение чему бы то ни было другому» [157, 266]. Относи­тельно абсолютной ценности все остальные носят производный характер. Н. О. Лосский разделяет производные ценности на по­ложительные (добро) и отрицательные (зло) в зависимости от их направленности к осуществлению абсолютной полноты бытия или к удалению от нее. Полярность ценностей связана также и с по­лярностью их внешнего выражения «в чувстве удовольствия и стра­дания». Кроме того, «полярна и реакция воли на ценности, выра­жающаяся во влечении или отвращении». Однако «возможное отношение ценности к чувству и воле не дает права строить пси­хологическую теорию ценности», так как «ценность есть условие определенных чувств и желаний, а не следствие их» [там же, 287], В резкой противоположности к религиозному пониманию ценностей находятся взгляды Ф. Ницше, которые он сам опреде­лял как «моралистический натурализм». Он последовательно критиковал религиозные представления о морали, полагая, что они лежат в основе утраты подлинных высших ценностей в со­временной культуре, нигилизма. Моральные ценности Ницше считал мнимыми, безнравственными и призывал к их «переоцен­ке», освобождению человека от действующих этических норм. Свою цель он видел в том, чтобы «привести... утратившие свою природу моральные ценности назад к их природе, т. е. К их есте­ственной «имморальности» [186, 127]. В представлении Ницше подлинные ценности можно свести к некой «биологической цен­ности». Так, сострадание интерпретируется им как проявление полового влечения, справедливость — как инстинкт мести. По его словам, «все добродетели суть физиологические состояния, а именно главнейшие из органических функций, которые ощуща­ются как необходимые» [там же, 706]. В ценностях выражается природная «воля к власти» сверхчеловека, который сам их уста­навливает по своему усмотрению. В определении Ницше «цен­ность — это наивысшее количество власти, которое человек в состоянии себе усвоить» [там же, 341]. В работах ряда основоположников социалистической и ре­волюционной идеологии, оппонирующих индивидуализму Ницше, моральные представления также понимаются достаточно нату­ралистически. Так, ведущий теоретик анархо-коммунизма П. А. Кропоткин видел основу морали и нравственности в при­родных особенностях животных, общем для всех живых существ «законе взаимопомощи», способствующем сохранению вида. По его словам, «общественный инстинкт, прирожденный человеку, как и всем общественным животным, — вот источник всех этических понятий и всего последующего развития нравственности» [137, 55]. Соответственно, П. А. Кропоткин в своих произведениях по этике вообще не обращается к ценностям как таковым, оперируя в основном биологическими понятиями. Как несколько иронически замечает Б. Рассел, общеизвест­но, что «идеалисты добродетельны, а материалисты — безнрав­ственны» [209, 175]. Действительно, К. Маркс в своей статье «Морализирующая критика и критизирующая мораль» отвергает «морализирование», т. е. нравственную оценку тех или иных яв­лений, как не учитывающую «объективную историческую необхо­димость» [227, 167]. В. И. Ленин еще более конкретно связывает мораль с «революционной целесообразностью». Он прямо ука­зывает, что нравственность должна быть «подчинена вполне ин­тересам классовой борьбы пролетариата» [227, 116]. Классики марксизма, рассматривая поведение человека че­рез призму «общественно-исторических условий» и «экономи­ческого базиса», не используют понятие ценности в этико-нормативном смысле. К. Маркс в своей «трудовой теории стоимости» сводит понятие ценности к меновой стоимости товара, опреде­ляющегося временем труда, затраченного на его производство [1, 355]. Очевидный этический пробел в учении, которое после­дователями было объявлено «всеобъемлющим» и «единственно верным», послужил основой попыток своеобразной спекулятив­ной «реконструкции» представлений К. Маркса о ценностях лич­ности. Так, М. Фрицханд, А. Хеллер, В. Брожик в своих работах фактически достраивают за Маркса так и не сформулированную им этическую концепцию в искреннем убеждении, что «единственно правильный подход к ценности заключается в приписывании ей характера аксиомы социальной теории марксизма» [68, 148—149]. В нашей стране, как пишет Г. П. Выжпецов, «вплоть до начала 60-х годов аксиология находилась под официальным запретом как буржуазная «лженаука» [75, 96]. Среди появившихся в пери­од «оттепели» первых отечественных исследований можно выделить работы В. А. Василенко, понимавшего под ценностями значимость предметов, средство удовлетворения потребностей человека, и И. С. Нарского, интерпретировавшего ценности как идеалы, высшие цели личности [75]. В концепциях В. П. Тугаринова и О. Г. Дробницкого ценности определяются и как значи­мость, и как идеал одновременно. По мнению В. П. Тугаринова, значимость ценностей опосредована ориентацией человека на других людей, на общество в целом, на существующие в нем иде­алы, представления и нормы. Отдельный человек может пользо­ваться лишь теми ценностями, которые имеются в обществе, по­этому ценности жизни отдельного человека в основе своей являются ценностями окружающей его общественной жизни [239]. Однако, по словам Г. П. Выжлецова, все эти «мономаркси­стские» концепции рассматривали «специфику ценностей с по­зиции марксизма именно как экономического материализма», и, соответственно, «прерванная в 30-е — 50-е годы мировая и, в особенности, русская традиция в развитии ценностной фило­софии так и не была восстановлена» [75, 96—97]. Позднее, как пишет С. Ф. Анисимов, «в 70 — 80-е гг. разработка общей фило­софской теории ценностей в нашей стране была свернута» [22, 5]. На Западе положение об общественно-историческом характе­ре ценностей получило дальнейшее развитие в работах классиков социологической традиции, в частности А. Тойнби и П. А. Сорокина, опиравшихся на идеи В. Дильтея о множественности культурно-исторических систем ценностей [86] и типологию «культурных организмов» О. Шпенглера [271]. Так, П. А. Сорокин рассматри­вал историю как процесс циклической смены различных типов культурных систем, подчинив теорию социального развития «цен­ностям как главной побудительной движущей силе в обществе» [цит. по 75, 95]. Э. Дюркгейм в своих произведениях анализировал взаимо­влияние ценностно-нормативных систем личности и общества. По его мнению, система ценностей общества представляет собой совокупность ценностных представлений отдельных индивидов, и, соответственно, «объективна уже благодаря тому, что она коллек­тивна». Дюркгейм полагает, что «шкала ценностей оказывается таким образом свободной от субъективных и изменчивых оценок индивидов. Последние находят вне себя уже устоявшуюся клас­сификацию, к которой они вынуждены приспосабливаться» [92, 290]. Механизмом, регулирующим поведение человека в обществе, является внутреннее принятие им социальных ценностей посредством внешнего принуждения: «мы явственно ощущаем, что не являемся хозяевами наших оценок, что мы связаны и при­нуждаемы. Нас связывает общественное сознание» [92, 290]. В работах М. Вебера, У. Томаса и Ф. Знанецкого, Т. Парсонса принятие личностью ценностей общества выступает уже как пос­ледовательный процесс. М. Вебер, понимающий под ценностя­ми установки той или иной исторической эпохи, выделяет две стадии формирования «культурно-исторической индивидуально­сти». Им разделяются субъективная оценка объекта и «отнесе­ние к ценности», которое превращает индивидуальное впечатле­ние в объективное при соотнесении с исторической системой ценностей [64]. У Томаса и Знанецкого ценности носят «ситуа­тивный» характер. Центральное место в их теории занимает по­нятие «социальная ситуация», включающее как объективно суще­ствующие социальные ценности, так и субъективные установки. Формирование системы ценностей личности происходит при «оп­ределении ситуации» индивидом посредством их взаимодействия и соперничества [232, 357]. Т. Парсонс в своей теории социаль­ного действия оперирует понятием «социальная система», кото­рая в качестве подсистем включает, с одной стороны, потребнос­ти «деятеля», а с другой — ценности социокультурной среды. При «ориентации деятеля на ситуацию» происходит взаимодействие и взаимообмен ценностно-нормативного содержания этих двух подсистем посредством институционализации (узаконения обще­ством в процессе легитимизации) и интернализации (внутренне­го принятия личностью в процессе социализации) [11, 367 — 378]. В отечественной социологии проблема принятия личностью ценностей различных социальных групп также активно разрабаты­валась в работах ряда авторов, среди которых можно выделить прежде всего исследования В. Я. Ядова, И. С. Кона, Н. И. Лапина, С. Г. Климовой, В. П. Вардомацкого и др. Собственно в психологии проблема ценностей личности и общества с самого начала заняла важное место, став предме­том «высшей» (в терминологии В. Вундта) ее области. По сло­вам В. Дильтея, главным предметом анализа «описательной» или «понимающей» психологии является «душевная жизненная связь», включающая «как основные отношения наших представлений, так и постоянные определения ценностей, навыки нашей воли и гос­подствующие целевые идеи» и содержащая, таким образом, «правила, которым, хотя мы часто это и не сознаем, наши действия подчиняются» [86, 336]. Содержанием душевной жизни, по В. Дильтею, являются эмоции, чувства, представляющие собой личностное выражение ценности: «для нас имеет ценность лишь пережитое в чувствах... ценность не отделима от чувства» [там же, 344]. Критикуя это положение, Э. Шпрангер подчеркивает, что содержание человеческой души не может быть сведено к субъек­тивным ценностям, определяемым как таковые посредством эмо­циональной регуляции. По его словам, душа человека отражает и объективные ценности — «эти ценности, возникшие в истори­ческой жизни, которые по своему смыслу и значению выходят за пределы индивидуальной жизни, мы называем духом, духовной жизнью или объективной культурой» [272, 355—356]. Ценностная сфера личности, таким образом, в психологии духа имеет двой­ственный характер, включая как субъективные оценки, так и суще­ствующие в общественном сознании нормы и представления. В австрийской психологической школе (А. Мейнонг, X. Эренфельс, И. Крейбиг) ценности понимаются как исключительно субъективный феномен. По X. Эренфельсу, ценность объекта определяется его желаемостью, которая, в свою очередь, опре­деляется возможностью получения удовольствия. Иерархия ценностей, таким образом, выстраивается исходя из способнос­ти объектов приносить удовольствие либо неудовольствие. А. Мейнонг сводит понятие ценности к возможности пережива­ния некоего субъективного «чувства ценности». По его словам, ценность приписывается какому-либо предмету постольку, по­скольку есть «кто-нибудь, для кого ценность есть ценность» [цит. по 157, 252]. В этом же смысле им используется понятие «лич­ные ценности», т. е. ценности «для кого-нибудь». Для большинства теорий, которые можно отнести к «биоло­гическому», или «естественнонаучному», «этажу» психологии, цен­ности не являются научными, т. е. эмпирически верифицируе­мыми категориями. Наиболее ярко, по нашему мнению, это формулируется в теории К. Левина, который сознательно исклю­чает ценностные суждения из системы научных психологических понятий. Он справедливо подчеркивает, что «психология выхо­дит за пределы классификации только по ценностному основа­нию» [143, 49]. Однако, отстаивая применительно к психологии принцип объективности в том же смысле, что и М. Вебер, выдви­нувший в социологии тезис «ценностной нейтральности», К. Левин переносит критическое отношение к оценочным суждениям на ценностные представления в целом. Главное преимущество так называемого «галилеевского», эмпирического способа мыш­ления перед спекулятивным «аристотелевским» видится ему в том, что в нем не прослеживается «никаких ценностных концеп­ций» [143, 63]. В бихевиоризме ценности также оказываются полностью исключенными из сферы научного изучения человеческой при­роды. По словам Б. Скиннера, «ценностные суждения лишь там выходят на верный след, где этот след оставила наука. А когда мы научимся планировать и измерять мелкие социальные взаи­модействия и другие явления культуры с такой же точностью, какой мы располагаем в физической технологии, то вопрос о ценностях отпадет сам собой» [цит. по 252, 49]. Для бихевиористов «этика, мораль и ценности — не более чем результат ассоциативного научения» [78, 339]. Поведение человека в клас­сическом бихевиоризме сводится к совокупности реакций, вы­раженность которых определяется силой подкрепления на сти­мулы внешней среды. Однако уже Э. Толмен для характеристики силы и направленности реакций человека использует понятие ценности, которую он определяет как привлекательность целе­вого объекта, наряду с потребностью, определяющей нужность цели [257, 207]. Дж. Роттер в своей теории социального научения использует термин «ценность подкрепления», понимающую им как степень, с которой человек при равной вероятности получения предпочитает одно подкрепление другому. Наряду с «ценностью подкрепления» поведение человека определяется и «ценностью потребности», представляющей собой среднюю ценность набора подкреплений, относящихся к основным категориям потребнос­тей. Ожидаемая ценность подкрепления зависит от субъективной оценки внешней социальной ситуации [259, 412—425]. Классический психоанализ 3. Фрейда концентрирует внима­ние на внутренних биологических факторах развития личности. Как пишут Дж. Фейдимен и Р. Фрейгер, «все мышление Фрейда покоится на предпосылке, что тело — единственный источник ду­шевного опыта. Он предполагал, что придет время, когда все ду­шевные феномены смогут быть объяснены прямыми ссылками на физиологию мозга» [243, 75]. В основу поведения человека пси­хоанализ ставит неосознаваемые инстинктивные влечения Ид, которые служат импульсом к удовлетворению биологических потребностей в соответствии с принципом удовольствия. По словам Фрейда, «естественно, Ид не знает ценностей, добра и зла, морали» [78, 336]. Однако, вопреки распространенному мне­нию, теория 3. Фрейда все-таки подразумевает определенную ценностно-нормативную регуляцию поведения человека. «Супер-эго» Фрейда представляет собой, по существу, хранилище как бессознательных, так и социально обусловленных моральных ус­тановлений, этических ценностей и норм поведения, которые слу­жат своего рода судьей или цензором деятельности и мыслей Эго, устанавливая для него определенные границы. Фрейд в своих работах указывает на три функции Суперэго: совесть, самонаб­людение и формирование идеалов. По его мнению, задачей со­вести является ограничение, запрещение сознательной деятель­ности; задачей самонаблюдения — оценка деятельности независимо от побуждений и потребностей Ид и Эго. Формиро­вание идеалов связано с развитием самого Суперэго, обуслов­ленного социальными факторами. По словам Фрейда, «Суперэго ребенка в действительности конструируется... По модели Суперэго его родителей: оно наполнено тем же содержанием и ста­новится носителем традиции и переживающих время суждений ценности, которые передаются, таким образом, от поколения к поколению» [цит. по 243, 22]. Ряд современных исследователей полагают, что любой эле­мент трехчленной структуры личности 3. Фрейда может служить источником и местом нахождения ценностей. Так, гг. Дилигенский пишет, что Суперэго содержит социальные нормы и ценно­сти, а Эго — индивидуальные ценности, являющиеся результатом «окультуривания» бессознательных стимулов Ид. Ценности Эго, по его словам, «сильнее и истиннее» общепринятой системы ценностей [85, 197]. В. Э. Чудновский полагает, что многие сти­мулы сферы бессознательного, в свою очередь, основаны на «со­знательно принятых» нравственных ценностях — «они как бы «опускаются» сверху и настолько глубоко и органично усваива­ются, что могут противостоять не только сознательным намере­ниям, но и инстинктивным влечениям, и даже в гипнотическом состоянии не удается внушить человеку то, что противоречит прочно усвоенным ценностям» [264, 415]. Социальные аспекты развития личности, лишь косвенно зат­рагиваемые 3. Фрейдом, получили дальнейшее развитие в ра­ботах его последователей — А. Адлера, К. Хорни, Э. Фромма, Г. Салливена. В индивидуальной психологии А. Адлера важное место занимает концепция «социального интереса», понимаемо­го как чувство общности, стремление вступать в социальные от­ношения сотрудничества, как источник активности личности, про­тивопоставляемый либидо Фрейда. Социальный интерес формируется в процессе идентификации и является «баромет­ром нормальности». Как отмечают Л. Хьелл и Д. Зиглер, «акцент, сделанный в его теории на социальном интересе как существен­ном критерии психического здоровья, способствовал появлению концепции ценностных ориентации в психотерапии» [259, 764]. По словам Э. Фромма, главной функцией классического пси­хоанализа было «развенчать ценностные суждения и этические нормы, продемонстрировав, что они представляют собой рацио­нализацию иррациональных — и часто неосознаваемых — жела­ний и страхов и, следовательно, не могут претендовать на объек­тивную значимость» [254, 24]. Он полагал, что в попытке утвердить психологию в качестве естественной науки «психоанализ сде­лал ошибку, оторвав психологию от проблем философии и эти­ки» [там же]. Фромм совершенно справедливо замечает, что нельзя игнорировать тот факт, что человеку присуща потребность искать ответы на вопрос о смысле жизни и определять те нормы и ценности, в соответствии с которыми он должен жить. Глав­ным отличием его теории от теории Фрейда было то, что основа характера виделась им не в либидо, а в специфических формах отношения человека к миру. По мнению Фромма, человек оказы­вается связанным с миром посредством процессов ассимиля­ции (приобретая и потребляя вещи) и социализации (устанавли­вая отношения с другими людьми). Особенности проявления и соотношения этих процессов формируют тот или иной тип соци­ального характера, принадлежность к которому и определяет на­правленность личности на соответствующую систему ценностей. Таким образом, в развитии представлений о личности в при­веденных «биологизаторских» теориях выявляется определенная общая закономерность, которая заключается в постепенном при­нятии идеи о социальной обусловленности поведения человека и, соответственно, обращении к проблеме ценностных ориентации. Однако наибольшее значение ценностные ориентации личности имеют в гуманистической и экзистенциальной психологии. Центральным понятием теории личности К. Роджерса явля­ется «самость», которая им определяется как «организованная, подвижная, но последовательная концептуальная модель воспри­ятия характеристик и взаимоотношений «Я», или самого себя, и вместе с тем система ценностей, применяемых к этому поня­тию» [212, 46]. По его мнению, в структуру самости входят как «непосредственно переживаемые организмом», так и заимство­ванные, «интроецируемые» ценности, которые человеком ошибоч­но интерпретируются как собственные. Как пишет Роджерс, «именно организм поставляет данные, на основе которых фор­мируются ценностные суждения» [там же, 72]. Он полагает, что и внутренние и внешние ценности формируются или принимают­ся, если воспринимаются «физиологическим аппаратом» как спо­собствующие сохранению и укреплению организма — «именно на этом основании усваиваются взятые из культуры социальные ценности» [там же, 73]. Однако Роджерс упоминает все же и о необходимости осознания возникающих переживаний как осно­ве ценностных представлений. Как справедливо отмечает А. Маслоу, «здоровые люди на­верняка делают «правильный выбор» в биологическом смысле, но также, вероятно, и в других смыслах» [160, 209]. По его метко­му выражению, «выбранные ценности и есть ценности», при этом действительно правильный выбор — это тот, который ведет к самоактуализации. Выбор человеком высших ценностей предоп­ределен самой его природой, а не божественным началом или чем-либо другим, находящимся за пределом человеческой сущ­ности. При наличии свободного выбора человек сам «инстинк­тивно выбирает истину, а не ложь, добро, а не зло» и т.п. [там же]. Говоря о природности, естественности внутренних «психоби­ологических» ценностей, Маслоу подчеркивает, тем не менее, что «любые инстинктивные склонности человека гораздо слабее сил цивилизации» [там же, 272]. При этом он также, как и К. Роджерс, видит «жизненно необходимую» роль психолога в актуализации, «пробуждении» внутренних ценностей человека. Г. Оллпорт, полагая, что источником большинства ценностей личности является мораль общества, выделяет также ряд ценно­стных ориентации, не продиктованных моральными нормами, например, любознательность, эрудиция, общение и т.д. Мораль­ные нормы и ценности формируются и поддерживаются посред­ством внешнего подкрепления. Они выступают скорее в каче­стве средств, условий достижения внутренних ценностей, являющихся целями личности. Преобразование средств в цели, превращение внешних ценностей в ценности внутренние Оллпорт называет «функциональной автономией», понимаемой им как процесс трансформации «категорий знания» в «категории значимости». «Категории значимости» возникают при самостоя­тельном осознании смысла полученных извне «категорий зна­ния». Как пишет Оллпорт, «ценность, в моем понимании, — это некий личностный смысл. Ребенок осознает ценность всякий раз, когда смысл имеет для него принципиальную важность» [187, 133]. Самого факта осознания ценностей, однако, не вполне дос­таточно для их внутреннего принятия личностью. Осмысленность ценностей, по словам В. Франкла, придает им объективный, уни­версальный характер: «как только я постигаю какую-либо цен­ность, я автоматически осознаю, что эта ценность существует сама по себе, независимо оттого, принимаю я ее, или нет» [249, 170]. Франкл понимал под ценностями личности так называемые «уни­версалии смысла», т. е. смыслы, присущие большинству членов общества, всему человечеству на протяжении его исторического развития [там же, 288]. Субъективная значимость ценности, по мнению Франкла, должна сопровождаться принятием ответствен­ности за ее реализацию. В отечественной психологии, созвучной по многим позициям западной гуманистической традиции и, можно сказать, во многом ее опередившей, аналогичные подходы к пониманию ценностей рассматриваются в различных аспектах изучения свойств лично­сти. По словам Б. Ф. Ломова, несмотря на различие трактовок понятия «личность», во всех отечественных подходах в качестве ее ведущей характеристики выделяется направленность. Направлен­ность, по-разному раскрываемая в работах С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, Б. Г. Ананьева, Д. Н. Узнадзе, Л. И. Божович и других классиков отечественной психологии, выступает как си­стемообразующее свойство личности, определяющее весь ее пси­хический склад. Б. Ф. Ломов определяет направленность как «от­ношение того, что личность получает и берет от общества (имеются в виду и материальные, и духовные ценности), к тому, что она ему дает, вносит в его развитие» [156, 37/]. Таким обра­зом, в направленности выражаются субъективные ценностные отношения личности к различным сторонам действительности. Подчеркивая психологический характер ценностей как объекта направленности личности, В. П. Тугаринов использует понятие «ценностные ориентации», определяемые им как направленность личности на те или иные ценности [239]. Как замечает В. Н. Мясищев, сам термин «направленность» является очень общим, векторным и «характеристика личности направленностью не только односторонняя и бедная, но она мало подходит для понимания большинства людей, поведение кото­рых определяется внешними моментами» [179, 101]. Обществен­ные условия формируют личность как систему отношений. Со­держанием личности, по В. Н. Мясищеву, является совокупность отношений к предметному содержанию опыта человека и свя­занная с этим система ценностей [там же, 159]. Личность пред­ставляет собой иерархическую динамическую систему субъек­тивных отношений, формирующуюся в процессе развития, воспитания и самовоспитания. «Доминирующее отношение», со­ответствующее у В. Н. Мясищева собственно направленности личности, связано с решением ею вопроса о смысле собствен­ной жизни. По мнению К. К. Платонова, «отношение более правильно рассматривать не как свойство личности, а как атрибут сознания, наряду с переживанием и познанием, определяющими различ­ные проявления его активности» [199, 126]. Проявления активно­сти человека определяются его убеждениями, которые в струк­туре личности Платонова наряду с мировоззрением, интересами, идеалами, моральными качествами и потребностями объединя­ются в подструктуру «направленность и отношения личности». Направленность личности, занимая наиболее высокое положе­ние в личностной иерархии, носит социально обусловленный характер и формируется в процессе воспитания. Анализ социальной опосредованности личностных отноше­ний занимает важное место в отечественной психологии, посколь­ку личность не может рассматриваться в отрыве от социальной среды, общества. Еще Л. С. Выготский ввел в психологию поня­тие «социальная ситуация развития». Развитие личности, по Л. С. Выготскому, обусловлено освоением индивидом ценностей культуры, которое опосредовано процессом общения. По его словам, значения и смыслы, зарождаясь в отношениях между людьми, в частности, в прямых социальных контактах ребенка со взрослыми, затем посредством интериоризации «вращиваются» в сознание человека [72]. С. Л. Рубинштейн также пишет, что ценности «производны от соотношения мира и человека, выра­жая то, что в мире, включая и то, что создает человек в процессе истории, значимо для человека» [214, 369]. По мнению Б. Г. Ананьева, исходным моментом индивидуальных характеристик человека как личности является его статус в обществе, равно как и статус общности, в которой складывалась и формирова­лась данная личность. На основе социального статуса личности формируются системы ее социальных ролей и ценностных ори­ентации. Статус, роли и ценностные ориентации, по словам Б. Г. Ананьева, образуя первичный класс личностных свойств, определяют особенности структуры и мотивации поведения и, во взаимодействии с ними, характер и склонности человека [15, 210]. Изучение роли общественно-социальных отношений в фор­мировании личности применительно к ее ценностным ориентациям было продолжено в работах Б. Д. Парыгина, Г. М. Андреевой, А. И. Донцова, Л. И. Анцыферовой, В. С. Мухиной, А. А. Бодалева, гг. Дилигенского, В. Г. Алексеевой и многих других исследова­телей. С точки зрения Л. И. Анцыферовой, направленность лич­ности на определенные ценности — ценностные ориентации — формирует общество. Именно общество предъявляет опреде­ленную систему ценностей, которые человек «чутко улавливает» в процессе постоянного «обследования границ и содержания норм» и формирования их собственных, индивидуально-личност­ных эквивалентов [28]. В. Г. Алексеева формулирует общеприня­тое определение ценностных ориентации, как форму включения общественных ценностей в механизм деятельности и поведения личности, как ступень перехода ценностей общества в деятель­ность субъекта [9, 64]. Необходимо подчеркнуть, что социально-психологический подход к определению ценностей заключается не в рассмотре­нии ценностной системы общества как внешней по отношению к человеку совокупности норм и правил, а в анализе социально обусловленного характера принятия ценностей личностью. Так, С. Л. Рубинштейн видел задачу психологии в том, чтобы «пре­одолеть отчуждение ценностей от человека» [цит. по 5, 211]. В данном контексте как основное средство принятия личностью ценностей общества может рассматриваться понятие «деятель­ность», занимающее ключевое место в теории А. Н. Леонтьева. По его словам, реальным базисом личности человека выступает совокупность общественных по своей природе отношений к миру, которые реализуются его деятельностью [144]. Становление личности заключается в закономерной перестройке системы отношений и иерархии смыслообразующих мотивов в процессеобщения и деятельности, в становлении, тем самым, «связной системы личностных смыслов». Основываясь на концепции А. Н. Леонтьева, В. Ф. Сержантов делает вывод, что всякая цен­ность характеризуется двумя свойствами — значением и лично­стным смыслом. Значение ценности представляет собой сово­купность общественно значимых свойств, функций предмета или идей, которые делают их ценностями в обществе, а личностный смысл ценностей определяется самим человеком [222]. Как пишет Д. Н. Узнадзе, человек реагирует на воздействия внешней действительности в большинстве случаев «лишь после того, как он преломил их в своем сознании, лишь после того, как он осмыслил их» [240, 87—88]. Осмысление, «объективация» явле­ний внешнего мира в процессе индивидуального опыта, приво­дит, по словам Д. Н. Узнадзе, к постоянному расширению облас­ти установок человека. Аналогичная роль смысловых образований в формировании собственно ценностей личности раскрывается в работах Ф. Е. Василюка, Б. С. Братуся, Б. В. Зейгарник, А. Г. Асмолова, В. Э. Чудновского, В. И. Слободчикова, Д. А. Леон­тьева, других отечественных авторов. Говоря об осознанности, «отрефлексированности» наиболее общих смысловых образований, Б. С. Братусь использует для их обозначения понятие «личностные ценности» [51, 89—90]. В со­временных отечественных исследованиях, в частности, в работах Б. С. Братуся, Г. Е. Залесского, Е. И. Головахи, Г. Л. Будинайте и Т. В. Корниловой, Н. И. Непомнящей, С. С. Бубновой и др., лично­стные ценности рассматриваются как сложная иерархическая система, которая занимает место на пересечении мотивационно-потребностной сферы личности и мировоззренческих структур сознания, выполняя функции регулятора активности человека. Таким образом, теоретические концепции второй полови­ны XX века и, прежде всего, отечественная традиция раскрыва­ют психологическую природу ценностей через введение прак­тически тождественных понятий «ценностные ориентации личности» и «личностные ценности», которые различаются, по существу, лишь отнесением ценностей скорее к мотивационной либо смысловой сферам. Ценностные образования, рас­сматриваемые как важнейший функциональный компонент структуры личности, становятся, тем самым, предметом анали­за общей психологии. 1.2. Место и роль системы ценностных ориентации в структуре личности и ее развитииЦенностные ориентации личности, как и любое другое мно­гозначное междисциплинарное научное понятие, по-разному ин­терпретируются в произведениях различных авторов. В ряде исследований понятие «ценностные ориентации личности» по существу совпадает с терминами, характеризующими мотивационно-потребностную либо смысловую сферу. Так, А. Маслоу фактически не разделяет понятия «ценности», «потребности» и «мотивы», В. Франкл — «ценности» и «личностные смыслы». Во многих отечественных работах ценностные ориентации как бы поглощаются другими, более устоявшимися психологическими понятиями, которые являются основным объектом исследования того или иного автора. Как пишет Ф. Е. Василюк, «когда знако­мишься с попытками психологической науки ответить на вопрос, что есть ценность, часто создается впечатление, что главное стрем­ление этих попыток — отделаться от ценности как самостоятель­ной категории и свести ее к эмоциональной значимости, норме, установке и т.д. Но ценность явно не вмещается в узкие рамки этих понятий» [63, 292]. В этой связи, для определения места ценностных ориентации в общей системе личностных составля­ющих необходимо разграничить ценностные ориентации со смеж­ными понятиями, прежде всего с такими, как «потребность», «мо­тив», «установка», «аттитюд», «диспозиция», «личностный смысл», «убеждение». По словам Е. И. Головахи, «предметы потребностей, будучи осознанными личностью, становятся ее ведущими жизненными ценностями» [80, 258—259]. Однако, по нашему мнению, совер­шенно очевидно, что если бы так происходило на самом деле, не могло бы существовать таких состояний, как внутриличностный конфликт, эго-дистония и т.п., определяемых с использованием метафоры «запретный плод», когда «хочется, а нельзя». В этой связи мы согласны с Ф. Е. Василюком, который считает, что цен­ность не является ни предметом потребности, ни мотивом, по­скольку последние всегда «корыстны» и борются только за «свой» интерес, в отличие от ценности, которая может быть «нашей» и даже в интрапсихическом пространстве выполняет интегрирую­щие, объединяющие функции [63, 292]. Д. А. Леонтьев также ука­зывает на то, что ценности «не эгоистичны». Он справедливо отмечает при этом, что, в отличие от потребностей, ценности не ограничены данным моментом и не влекут к чему-либо изнутри, а «притягивают извне» [148, 40]. При наличии ситуации, в которой возможно удовлетворение определенной потребности, включается особое регулятивное образование, которое Д. Н. Узнадзе называет установкой. Функ­ция установки, по А. С. Прангишвили, состоит в том, что она «ука­зывает» потребности предмет, способный удовлетворить ее в данной ситуации [200]. Установки с ценностными ориентациями личности объединяет общее для них состояние готовности. Как пишет О. М. Краснорядцева, «готовность поступить тем или иным образом уже содержит в себе оценку, а оценивание пред­полагает установку как готовность определенным образом реа­лизовать ценности» [132, 26]. В то же время число ценностей, которыми может располагать индивид, значительно меньше, чем число установок, связанных с конкретными ситуациями. Боль­шинство отечественных авторов придерживаются точки зрения, что именно ценности определяют основные качественные ха­рактеристики установки, имея большую субъективную значимость, а не наоборот [268]. По нашему мнению, ценностные ориента­ции как регулятивный механизм охватывают более широкий круг проявлений активности человека, чем установки, которые в гру­зинской психологической школе связываются в основном с био­логическими потребностями. Для характеристики социальной регуляции поведения чело­века часто используется понятие «социальная установка», или «аттитюд», который У. Томас и Ф. Знанецкий определяли как «состо­яние сознания индивида относительно некоторой социальной ценности», «психологическое переживание индивидом ценности, значения, смысла социального объекта» [36, 4]. В отличие от уста­новки, имеющей скорее неосознанный характер, аттитюд понима­ется как осознанное явление, которое человек может выразить в языке. Аттитюды, помогая человеку осмыслить явления социаль­ной действительности, выполняют функцию выражения того, что для него является важным, значимым, ценным. Таким образом, ат­титюды представляют собой средство вербализованного выра­жения ценностей как более общих, абстрактных принципов при­менительно к конкретному объекту. Установки, аттитюды и ценностные ориентации личности ре­гулируют реализацию потребностей человека в различных социальных ситуациях. В. Я. Ядов объединяет все описанные выше регулятивные образования как диспозиции, т. е. «предрасполо­женности». В своей «диспозиционной концепции регуляции со­циального поведения личности» [278] В. Я. Ядов аргументирует иерархическую организацию системы диспозиционных образо­ваний. В разработанной им схеме на низшем уровне системы диспозиций располагаются элементарные фиксированные уста­новки, носящие неосознаваемый характер и связанные с удов­летворением витальных потребностей. Второй уровень состав­ляют социально фиксированные установки, или аттитюды, формирующиеся на основе потребности человека во включении в конкретную социальную среду. Третий уровень системы дис­позиций — базовые социальные установки — отвечает за регу­ляцию общей направленности интересов личности в тех или иных конкретных сферах социальной активности человека. Высший уровень диспозиций личности представляет собой систему ее ценностных ориентации, соответствующую высшим социальным потребностям и отвечающую за отношение человека к жизнен­ным целям и средствам их удовлетворения. Каждый уровень диспозиционной системы оказывается задействованным в раз­личных сферах и соответствующих им ситуациях общения: в бли­жайшем семейном окружении, малой контактной группе, конкрет­ной области деятельности и, наконец, в определенном типе общества в целом. Отдельные уровни диспозиционной системы отвечают при этом за конкретные проявления активности: за отдельные поведенческие акты в актуальной предметной ситуа­ции; за осуществляемые в привычных ситуациях поступки; за поведение как систему поступков; за целостность поведения или деятельность человека. Таким образом, можно сделать вывод, что уровни регуляции поведения в диспозиционной концепции В. Я. Ядова различаются долей биологических и социальных ком­понентов в их содержании и происхождении. Ценностные ори­ентации как высший уровень диспозиционной системы, по В. Я. Ядову, тем самым полностью зависят от ценностей соци­альной общности, с которой себя идентифицирует личность. Очевидно, что уровни диспозиционной системы личности отличаются также степенью осознанности описанных регулятив­ных образований. Ценностные ориентации, определяющие жиз­ненные цели человека, выражают соответственно то, что являет­ся для него наиболее важным и обладает для него личностным смыслом. К. А. Абульханова-Славская и А. В. Брушлинский опи­сывают роль смысловых представлений в организации системы ценностных ориентации, которая проявляется в следующих функ­циях: принятии (или отрицании) и реализации определенных ценностей; усилении (или снижении) их значимости; удержании (или потере) этих ценностей во времени [5, 232]. Б. С. Братусь определяет личностные ценности как «осознанные и принятые человеком общие смыслы его жизни» [51, 89]. Он проводит раз­деление личных ценностей как осознанных смыслов жизни и декларируемых, «назывных», внешних по отношению к человеку ценностей, «не обеспеченных «золотым запасом» соответствую­щего смыслового, эмоционально-переживаемого, задевающего личность отношения к жизни, поскольку такого рода ценности не имеют по сути дела прямого касательства к смысловой сфере» [там же]. Г. Л. Будинайте и Т. В. Корнилова также подчеркивают, что «личностными ценностями становятся те смыслы, по отно­шению к которым субъект определился» [55, 99], акцентируя вни­мание на необходимости не только осознания смыслов, но и ре­шения об их принятии или непринятии. Внутреннее принятие осознанных личностью смыслов выступает, таким образом, необ­ходимым условием образования личностных ценностей. В то же время ряд авторов полагают, что ценностные обра­зования, напротив, являются базой для формирования системы личностных смыслов. Так, по В. Франклу, человек обретает смысл жизни, переживая определенные ценности [249]. Ф. Е. Василюк пишет, что смысл является пограничным образованием, в котором сходятся идеальное и реальное, жизненные ценности и возмож­ности их реализации. Смысл, как целостная совокупность жизнен­ных отношений, у Ф. Е. Василюка является своего рода продуктом ценностной системы личности [62, 722—725]. Аналогичную точку зрения в своем исследовании отстаивает и А. В. Серый [223]. Мы полагаем, что развитие и функционирование систем личностных смыслов и ценностных ориентации носит взаимосвязанный и вза­имодетерминирующий характер. Как справедливо замечает Д. А. Леонтьев, личностные ценности являются одновременно и ис­точниками, и носителями значимых для человека смыслов [146, 372]. Г. Е. Залесский связывает личностные ценности и смыслы через понятие «убеждение». Убеждение, являясь интегрирующим элементом механизма регуляции активности человека, представ­ляет, по его мнению, «осознанные ценности, субъективно готовые к реализации путем их использования в социально-ориентиро­вочной деятельности» [95, 142]. По словам Г. Е. Залесского, убеж­дению присущи одновременно и побуждающая, и когнитивная функции. Убеждение, выступая в качестве эталона, оценивает конкурирующие мотивы с точки зрения их соответствия содер­жанию той ценности, которую оно призвано реализовать, и выби­рает соответствующий способ ее практической реализации. Как пишет Г. Е. Залесский, «убеждение носит как бы двойной харак­тер: принятые личностью социальные ценности «запускают» его, а будучи актуализированным, уже само убеждение вносит лич­ностный смысл, пристрастность в реализацию усвоенной обще­ственной ценности, участвует в актах выбора мотива, цели, по­ступка» [там же]. При этом чем выше в субъективной иерархии находится убеждение, соответствующее той или иной ценности, тем более глубокий смысл придается его реализации, а следо­вательно, и выделенному с его участием мотиву. Представление о системе ценностей личности как иерархии ее убеждений получило распространение также в американской социальной психологии. Так, М. Рокич определяет ценности как «устойчивое убеждение в том, что определенный способ поведе­ния или конечная цель существования предпочтительнее с лич­ной или социальной точек зрения, чем противоположный или обратный способ поведения, либо конечная цель существования» [291, 5]. По его мнению, ценности личности характеризуются сле­дующими признаками:
  • истоки ценностей прослеживаются в культуре, обществе и личности;
  • влияние ценностей прослеживается практически во всех социальных феноменах, заслуживающих изучения;
  • общее число ценностей, являющихся достоянием челове­ка, сравнительно невелико;
  • все люди обладают одними и теми же ценностями, хотя и в различной степени;
  • ценности организованы в системы [там же, 3].
Ш. Шварц и У. Билски дают аналогичное концептуальное определение ценностей, включающее следующие формальные признаки:
  • ценности — это понятия или убеждения;
  • ценности имеют отношение к желательным конечным со­стояниям или поведению;
  • ценности имеют надситуативный характер;
  • ценности управляют выбором или оценкой поведения и событий;
  • ценности упорядочены по относительной важности [292].
Таким образом, ценностные ориентации представляют со­бой особые психологические образования, всегда составляющие иерархическую систему и существующие в структуре личности только в качестве ее элементов. Невозможно представить себе ориентацию личности на ту или иную ценность как некое изоли­рованное образование, не учитывающее ее приоритетность, субъективную важность относительно других ценностей, то есть не включенное в систему. Понятие «система», имеющее общенаучное значение, опреде­ляется В. Н. Садовским как «совокупность элементов, находящих­ся в отношениях и связях друг с другом, которые образуют опре­деленную целостность, единство» [245, 610]. В качестве наиболее общих принципов организации системы выступают такие ее ха­рактеристики, как целостность (несводимость свойств системы к сумме свойств составляющих ее элементов и невыводимость из свойств последних свойств системы в целом); структурность (обусловленность функционирования системы свойствами ее структуры); иерархичность (элементы системы могут также рас­сматриваться в качестве систем, а сама система — в качестве подсистемы системы более высокого уровня); взаимозависимость системы и среды (их взаимосвязь и взаимовлияние); множествен­ность описания (невозможность учета всех аспектов системы в рамках какой-либо одной модели). Как справедливо отмечает А. Г. Асмолов, отличительная осо­бенность системного подхода в отечественной психологической науке заключается в том, что «объектом системного анализа преж­де всего являются развивающиеся системы» [32, 50]. В. Д. Шадриков дает следующее определение динамической системы: «... это система, развивающаяся во времени, изменяющая состав входящих в нее компонентов и связей между ними при сохране­нии функции» [цит. по 199, 121]. Психологические системы так­же обладают, помимо общих характеристик, некоторыми более специфическими особенностями, например целеустремленнос­тью и самоорганизацией, т. е. способностью к самостоятельно­му изменению собственной структуры. В основу разработанной В. Е. Клочко теории самоорганизующихся психологических систем был положен принцип системной детерминации, позволив­ший преодолеть противопоставление внутреннего и внешнего посредством определения особого психологического простран­ства, которое он вслед за А. Н. Леонтьевым обозначает понятием «многомерный мир человека» [119]. По словам В. Е. Клочко, чело­век, понимаемый как целостная психологическая система, «высту­пает не в противопоставлении объективному миру, а в единстве с ним, в своей продленное™ в ту часть этого мира, которая им «ос­воена», т. е. имеет для него значение, смысл, ценность» [118, 709]. Смыслы и ценности, определяющие «поле» сознания, соответствен­но, рассматриваются им как функциональные характеристики мно­гомерной системы «человек», намечающие ее границы. Систему ценностных ориентации личности, таким образом, можно рассматривать как подсистему более широкой системы, описываемой различными авторами как «жизненный мир чело­века», «образ мира» и т.п., имеющую, в свою очередь, сложный и многоуровневый характер. По словам Б. Ф. Ломова, «ценност­ные ориентации, как и любую психологическую систему, можно представить как многомерное динамическое пространство, каж­дое измерение которого соответствует определенному виду об­щественных отношений и имеет у каждой личности различные веса» [156, 36]. Я. Гудечек полагает, что система ценностей имеет «горизонтально-вертикальную» структуру. Под горизонтальной структурой им подразумевается упорядоченность ценностей «в параллельной последовательности», т.е. иерархия предпочи­таемых и отвергаемых ценностей. Вертикальная структура пони­мается в данном случае как включение индивидуальных систем ценностей в систему ценностей общества в целом [82, 707]. Принцип иерархии ценностей, многоуровневость, является важнейшей характеристикой системы ценностных ориентации личности. По словам В. Франкла, субъективное «переживание определенной ценности включает переживание того, что она выше какой-то другой» [249, 290]. Принятие личностью ценностей, таким образом, автоматически предполагает построение инди­видуальной ценностной иерархии. Ранг той или иной ценности в индивидуальной системе, по мнению Н. Гартмана, может опре­деляться как ее абстрактной «высотой», так и ее «силой», завися­щей от «тягости», возникающей при ее нереализации [157, 307]. В работах современных отечественных авторов, в частности Е. Б. Фанталовой, С. Р. Пантилеева, Д. А. Леонтьева, также указывается на неоднозначность критериев индивидуального ранжи­рования ценностей: их предпочтение может быть обусловлено представлениями об их абсолютной значимости для общества и человечества в целом или же их субъективной актуальной важ­ностью, насущностью [147]. В этой связи представляет интерес концепция С. С. Бубновой, которая наряду с принципом иерар­хичности выделяет принцип нелинейности системы ценностных ориентации. По ее словам, «чрезвычайно важным свойством си­стемы личностных ценностей является ее многомерность, зак­лючающаяся в том, что критерий их иерархии — личностная зна­чимость— включает в себя различные содержательные аспекты, обусловленные влиянием разных типов и форм социальных от­ношений» [54, 39]. Структурный характер системы ценностных ориентации лич­ности, ее многоуровневость и многомерность определяют воз­можность реализации ею целого ряда разноплановых функций. Система ценностных ориентации личности, занимая промежуточ­ное положение между внутренними установками и нормами со­циальной среды, между мотивационно-потребностной сферой и системой личностных смыслов, обеспечивает взаимодействие этих элементов более общей системы «человек». По мнению Ю. А. Шерковина, двойственный характер системы ценностей, обусловленных одновременно индивидуальным и социальным опытом, определяет ее двойное функциональное значение. Во-первых, ценности являются основой формирования и сохране­ния в сознании людей установок, которые помогают индивиду занять определенную позицию, выразить свою точку зрения, дать оценку. Таким образом, они становятся частью сознания. Во-вто­рых, ценности выступают в преобразованном виде в качестве мотивов деятельности и поведения, поскольку ориентация чело­века в мире и стремление к достижению определенных целей неизбежно соотносятся с ценностями, вошедшими в его лично­стную структуру [268, 737]. Как уже отмечалось, система ценностных ориентации явля­ется важным регулятором активности человека, поскольку она позволяет соотносить индивидуальные потребности и мотивы с осознанными и принятыми личностью ценностями и нормами социума. С точки зрения В. Г. Алексеевой, ценностные ориента­ции представляют собой предполагающую индивидуальный сво­бодный выбор форму включения общественных ценностей в механизм деятельности и поведения личности. По ее словам, система ценностных ориентации — это «основной канал усвое­ния духовной культуры общества, превращения культурных цен­ностей в стимулы и мотивы практического поведения людей» [9, 63]. Как справедливо замечает К. Роджерс, потребности могут удовлетворяться лишь теми путями, которые совместимы с сис­темой ценностей личности и концепцией «я» [212, 56]. А. Г. Здравомыслов также полагает, что благодаря контрольным функциям ценностных ориентации «действие потребностей любого рода может ограничиваться, задерживаться, преобразовываться» [97, 202]. Механизм действия системы ценностных ориентации, по его словам, связан с разрешением конфликтов и противоречий в мотивационной сфере личности, выражаясь в борьбе между долгом и желанием, т. е. между мотивами нравственного и ути­литарного характера. Как пишет Ф. Е. Василюк, система ценнос­тей выступает в данном случае как «психологический орган» из­мерения и сопоставления меры значимости мотивов, соотнесения индивидуальных устремлений и «надындивидуальной сущности» личности [62, 122—125]. Регулятивная функция ценностных ориентации личности ох­ватывает все уровни системы побудителей активности челове­ка. Как замечает в этой связи А. Г. Здравомыслов, «специфика действия ценностных ориентации состоит в том, что они функци­онируют не только как способы рационализации поведения, их действие распространяется не только на высшие структуры со­знания, но и на те, которые обозначаются обычно как подсозна­тельные структуры. Они определяют направленность воли, вни­мания, интеллекта» [97, 202—203]. Роль ценностных ориентации в регуляции волевых процес­сов рассматривается, в частности, в работе Ш. А. Надирашвили [180]. На основе теории Д. Н. Узнадзе им выделяется три каче­ственно различных уровня регуляции психической активности человека: объективация предмета, объективация социальных тре­бований, объективация собственного «Я». По мнению Ш. А. На­дирашвили, объективация собственного внутреннего состояния приводит к постановке оценочной задачи, в результате чего по­рождается волевой процесс. Таким образом, высший уровень психической активности человека — волевая активность — регу­лируется ценностными ориентациями индивида. Значение системы ценностных ориентации в регуляции мыс­лительных и познавательных процессов раскрывается, в частно­сти, в трудах О. К. Тихомирова, В. Е. Клочко, О. М. Краснорядцевой и других отечественных авторов. По образному определению В. Б. Ольшанского, ценности представляют собой «своеобраз­ные маяки, помогающие заметить в потоке информации то, что наиболее важно для жизнедеятельности человека, для его пове­дения. Что противоречит ценностям, будет неизбежно игнориро­вано— либо невниманием, либо невосприятием, либо неразде­лением информации». По его словам, «субъект избирает материал в соответствии с уже имеющейся у него точкой зрения» [189]. В работах В. Ф. Сержантова, В. Д. Шадрикова, Е. А. Климова и др. ценностные ориентации выступают в качестве важного механизма регуляции деятельности. Наиболее ярко эта роль системы ценностных ориентации проявляется применительно к профессиональной деятельности. По мнению Е. А. Климова, для каждой определенной профессиональной группы характерен свой смысл деятельности, своя система ценностей [115]. При этом, как подчеркивает Л. Г. Дикая, сегодня профессионально важные качества «становятся производными от нравственных качеств человека... От иерархии ценностных ориентации» [260, 766]. Роль ценностных ориентации в данном контексте заключается в том, что они, по словам О. М. Краснорядцевой, «детерминируют про­фессиональное поведение, обеспечивая содержание и направ­ленность деятельности и придавая смысл профессиональным действиям» [132, 28]. Особое значение система ценностных ори­ентации занимает в деятельности профессий типа «человек — человек», приобретая в этом случае характер центрального эле­мента в структуре их профессионального образа мира. Рядом авторов в этом контексте рассматривается роль ценностных ори­ентации в профессиональной деятельности педагога (О. М. Краснорядцева), психолога (А. В. Серый), социального работника (Т. Д. Шевеленкова, Н. Б. Шмелева). Необходимо отметить, что двойственность системы ценност­ных ориентации личности как высшего регулятивного образова­ния заключается в том, что она не только определяет формы и условия реализации побуждений человека, но и сама становится источником его целей. Как справедливо отмечает А. И. Донцов, ценностные ориентации направляют и корректируют процесс целеполагания человека [89]. Н. Ф. Наумова также выделяет ценностные ориентации как один из механизмов целеполагания, так как они ориентируют человека среди объектов природного и социального мира, создавая упорядоченную и осмысленную, име­ющую для человека значение картину мира. По ее словам, ценно­стные ориентации дают основание для выбора из имеющихся альтернатив целей и средств, для порядка предпочтений отбора и оценки этих альтернатив, определяя «границы действия», т. е. Не только регулируют, но и направляют эти действия [181]. По наше­му мнению, тем самым система ценностных ориентации опреде­ляет жизненную перспективу, «вектор» развития личности, являясь важнейшим внутренним его источником и механизмом. Одновременно с этим система ценностных ориентации лич­ности, являясь отражением ценностей социальной среды, сама может оказывать воздействие на групповые нормы и ценности. Индивидуальные ценностные ориентации отдельных членов груп­пы взаимодействуют и через межличностные взаимоотношения воздействуют на коллективные. В стратометрической концепции коллектива А. В. Петровского ценности выполняют функцию ре­гулятора групповой сплоченности и активности [197]. По его мнению, одним из основных показателей сплоченности группы является «ценностно-ориентационное единство» — фактор, фик­сирующий степень совпадения позиций и оценок ее членов и ценностей, наиболее значимых для группы в целом. Таким образом, система ценностных ориентации личности является многофункциональным психологическим органом. Сам термин «психологический орган», в том смысле, в котором мы его употребляем, по своему содержанию близок распространен­ным в физиологии понятиям «функциональный орган» (А. А. Ух­томский) и «функциональная система» (П. К. Анохин). В психо­логии понятие функциональных органов широко использовали и развивали Л. С. Выготский, А. В. Запорожец, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, В. П. Зинченко и др. В частности, Л. С. Выготский писал о «психологической функциональной системе». Ф. Е. Василюк, Б. С. Братусь, А. Г. Асмолов используют сегодня сходное понятие «психологический орган». Так, Б. С. Братусь проводит прямую аналогию между понятием «психологический орган» и представлением о «функциональных органах» как средствах решения возникающих перед индивидом задач. Он определяет следующие специфические функции психологических органов: самостоятельное продуцирование самих задач; обеспечение и закрепление определенных, достаточно единообразных спосо­бов их решения; взаимодействие с другими подобными психо­логическими органами [51, 68]. По нашему мнению, система цен­ностных ориентации личности, выполняющая одновременно функции регуляции поведения и определения его цели, связы­вающая в единое целое личность и социальную среду, является именно таким психологическим органом. По словам Ф. Е. Василюка, «ценность внутренне освещает всю жизнь человека, наполняя ее простотой и подлинной свобо­дой» [62, 125]. Как он отмечает в этой связи, ценности приобре­тают качества реально действующих мотивов и источников ос­мысленности бытия, ведущие к росту и совершенствованию личности в процессе собственного последовательного разви­тия. Ценностные ориентации, являясь, таким образом, психологи­ческим органом, механизмом личностного роста и саморазвития, сами носят развивающийся характер и представляют собой ди­намическую систему. 1.3. Проблема типологии систем ценностных ориентации личностиСложная и неоднородная структура ценностных ориентации личности, двойственность источников их развития, разноплано­вость выполняемых ими функций определяют и наличие множе­ства классификационных моделей ценностных образований, раз­личающихся критериями, положенными в их основание. Так, в различных философских концепциях разделяются абсолютные и относительные, объективные и субъективные, идеальные и ре­альные, индивидуальные и социальные, внутренние и внешние ценности. Очевидно, что объектом направленности человека могут вы­ступать различные ценности. Н. А. Бердяев, полагая, что установ­ка иерархии ценностных ориентации является трансцендентной функцией сознания человека, в качестве таких объектов выделя­ет духовные, социальные и материальные ценности [38, 171]. В. П. Тугаринов также делит ценности на три категории: духов­ные (образование, наука, искусство); общественно-политические (свобода, братство, равенство, справедливость); материальные (техника и материальные блага, которые могут выполнять функ­цию стимулятора индивидуально-психического развития лишь в совокупности с общественно-политическими и духовными ценностями) [239]. Д. А. Леонтьев тоже выделяет три формы существования ценностей — общественные идеалы, предметные ценности и личностные ценности [151]. В. Ф. Сержантов, исходя из того, что предметами потребнос­тей человека могут быть как вещи, так и идеи, сводит все ценно­сти в две категории — материальные и духовные. Соответствен­но, под материальными ценностями он понимает орудия и средства труда, вещи непосредственного потребления, под ду­ховными ценностями —политические, правовые, моральные, эс­тетические, философские и религиозные идеи [222]. О. Г. Дробницкий, выделяя два полюса ценностного отноше­ния к миру, противопоставляет предметные ценности, которые выступают как объекты направленных на них потребностей, и ценности сознания, или ценности-представления. Первые явля­ются объектами наших оценок, а вторые — высшими критериями для таких оценок [91]. Я. Гудечек также указывает на два основ­ных значения понятия «ценность»: ценности в смысле объектив­но существующих предметов, событий, идей, свойств материаль­ных и духовных продуктов и т.д., которые существуют независимо от субъективных оценок людей, а также ценности в смысле субъек­тивной значимости, «ценностности» для индивида. Значимость ценности для индивида понимается им, в свою очередь, в трех значениях: как качества вещей, к которым направлены усилия человека или которые удовлетворяют его потребности; как по­ложительно оцениваемые индивидом объекты; как критерий, на основании которого разные объекты подлежат оценке [82, 103]. Ценность, имеющая для индивида наибольшую значимость, т. е. занимающая самое высокое положение в его системе цен­ностных ориентации, определяет ведущую направленность лич­ности. Психологическая классификация доминирующих ценнос­тных ориентации личности является, тем самым, и основанием для дифференциации личностных типов. По словам В. Г. Алек­сеевой, ценностные ориентации могут использоваться в каче­стве главного критерия построения типологии личности [9, 65]. Первой типологией личности, построенной на основе различий ее ценностных ориентации, является классификационная модель Э. Шпрангера. Он выделяет шесть идеальных типов личности: теоретический человек (основная ценность —поиск истины); эко­номический человек (основной акцент делается на полезных и практических ценностях); эстетический человек (наивысшей ценностью считаются стиль и гармония); социальный человек (главная ценность—любовь, стремление к всеобщей любви, любви ко всему человечеству); политический человек (основная ценно­стная направленность — личная власть, влияние, известность, не ограниченные сферой политики); религиозный человек (ценнос­тная ориентация состоит в поиске смысла жизни, высшей духов­ной силы) [273]. Несмотря на ограниченность этой классифика­ции шестью абстрактно-теоретически выделенными типами, разработанный на основе теории Э. Шпрангера тест ценност­ных предпочтений Г. Оллпорта, Ф. Вернона и Г. Линдзи долгое время оставался практически единственной общеупотребитель­ной методикой диагностики ценностных ориентации личности. Ш. Шварц и У. Билски выдвинули гипотезу о наличии огра­ниченного числа «универсальных мотивационных типов» — «до­менов», различающихся между собой «типом цели», или домини­рующей ценностью. Ими были выделены десять таких «доменов», фактически представляющих собой различные типы ценностных ориентации личности. Каждому «домену» соответствует та или иная ведущая терминальная ценность — саморегуляция, полнота ощущений, гедонизм, достижение успеха, власть, безопасность, конформность, поддержание традиций, благополучие группы, бла­гополучие всех людей в целом. Указанные ценности, определяю­щие соответствующую «мотивационную тенденцию», могут быть противоречащими друг другу. Исходя из этого, Ш. Шварц и У. Билски выделяют следующие дихотомии ценностей:
  1. Ценности сохранения (безопасность, конформность, тради­ции)—ценности изменения (полнота ощущений, саморегуляция).
  2. Ценности самоопределения (благополучие группы и че­ловечества в целом) — ценности самовозвышения (власть, дос­тижение, гедонизм) [292].
М. Рокич проводит более общее разделение ценностей на основе традиционного противопоставления ценностей-целей и ценностей-средств. Соответственно, он выделяет два класса цен­ностей:
  • терминальные ценности — убеждения в том, что какая-то конечная цель индивидуального существования с личной или общественной точек зрения стоит того, чтобы к ней стремиться;
  • инструментальные ценности — убеждения в том, что ка­кой-то образ действий является с личной и общественной точек зрения предпочтительным в любых ситуациях. Терминальные ценности носят более устойчивый характер, чем инструментальные, причем для них характерна меньшая меж­индивидуальная вариативность [291].
Как отмечает Д. А. Леонтьев, индивидуальная иерархия цен­ностных ориентации, как правило, представляет собой последо­вательность достаточно хорошо разграничиваемых «блоков». Он приводит возможные группировки ценностей, объединенные в блоки по различным основаниям и представляющие собой сво­его рода полярные ценностные системы [147]. В частности, сре­ди терминальных ценностей противопоставляются:
  1. Конкретные жизненные ценности (здоровье, работа, дру­зья, семейная жизнь) — абстрактные ценности (познание, разви­тие, свобода, творчество).
  2. Ценности профессиональной самореализации (интерес­ная работа, продуктивная жизнь, творчество, активная деятельная жизнь) — ценности личной жизни (здоровье, любовь, наличие друзей, развлечения, семейная жизнь).
  3. Индивидуальные ценности (здоровье, творчество, свобода, активная деятельная жизнь, развлечения, уверенность в себе, ма­териально обеспеченная жизнь) — ценности межличностных от­ношений (наличие друзей, счастливая семейная жизнь, счастье других).
  4. Активные ценности (свобода, активная деятельная жизнь, продуктивная жизнь, интересная работа) — пассивные ценности (красота природы и искусства, уверенность в себе, познание, жиз­ненная мудрость).
Среди инструментальных ценностей Д. А. Леонтьев выделя­ет следующие дихотомии:
  1. Этические ценности (честность, непримиримость к недо­статкам) — ценности межличностного общения (воспитанность, жизнерадостность, чуткость) — ценности профессиональной са­мореализации (ответственность, эффективность в делах, твер­дая воля, исполнительность).
  2. Индивидуалистические ценности (высокие запросы, неза­висимость, твердая воля) — конформистские ценности (испол­нительность, самоконтроль, ответственность) — альтруистичес­кие ценности (терпимость, чуткость, широта взглядов).
  3. Ценности самоутверждения (высокие запросы, независи­мость, непримиримость, смелость, твердая воля) — ценности при­нятия других (терпимость, чуткость, широта взглядов).
  4. Интеллектуальные ценности (образованность, рационализм, самоконтроль) — ценности непосредственно-эмоционального мироощущения (жизнерадостность, честность, чуткость).
Болгарский исследователь В. Момов противопоставляет цен­ности целевые (или мыслимые — желаемые, возможные) и цен­ности существующие (или наличные — актуальные). При даль­нейшем анализе целевых ценностей он классифицирует их на собственно ценности-цели, ценности-идеалы, ценности-желания и ценности должного (нормативные ценности) [170]. В теории А. Маслоу, в отличие от типологического подхода Ш. Шварца и У. Билски, группы ценностей (как и блоки потреб­ностей) образуют вертикальную иерархию. По его словам, по­требности и ценности «представляют собой не дихотомию, а согласованную иерархию, то есть они зависят друг от друга» [160, 273]. А. Маслоу выделяет две основные группы ценностей: - Б-ценности (ценности бытия) — высшие ценности, прису­щие самоактуализирующимся людям (истина, добро, красота, це­лостность, преодоление дихотомии, жизненность, уникальность, совершенство, полнота, справедливость, порядок, простота, лег­кость без усилия и др. ); - Д-ценности (дефициентные ценности) — низшие ценнос­ти, поскольку они ориентированы на удовлетворение какой-то фрустрированной потребности (мир, покой, сон, отдых, зависи­мость, безопасность и т.д. ) [161]. Занимающие подчиненное положение «Д-ценности», или, как Маслоу их называет в другой своей работе, «регрессивные» цен­ности, выбираются людьми «ради выживания», достижения со­стояния гомеостаза. Их реализация является, по словам Маслоу, «абсолютной необходимостью» и выступает предпосылкой «ощу­щения и функционирования» высших «Б-ценностей», или «ценно­стей развития» [160, 213—214]. Концепция Р. Ингльхарта, оказавшая заметное влияние на методологию отечественных социологических исследований в области так называемой «аксиометрии», также базируется на приведенных выше положениях теории А. Маслоу. Р. Ингльхарт разделяет «материалистические» (физиологические) и «постма­териалистические» (социальные и самоактуализации) ценности, преобладание которых в том или ином обществе отражает, по существу, стадию его общего экономического и социального развития [284, 260]. Система ценностных ориентации личности включает, наряду с присущими конкретному человеку индивидуальными ценност­ными предпочтениями, также и исторически обусловленные цен­ности данного общества. Ш. Щварц и У. Билски соответственно противопоставляют ценности, отражающие интересы самого ин­дивида или группы; К. А. Абульханова-Славская — конкретные и абстрактные ценности; Н. И. Лапин — «дифференцирующие», т. е. обособляющие человека, и «интегрирующие» ценностные позиции [260]. В этой связи для нас представляет интерес точ­ка зрения О. Г. Дробницкого, который выделяет два основных вида ценностно-нормативной регуляции — «обычно-традицион­ную» и «морально-нравственную», различающиеся критериями оценки и инстанциями, производящими такую оценку. При «обыч­но-традиционной» регуляции поведения критериями являются нормы общества, члены которого следят за их соблюдением, при «морально-нравственной» — этические принципы должного, при­сущие конкретному человеку, который сам отвечает за оценку собственных действий [91]. Ценностная система любого общества также отличается неод­нородностью. Так, Г. Триандис разделяет «имические» и «итические» общественные ценности. Первые носят конкретный со­циокультурный характер, а вторые представляют собой универсальные «метаценности», присущие любому типу и ста­дии общественного устройства [260]. Основой выделения соци­ально обусловленных типов ценностных систем личности могут, таким образом, являться как универсальные общественные цен­ности, так и специфические особенности ценностной иерархии, присущие тем или иным конкретным типам общества. В результате обобщения типичных ситуаций, с которыми обществу или человечеству пришлось сталкиваться в истории, В. Франкл выделяет три группы вечных ценностей — смысловых универсалий:
  • ценности творчества, позволяющие человеку осознать, что он дает обществу;
  • ценности переживания, позволяющие человеку осознать, что он берет от общества;
  • ценности отношения, позволяющие человеку осознать по­зицию, которую он занимает в отношении факторов, ограничива­ющих его жизнь.
Ценности отношения, в свою очередь, делятся им на три ка­тегории: осмысленное отношение к боли, вине и смерти [249, 299—300]. Конкретная форма общественного устройства, специфичес­кие социокультурные условия формирования личности лежат в основе различных концепций типологии социального характера. Э. Фромм понимал под социальным характером «культурное ядро» личности, которое он рассматривал как форму связи меж­ду психикой индивида и ценностями и идеалами общества. Э. Фромм делит ценности на две категории: официально при­знанные, осознаваемые (религиозные и гуманистические) и дей­ствительные, бессознательные (порожденные социальной сис­темой), которые являются непосредственными мотивами человеческого поведения [254, 285]. Пытаясь объединить социо­логический и психоаналитический подходы, Э. Фромм соотносит прегенитальный и генитальный типы ориентации 3. Фрейда с «непродуктивным» и «продуктивным» типами ориентации, отли­чающимися направленностью на различные системы ценностей. Им выделяется несколько типов непродуктивной ориентации, существующих в современном обществе: рецептивный (получа­ющий), эксплуататорский (берущий), накопительский (сохраняю­щий) и рыночный (обменивающий). Продуктивная ориентация (производящий, дающий тип характера), по словам Э. Фромма, отличается подчинением всех усилий человека целям роста и развития всех его потенций [там же, 45—99]. Анализ связей между системами ценностей личности и об­щества осуществлялся также при исследованиях социальной установки. У. Томас и Ф. Знанецкий рассматривали поведение личности в обществе с точки зрения «социальной ситуации», включающей в себя социальные нормы и ценности, социальную установку индивида и определение им ситуации. Определение ситуации индивидом на основе собственных установок или груп­повых норм позволяет судить о его степени приспособляемости к социальному окружению, конформности. На этой основе У. То­мас и Ф. Знанецкий выделили три типа личности: мещанский (ориентирующийся на традиционные ценности), богемный (ха­рактеризующийся нестойкими и несвязанными ценностями, вы­сокой степенью приспособляемости) и творческий (единствен­ный определяющий развитие общества и культуры) [232, 351]. Типология социальных характеров американского социоло­га Д. Рисмена построена на преобладании внутреннего или внеш­него источника ценностных ориентации личности. Социальный характер он определяет как «более или менее постоянную, соци­ально и исторически обусловленную организацию стремлений индивидуума и его возможностей их удовлетворить» [211]. На протяжении развития современного западного общества друг друга сменяют и типы социального характера. Д. Рисмен в каче­стве основных типов описывает «ориентированного на себя» и «ориентированного на другого». Поведение первого опреде­ляется интернализованными в раннем детском возрасте норма­ми, ценностями и жизненными принципами. «Ориентированная на себя» личность является более целеустремленной, динамич­ной, предприимчивой, более открытой к переменам и нововведе­ниям, требующей или осуществляющей «позитивное лидерство». Поведение «ориентированной на другого» личности определя­ется не собственными принципами, а «другими», т. е. ценностями окружающих, модой, внешними влияниями, существующей систе­мой общественных связей. Такой человек обезличен, стандарти­зован современным потребительским обществом, пассивен и становится объектом манипулирования. Осуществляемое некоторыми авторами отождествление ти­пов характера Д. Рисмена с конформным и неконформным ти­пами личности, по нашему мнению, является не совсем точным. «Ориентированность на себя» не означает враждебности к окру­жающим или конфронтации с групповыми нормами. Сам Рисмен определяет конформную личность как «ориентированный на традицию», консервативный тип социального характера, привер­женный устоявшимся традициям и обычаям. Неконформной лич­ности в его типологии соответствует «автономная личность», ак­тивная и независимая в отношении воздействий своей культурной среды и имеющая ясные рациональные цели, не навязанные дру­гими людьми [211]. Эти два типа характера являются у Д. Рис­мена как бы «крайними» по отношению к «ориентированному на себя» и «ориентированному на другого» типам. Они соответствуют исторически предшествующему и будущему типам обществен­ного устройства. В зависимости от того, признает ли человек господствую­щие в обществе ценности и средства их достижения, Р. Мертон выделил пять моделей социальной адаптации к действующим культурным нормам: конформизм (полное принятие целей и средств их достижения), инновация (достижение одобряемых целей непризнанными средствами), ритуализм (соблюдение вне­шних правил ради собственных целей), эскейпизм (отрицание доминирующих целей и средств достижения), мятеж (амбива­лентное отношение к общественным целям и нормам) [69, 333—334]. По нашему мнению, такая модель описывает лишь отклоня­ющиеся модели поведения, не оставляя места для осознанного внутреннего принятия социальных ценностей. Я. Гудечек выделяет пять основных типов отношения лично­сти к системе ценностей современного общества в зависимос­ти от степени ее внутреннего принятия:
  • активное отношение (выражение высокой степени интернализации ценностной системы);
  • конформное отношение (внешнее, приспособленческое выражение согласия без интернализации или идентификации с данной системой ценностей);
  • индифферентность (безразличие, отсутствие интереса к данной ценностной системе);
  • несогласие (критика, осуждение и отрицательная оценка ценностной системы, стремление к ее изменению);
  • активное противодействие (внутреннее и внешнее отри­цание системы ценностей) [82, 707].
Подобная типология ценностных систем предлагается и К. А. Абульхановой-Славской, В. Г. Алексеевой, другими отече­ственными авторами. Так, К. А. Абульханова-Славская на основе экспериментальных данных выделяет три типа личности:
  • тип, характеризующийся непризнанием общественных норм и ценностей как ограничивающих его личную свободу и стремя­щийся к освобождению от них, не имеющий желания самому по­ступать «нравственно-ценностным образом»;
  • тип, имеющий негативное отношение к системе ценностей общества и берущий на себя ответственность за реализацию нравственной функции;
  • тип, не отрицающий, а конформистски признающий соци­альные нормы как ценности, не имеющий внутренних принципи­альных нравственных и ценностных позиций [260].
Описываемые многими другими авторами типы личности и характера, выделенные по иным основаниям, во многих случаях также имеют различные системы ценностных ориентации. Так, низшие и высшие типы А. Ф. Лазурского, различающиеся преоб­ладанием «экзопсихики» или «эндопсихики», «полезависимые» и «поленезависимые» Г. Уиткина, «экстерналы» и «интерналы» Дж. Роттера, «экстраверты» и «интраверты» К. Юнга, «актуализаторы» и «манипуляторы» Э. Шострома и т.п. существенно раз­личаются пропорцией индивидуального и социального в ценно­стной системе и ее развитии. Однако все эти типы, как и описанные ранее типы направленности личности и социаль­ного характера, являются по существу идеальными либо куль­турно-историческими, т. е. теоретическими, абстрактно-логичес­кими конструкциями, заведомо упрощенными и не всегда имеющими аналоги в виде реальной личности. Кроме того, все приведенные типологии имеют явный или подразумеваемый оценочный характер. Сам подход к выделению типов личности на основе ее ориентации на какую-либо доминирующую цен­ность либо на основании какого-либо другого единичного при­знака справедливо критиковался различными авторами, прежде всего, уже упоминавшимся М. Рокичем. Среди немногих исследований, направленных на эксперимен­тальное выделение типов ценностных систем личности на осно­ве целостной иерархии ценностных ориентации, можно выделить работу С. С. Бубновой [54]. На основе концепции М. Рокича она предлагает трехуровневую иерархическую модель системы цен­ностных ориентации:
  • ценности-идеалы, являющиеся наиболее общими, абст­рактными (духовные —познавательные, эстетические, гуманис­тические и социальные —уважения, достижений, социальной ак­тивности);
  • ценности-свойства, закрепляющиеся в жизнедеятельнос­ти и проявляющиеся как свойства личности (общительность, любознательность, активность, доминантность и т.д. );
  • ценности-способы поведения, наиболее характерные сред­ства реализации и закрепления ценностей-свойств.
С. С. Бубнова экспериментально выделяет также типы лич­ности, различающиеся ранговой структурой идеальных ценнос­тей: типы формального и неформального лидеров, гуманисти­ческий, эстетический и познавательный типы, а также тип с доминированием материальных ценностей [54]. Однако данная типология, как и любая дифференциация лю­дей на основании их ценностных ориентации, является достаточ­но условной. Система ценностей человека изменчива, поскольку в значительной степени обусловлена как меняющейся социаль­ной средой, так и актуальным уровнем развития личности. Опи­санные многими авторами типы ценностной направленности могут выступать в качестве стадий развития системы ценност­ных ориентации личности. Таким образом, можно констатиро­вать, что, несмотря на отдельные экспериментальные исследова­ния, проблема построения типологии на основе целостной иерархии ценностных ориентации, учитывающей динамический характер их системы, недостаточно разработана. РезюмеСубъективная значимость для человека тех или иных ценнос­тей может определяться разными источниками. В качестве основ­ных таких источников на разных этапах развития науки называ­лись: божественный или природный разум, принцип удовольствия и инстинктивные биологические потребности, универсальный за­кон сохранения вида, этические нормы микросоциального окруже­ния и общества в целом, внутренняя психологическая природа че­ловека. В современной психологии направленность личности на те или иные ценности (ценностные ориентации) рассматривается как двойственное по своему происхождению образование, основанное одновременно на индивидуальном и социальном опыте. Ценностные ориентации личности, связывающие ее внутрен­ний мир с окружающей действительностью, образуют сложную многоуровневую иерархическую систему. Система ценностных ориентации является одним из важнейших компонентов структу­ры личности, занимая пограничное положение между ее мотивационно-потребностной сферой и системой личностных смыслов. Соответственно, ценностные ориентации личности выполняют двойственные функции. В одной стороны, система ценностных
HPSY.RU/ публикации / .. / Ценностные ориентации личности как динамическая система (гл. 2)
------------------------------
Глава 2. ОСНОВНЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ СИСТЕМЫ ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИИ ЛИЧНОСТИ2.2. Формирование системы ценностных ориентации личности в онтогенезеЛичность, представляя собой динамическую систему, находит­ся в состоянии непрерывного изменения и развития. В процессе такого личностного становления постепенно все большее значе­ние приобретают его внутренние движущие силы, позволяющие человеку все более самостоятельно определять задачи и направ­ление собственного развития. Система ценностных ориентации личности выступает в качестве регулятора и механизма такого развития, определяя форму реализации намеченных целей и при утрате ими побудительной силы в результате их достижения сти­мулируя постановку новых значимых целей. В свою очередь, дос­тигаемый уровень развития личности последовательно создает все новые предпосылки для развития и совершенствования системы ее ценностных ориентации. В этой связи примечательна точка зрения Р. Хейвигхерста, по мнению которого главной задачей раз­вития личности является самоопределение в сферах общечело­веческих ценностей и выработка собственной ценностной систе­мы [263, 52]. Этапность формирования системы ценностных ориентации, занимая важное место в ряде теорий развития, соот­ветствует общей периодизации индивидуального развития. Одной из важнейших предпосылок формирования системы ценностных ориентации личности является определенный уровень интеллектуального развития. Ж. Пиаже однозначно полагал, что смена стадий морального развития связана с общими когнитив­ными возрастными изменениями. Моральные суждения, проявля­ющиеся, по его словам, в «уважении индивидуума к нормам общественного строя и его чувстве справедливости», у детей формиру­ются на основе взаимодействия между их развивающимися мыс­лительными структурами и постепенно расширяющимся соци­альным опытом [130, 532]. По мнению Пиаже, нравственное развитие, подобно умственному, носит прогрессивный, стадиальный харак­тер. Пиаже выделяет две основные стадии морального развития. На первоначальной стадии «нравственного реализма» дети счита­ют, что все моральные нормы поведения реальны, неизменны, обя­зательны для исполнения и не имеют исключений. Критерием нрав­ственной оценки поступка являются только его последствия. Позднее, в период от 5 до 12 лет, в процессе развития абстрактно­го мышления у ребенка на первый план вместо категории дей­ствительности выходит категория возможности. Тем самым у ре­бенка формируется способность оценивать намерения поступка, абстрагируясь от его конкретных последствий. Эту стадию, кото­рую Пиаже обозначает как «нравственный релятивизм», характе­ризует понимание относительности моральных норм, как создан­ных на основе взаимной договоренности между людьми, которые при необходимости могут их изменять. Критерием нравственной оценки на этой стадии выступают уже намерения человека [246]. Л. Колберг, уточняя и детализируя концепцию Ж. Пиаже, выде­ляет три уровня моральных суждений: предконвенциональный, кон­венциональный и постконвенциональный, которые включают по две стадии каждый [287]. Предконвенциональный уровень отличается эгоцентричностью, моральные ценности носят внешний характер, и следование им основывается на принципе выгоды. На первой стадии ребенок подчиняется нормам и правилам, чтобы избежать наказания, на второй — ради получения вознаграждения или лич­ной выгоды. Конвенциональный уровень характеризуется социаль­ной конформностью, некритическим принятием оценок своей ре­ферентной группы и стремлением к поддержанию установленного порядка, традиций и правил. Нормы и ценности близкого окруже­ния интериоризируются, их соблюдение становится внутренней потребностью, однако они по-прежнему основаны на внешнем ав­торитете. На третьей стадии подчинение правилам определяется желанием «быть хорошим», соответствовать ожиданиям, избежать неодобрения или осуждения со стороны значимых близких. Чет­вертая стадия соответствует ориентации на систему ценностей общества в целом, при этом поведение регулируется стремлени­ем избежать как осуждения со стороны законных властей, так и чувства вины из-за невыполнения долга. Постконвенциональный уровень соответствует ориентации на собственные моральные принципы, выработке автономной системы этических ценностей. Личные ценности на этом уровне могут не совпадать с ценностями референтной группы, определяясь в большей степени абстракт­ными, универсальными, общечеловеческими ценностями. На пятой стадии человек поступает в соответствии с собственными ценно­стями и принципами, уважая в то же время законы данного обще­ства и ценности других людей, и действует ради всеобщего блага. Шестая стадия является высшим уровнем морального развития и определяется ориентацией на законы свободной совести, привер­женностью универсальным этическим принципам. Описанные Ж. Пиаже и Л. Колбергом стадии соответствуют определенным уровням умственного развития, достижение кото­рых является необходимым условием перехода на следующий уро­вень морального развития. Однако, как признает сам Колберг, од­ного этого условия недостаточно, так как многие люди, несмотря на адекватный уровень умственного развития, все же не достигают постконвенциональных стадий. При этом его концепция не дает ответа на вопрос, что же в таком случае является механизмом раз­вития моральных ценностей. Г. Дюпон, развивая представления Ж. Пиаже, связывает фор­мирование ценностных ориентации со стадиями эмоционального развития человека, отражающими динамику его эмоциональной оценки собственных взаимоотношений с другими людьми. Им выделяется шесть основных стадий развития эмоциональных от­ношений. Первоначальная эгоцентрично-внеличностная стадия характеризуется отсутствием дифференциации причин собствен­ных эмоциональных реакций. На стадии личных отношений ребе­нок некритически принимает эмоциональные оценки взрослых членов семьи. Межличностная стадия связана с появлением спо­собности к эмоциональной децентрации. Ребенок начинает ори­ентироваться на эмоциональные оценки группы сверстников, при­знавая равноправие оценок каждого отдельного человека. Психологическая стадия определяется построением подростком классификаций людей по основаниям, имеющим яркую эмоцио­нальную окраску, — смелости, честности, доброте и т.п. По мнению Г. Дюпона, такая эмоциональная оценка себя и других людей сис­тематизирует представления подростков о ценностях. Несоответ­ствие системы личных ценностей системе ценностей социального окружения приводит либо к формированию негативизма, либо к адаптации собственных представлений к реальным условиям жиз­ни. Стадия автономии, присущая меньшинству людей, характери­зуется преодолением противоречия между собственными, внутрен­ними ценностями и ценностями, навязанными извне, за счет преобразования и тех и других в процессе осознания и принятия ответственности за свою судьбу, личностного самоопределения. Высшая, интегративная стадия эмоционального развития отлича­ется целостностью, непротиворечивостью, полной гармонией меж­ду ценностями индивида и общества [263, 47—49]. В эклектической теории «эго-развития» Дж. Ловингер, интег­рирующей концепцию Л. Колберга и психосоциальную теорию Э. Эриксона, развитие личности понимается как единый многосто­ронний процесс, наиболее существенными сторонами которого выступают следующие: источник самоконтроля, стиль взаимоот­ношений, смысловое содержание сознания и стиль мышления. Центральным элементом ее теории является «эго», интерпретиру­емое в данном случае как понятие, близкое по смыслу к «Я-концепции». Дж. Ловингер выделяет семь основных стадий развития личности. На досоциальной стадии поведение младенцев регули­руется исключительно собственными потребностями и стремле­нием к удовольствию, на импульсивной — желанием получить поощрение и избежать наказания. Самозащитная стадия характе­ризуется эгоцентричностью и склонностью к манипулированию, подчинение ребенка правилам обусловлено стремлением к полу­чению выгоды. Конформная стадия определяется принятием вне­шних правил и ценностей, и поведение регулируется стыдом при их нарушении. На сознательной стадии на основе норм окружения уже формируются собственные принципы и идеалы, разграничи­ваются цели и средства, появляется способность к самокритике, ответственность за последствия. Автономная стадия характеризу­ется осознанием конфликта между собственной системой ценно­стей и ценностями общества, формированием терпимости и ува­жения к иным взглядам на основе способности к их пониманию. Последняя, интеграционная, стадия, которой достигает менее 1% взрослых, состоит в способности к примирению конфликтующих цен­ностей как внутри себя, так и в отношениях с другими [130, 682—685]. Наибольший интерес в концепции Дж. Ловингер для нас представляет положение о том, что каждая стадия развития может оказаться для человека последней и достигнутый к этому моменту возрастной уровень становится его личностным типом [263, 51]. Тем самым ее интегративная концепция позволяет объединить типологический и динамический подходы к изучению системы ценностных ориентации личности. Теоретические представления Ж. Пиаже и его последователей критикуются многими авторами, начиная с Л. С. Выготского, за не­достаточное внимание к социальным аспектам личностного разви­тия. Как справедливо отмечает И. С. Кон, в процессе формирования моральных понятий и нравственных чувств решающее значение имеют социальный опыт личности, ее деятельность. По его словам, система ценностей личности формируется в результате совмест­ного расширения круга действий и ответственности, развития ин­теллекта, эмоций и воли, происходящих в ходе практической дея­тельности ребенка и его общения с другими людьми [123, 148]. Наиболее последовательно роль смены деятельности в раз­витии ценностных ориентации раскрывается в работах отечествен­ных авторов, прежде всего в трудах Л. С. Выготского, А. Н. Леонть­ева, Л. И. Божович, Д. Б. Эльконина, В. И. Слободчикова и др. Содержанием любого вида деятельности, по Л. С. Выготскому, является создание духовных и материальных ценностей [72]. На­чиная с его работ в отечественной психологии в основу возраст­ной периодизации ставится ведущая деятельность, определяющая формирование определенных способностей, которые и являются основными психологическими новообразованиями соответствую­щих стадий развития. Переход от одного вида деятельности к дру­гому в терминологии Л. С. Выготского называется «критическим возрастом», т. е. кризисом развития. В основе известной класси­фикации возрастных периодов Д. Б. Эльконина лежит ступенчатая смена следующих видов ведущей деятельности: непосредствен­но-эмоциональное общение, предметно-манипулятивное действие, ролевая игра, учебная деятельность, интимно-личностное общение и учебно-профессиональная деятельность. По словам Д. Б. Эль­конина, в этом процессе смены видов деятельности закономерно чередуются периоды освоения общественных норм, целей, моти­вов деятельности и т.д. И периоды освоения способов действий, формирования интеллектуально-познавательных сил. Соответ­ственно, развитие личности, в том числе и ее ценностных ориента­ции, разделяется им натри основные «эпохи», включающие в себя периоды преимущественного развития мотивационно-потребностной сферы либо формирования «операционно-технических», когнитивных способностей. Переход от эпохи к эпохе характеризует­ся резким кризисом, который определяется возникновением несо­ответствия между актуальными задачами деятельности и суще­ствующими возможностями ребенка [274]. В. И. Слободчиков в основу периодизации стадий возрастно­го развития ставит смену «человеческих общностей», являющихся, по его мнению, предельно общим понятием, включающим одно­временно и объект, и источник развития. Каждая человеческая общность характеризуется той или иной совместной деятельнос­тью, смена партнеров в осуществлении которой определяет выде­ление пяти базовых ступеней развития. На ступени «оживления» ребенок строит общение с матерью, на ступени «одушевления» он осуществляет совместную деятельность с близкими взрослыми. Ступень «персонализации» характеризуется освоением социальных норм и принципов в общении с общественным взрослым — учи­телем, наставником и т.п. На ступени «индивидуализации» взрос­леющий человек вступает в отношения со всем человечеством, опосредованные индивидуальным принятием системы ценностей общества в целом. Существующая теоретически высшая ступень «универсализации» отличается принятием духовных, экзистенци­альных ценностей, партнером в осмыслении которых становится так называемое «Богочеловечество». Переход от одной ступени к другой проявляется в кризисе рождения, который определяется противоречием между актуальной и потенциальной (вследствие появившейся новой способности) формой совместной деятельно­сти. По мнению В. И. Слободчикова, каждая ступень развития вклю­чает в себя «стадию принятия» и «стадию освоения» данной общно­сти. На стадии принятия происходит совместное освоение способов взаимодействия, «построение» соответствующего типа общности. В конце этой стадии взрослый подталкивает ребенка, стремящегося к сохранению status quo, к поиску новых способов самоопределения, что проявляется кризисом развития данной общности, преодоление которого знаменует начало стадии освоения ребенком собственной отдельности в рамках этой ступени развития [225, 263, 53—62]. По нашему мнению, такая позиция содержит излишний крен в сторону действия внешних социальных факторов и недооценивает способ­ность человека к самостоятельной постановке целей и задач разви­тия, к выработке собственной системы ценностей. При анализе описанных разными авторами закономерностей смены стадий ценностного развития личности возникает четкая параллель с социально-историческими стадиями развития обще­ства. Так, периодизация Д. Б. Эльконина вызывает явные ассоци­ации со сменой общественно-экономических формаций посред­ством революций, возникающих, по К. Марксу, при несоответствии уровней развития производительных сил и производственных от­ношений. Приведенные нами в предыдущей главе характеристи­ки исторических типов социального характера Д. Рисмена прямо соответствуют этапам развития «автономной морали» отдельной личности. В этой связи представляется уместным привести точку зрения В. Г. Морогина и Г. В. Залевского, которые понимают инди­видуальные ценности как «проявление в конкретной личности уров­ней коллективного бессознательного — общечеловеческого, расо­вого, национального и группового» [174, 74], отождествляя их тем самым с архетипами К. Юнга. По нашему мнению, представление Л. С. Выготского о культурно-исторической обусловленности пове­дения в этом контексте может быть понято как последовательное возникновение в процессе развития общества предпосылок для появления новых, более высоких уровней развития личности, для достижения все большим числом людей высших стадий развития. Приведенные нами основные периодизации, делающие ак­цент на формировании ценностной сферы личности, базируют­ся одновременно на различных компонентах единого процесса личностного развития. В обобщенной «схеме развития» Э. Коуэн удачно, на наш взгляд, вычленяются наиболее универсальные компоненты: ключевые системы (социальное окружение — се­мья, сверстники и т.д. ), задачи развития (знания и навыки, на­правленные на выживание и достижение счастья), ресурсы раз­вития (внутренние и внешние условия, позволяющие их решить) и кризисы развития (несоответствие ресурсов развития его за­дачам) [8, 179—182]. Исходя из описания этих и других, приве­денных выше, компонентов, мы попытаемся дать характеристику формирования и развития собственно системы ценностных ориен­тации применительно к основным стадиям общепринятой пери­одизации возрастного развития. С самого момента рождения ребенок постепенно вырабаты­вает представления о самом себе, об окружающем мире и о своем отношении к нему. По словам К. Роджерса, для самого раннего периода развития характерно зарождение представлений о хоро­шем или плохом посредством так называемой «организмической оценки», позволяющей ребенку на основе физиологических реакций разделять, что ему нравится, а что нет [212, 46]. Однако вскоре ребенок начинает ориентироваться также на оценки взрослых об окружающих предметах и явлениях, а также о самом себе. По мне­нию П. Массена и соавторов, в период от полутора до двух лет у детей с помощью родителей начинают складываться критерии нормы для оценки явлений и форм поведения, которые ложатся в основу нравственного развития. Регуляция поведения в раннем детстве определяется тем, что при несоответствии предмета или поведения представлению ребенка о норме он начинает испыты­вать тревогу. Усвоение оценочных норм при этом осуществляется, как они полагают, в процессе наблюдения за реакциями родите­лей, выступающих в качестве модели поведения [163, 67—73]. Очевидно, однако, что только одного наблюдения за поведени­ем взрослых членов семьи недостаточно. Эталоны этической оцен­ки, выступающие, по словам В. С. Мухиной, в качестве взаимосвя­занных категорий добра и зла, постигаются через совместное со взрослым рассудочное и эмоциональное общение. В. С. Мухина, полагая, что усвоение моральных норм в дошкольном возрасте также происходит под влиянием усвоения образцов поведения взрослых, отмечает, что оно может осуществляться при этом раз­личными путями. В процессе общения в качестве эталонных об­разцов поведения могут выступать как непосредственно поведе­ние других людей, так и действия сказочных персонажей, наделенных определенными моральными чертами. При этом, по утверждению В. С. Мухиной, принятие этических эталонов поведения определя­ется наличием следующих условий нравственного развития: зна­нием норм, привычками поведения, эмоциональным отношением к нравственным нормам и внутренней позицией самого ребенка [176, 780]. По ее словам, «потребность соответствовать положительно­му эталону поведения возникает лишь в том случае, когда для ре­бенка тот или иной поступок или те или иные формы поведения приобретают определенный личностный смысл» [там же, 194]. По нашему мнению, выработка осознанной внутренней пози­ции ребенка, формирование его личностных смыслов не могут быть в полной мере реализованы в дошкольном возрасте. К. Роджерс, полагая, что осознание личностного смысла собственного поведе­ния является условием адаптивного, «психологически здорового развития», отмечает, что оно наблюдается лишь в меньшинстве случаев. Обычно же ребенок просто некритически заимствует и воспринимает как собственные ценности значимых взрослых [212, 46—51]. В этой связи представляет интерес точка зрения Г. Крайга, который описывает фактически две последовательные стадии принятия норм и ценностей в раннем детстве и дошкольном воз­расте. По его словам, вначале дети копируют лишь словесные формулировки, например, повторяя при выполнении того или ино­го запрещенного действия «нельзя, нельзя! » Позднее ребенок ос­ваивает в поведении социальные и этические ценности посред­ством атрибуции свойств, совершая одобряемые поступки потому, что он «хороший», а не потому, что от него требуют такого поведе­ния [130, 433]. Применительно к младшему школьному возрасту подобная схема описана А. В. Запорожцем и Я.3. Неверовичем, которые делают акцент на эмоциональном освоении социальных норм и ценностей в процессе совместной групповой деятельности. По их мнению, вначале групповые требования воспринимаются как чуж­дые, на втором этапе соблюдение норм основано на внешнем «сти­муле-средстве»— наказании или похвале, на третьем этапе нормы и ценности приобретают для ребенка личностный смысл, становя­щийся основой эмоциональной коррекции поведения [96]. Новая форма деятельности и общения, предполагающая выполнение одних и тех же заданий, объединяет детей и способствует все боль­шей ориентации ребенка на нормы группы сверстников, выступа­ющей в качестве своего рода посредника в освоении норм и цен­ностей общества в целом. Г. Крайг приводит интересные данные о роли кличек, даваемых детьми в этом возрасте одноклассникам. По его мнению, детские клички способствуют интернализации общепринятых норм и ценностей путем «объявления» группой несоответствия кого-либо своим стандартам [130, 543]. Решаю­щее значение в младшем школьном возрасте оказывает собственно учебная деятельность, определяющая как когнитивное, так и соци­альное развитие учащихся в процессе усвоения новых знаний и ориентации на взгляды учителя. Как справедливо отмечает Р. С. Немов, «через учение в эти годы опосредуется вся система отношений ребенка с окружающими его взрослыми» [183, 30]. Однако при всем этом младший школьный возраст в периодиза­циях 3. Фрейда и Э. Эриксона обозначается как латентная стадия. По нашему мнению, этот возрастной период является латентным и в плане формирования ценностных ориентации. Ребенок вклю­чается в новую систему отношений, происходит изменение его со­циальной роли, ведущим видом деятельности становится учение. В тоже время развитие ценностных представлений, опосредованное взаимодействием с новыми партнерами — организованной группой сверстников и учителями, осуществляется сформирован­ными ранее механизмами. В подростковом возрасте главным новообразованием, по мнению практически всех отечественных авторов, начиная с Л. С. Выготского, является чувство взрослости, которое прояв­ляется ориентацией на взрослые ценности. Такая ориентация, по справедливому замечанию И. С. Кона, отличается противоре­чивым характером. С одной стороны, для подростков исключитель­ную значимость приобретают ценности, принятые в группе сверст­ников. С другой стороны, в этот период впервые появляется возможность формирования собственной связной и непротиво­речивой ценностной системы, определяющаяся развитием способ­ности к критической переоценке принципов внешней, «взрослой» морали. По словам Г. Крайга, в доподростковый период дети не в состоянии создать свою систему ценностей, даже если хотят этого, так как не обладают соответствующими когнитивными способно­стями [130, 622]. По мнению М. Хоффмана, процесс морального развития в подростковом возрасте, определяющийся построени­ем и переоценкой системы ценностей, идет тремя различными, но не исключающими друг друга путями, основанными на новообра­зованиях подросткового возраста. Первый — это «основанное на тревоге сдерживание», то есть поведение, определяющееся снача­ла страхом наказания, затем, вследствие интернализации запре­тов, — чувством вины. Второй путь заключается в «основанной на эмпатии заботе», связанной с развитием способности понимать чувства других людей. Третий путь основан на развитии «мышле­ния на уровне формальных операций», появлении способности к переоценке информации и переформулированию понятий [там же]. Создание собственной ценностной системы сопровождается обращением подростков к вечным философским проблемам, иде­альным представлениям о нравственности. По мнению Е. Ф. Ры­балко, усложнение комплекса личностных свойств подростка про­исходит за счет включения в систему его ценностных ориентации различного рода нравственных качеств [216]. Осознание несоот­ветствия провозглашаемых родителями (или даже обществом в целом) нравственных принципов реальной действительности про­является в резкой и категоричной их критике, «бунтарстве», в ряде случаев — в идеализации морали своего поколения, выступающе­го для подростка образцом «совести общества». Эти и подобные им особенности подросткового поведения, описываемые, в частности, А. Е. Личко как проявления реакций группирования со сверстниками и эмансипации [154], чаще не воплощаются в реальные дела, оставаясь на уровне общих рассуждений.Предпосылки для начала реального выполнения системой ценностных ориентаций всех своих регулятивных функций окончательно складывается лишь в юношеском возрасте. Как обоснованно пишет Л. И. Божович, «только в юношеском возрасте моральное мировоззрение начинает представлять собой такую устойчивую систему нравственных идеалов и принципов, которая становится постоянно действующим побудителем, опосредствующем все их поведение, деятельность, отношение к окружающей действительности и к самому себе» [47, 321]. В основе приобретения ценностной системой реально действующего характера, по нашему мнению, лежит осознание человеком личностного смысла своей жизни. По мнению В. Франкла, именно в юношеском возрасте вопросы о смысле жизни наиболее часты и особенно насущны [249]. Появление потребности в определении своих жизненных целей, нахождении своего места в жизни становится отличительной особенностью именно этого возраста. Как отмечает И. С. Кон, характерной чертой юношеского возраста является формирование жизненных планов, возникающих в результате обобщения личностных целей, иерархизации мотивов, становления устойчивого ядра ценностных ориентаций. Появление жизненных планов, выступающих, по его мнению, как явления одновременно социального и этического порядка, характеризуется различением вопросов «Кем быть?» и «Каким быть?», т.е. обособлением процессов профессионального и морального самоопределения [123, 136]. Тем самым в юношеском возрасте складывается собственное мировоззрение человека, создающее возможность формирования внутренней, автономной системы ценностей. Юношеский возраст, таким образом, является решающим в плане формирования ценностной системы личности. Однако динамическая система ценностных ориентаций не останавливается на этом в своем развитии. Период взрослости характеризуется осуществлением намеченных ранее жизненных целей и планов, а также их корректировкой при затруднениях в достижении. В этот период человек создает собственную семью, реализует себя в профессиональной деятельности, карьере, общественной жизни. Особое место при этом занимают вопросы максимальной реализации собственных возможностей, личностного роста, саморазвития. Р. Коген, интегрирующий в своей теории «развивающегося «Я» подходы Ж. Пиаже, Л. Колберга, А. Маслоу, Э. Эриксона, Дж. Ловингер и др., делает акцент на развитии ценно­стно-смысловой сферы личности именно в период взрослости. По его мнению, человек продолжает структурировать и реструкту­рировать свое понимание мира, даже далеко перешагнув тридца­тилетний рубеж. В качестве механизма такого развития Р. Коген выделяет, прежде всего, продолжающееся развитие смысловых систем, служащих источниками поведения личности [130, 96]. Го­воря о роли смысла в личностном развитии, И. С. Кон отмечает, что «критическая переоценка ценностей, наиболее общим выражением которой является вопрос о смысле жизни, психологически, как пра­вило, связана с какой-то паузой, «вакуумом» в деятельности или в отношениях с людьми» [123, 283]. Соответственно, наиболее значи­тельные изменения в зрелом возрасте система ценностей претер­певает в периоды кризисов развития. По справедливому замечанию А. Г. Асмолова, «кризисы развития зрелой личности неизбежно со­провождаются перестройкой системы ценностей» [32, 283]. Характе­ризующиеся обращением к экзистенциальным вопросам кризисы развития приводят к переосмыслению жизненных целей, к смене ха­рактера деятельности и межличностных взаимоотношений и, тем са­мым, к определенной трансформации системы ценностей. Таким образом, система ценностных ориентации личности не остается неизменной на протяжении всей жизни человека, вклю­чая и зрелый возраст. Применительно к динамике системы ценно­стей в зрелом возрасте более адекватным является не термин «формирование», предполагающий некий конечный итог, а термин «развитие», как имеющий, по нашему мнению, более широкое зна­чение. Здесь мы не согласны, в частности, с А. В. Петровским, за­нимающим в этом вопросе противоположную позицию — «форми­рование» понимается им и как развитие личности, и как целенаправленное воспитание, то есть этому термину им придает­ся более широкий смысл [204, 45]. Мы полагаем, что по отноше­нию к взрослому человеку, система ценностей которого уже в ос­новном сформирована, следует, вероятно, говорить не о четко разграниченных стадиях формирования, а, скорее, об индивидуаль­ном уровне ее развития. Объективные, подтвержденные экспери­ментальными исследованиями критерии оценки уровня такого раз­вития, не привязанные к определенному возрасту, а носящие универсальный, «вневозрастной» характер, в настоящее время не­достаточно разработаны. 2.2. Динамика ценностных ориентации в процессах личностного развитияНа разных возрастных стадиях те или иные аспекты разви­тия системы ценностных ориентации личности с определенной периодичностью выходят на первый план. Очевидно в то же вре­мя, что различные условия или механизмы, определяющие сущ­ность данной стадии ценностного развития, могут (пусть и в мень­шей степени) проявляться и на других этапах. Так, лежащее в основе периодизации Д. Б. Эльконина чередование преимуще­ственного развития мотивационно-потребностной либо когни­тивной сфер, по существу, отражает лишь циклический, фазовый характер параллельных процессов мотивационного и когнитив­ного развития. В этой связи положение об обязательности пос­ледовательного прохождения всех возрастных стадий примени­тельно к ценностному развитию представляется нам слишком упрощенным. По нашему убеждению, развитие системы ценнос­тных ориентации более точно может быть представлено не как последовательное ступенчатое прохождение тех или иных ста­дий и уровней, а как параллельное протекание ряда циклических процессов. То есть скачкообразное развитие ценностной систе­мы определяется поступательной динамикой ряда личностных процессов, развивающихся по своего рода спирали, а число и индивидуальная последовательность стадий зависят от «резо­нанса», циклического совпадения фаз изучаемых процессов у конкретного человека. В научной лексике под термином «процесс» обычно понима­ется последовательная смена состояний в развитии какого-либо явления. В качестве содержательных характеристик процессов личностного развития можно выделить как психологические осо­бенности и новообразования его отдельных фаз, так и психологи­ческие механизмы, обеспечивающие развитие данных процессов. В современной отечественной психологической науке поня­тие «механизм» трактуется неоднозначно в зависимости от того, какой — структурный или процессуальный — аспект явления рас­сматривается. В. Г. Леонтьев, внесший значительный вклад в развитие представлений о психологических механизмах, опре­деляет последние как отражение в психике объективных факто­ров, закономерностей человеческого взаимодействия с окружа­ющим миром, как «раскодированные факторы» тех или иных состояний, «выраженные в содержательных, образных, понятий­ных терминах и представлениях», как их «субъективное «описа­ние». При этом В. Г. Леонтьев в своей монографии убедительно раскрывает системный по структуре и одновременно формиру­ющий по направленности характер психологических механизмов [145, 70]. В. В. Собольников, развивая этот подход, определяет механизм как систему психических и социальных предпосылок, условий, обеспечивающих направленность человеческого пове­дения на развитие [230]. Тем самым понятие «механизм» сбли­жается с многозначным понятием «фактор», которое обычно по­нимается как компонент или же как условие какого-либо явления. В. С. Агеев, фактически отождествляя понятия «процесс» и «механизм», делает акцент на элементарном характере после­днего, позволяющем объяснить функционирование и развитие чего-либо сложного через нечто более простое. По его словам, «идея механизма, то есть некоторого более элементарного уров­ня анализа, к которому несводима специфика более высокого уровня, но который способен выполнить здесь функцию сред­ства, всегда была заманчива для психологического исследова­ния» [6, 211]. Общим для всех приведенных интерпретаций понятия «механизм» является его связь с личностным развитием. По пока­зательному в этой связи определению Л. И. Анцыферовой, психо­логические механизмы — это «закрепившиеся в психологической организации личности функциональные способы ее преобразо­вания, в результате чего появляются различные психологические новообразования, повышается или понижается уровень органи­зованности личностной системы, меняется режим ее функцио­нирования» [27, 8]. В контексте нашего исследования мы будем понимать под психологическим механизмом компонент процес­са развития системы ценностных ориентации личности, представ­ляющий собой систему средств и условий, обеспечивающих это развитие. Развитие системы ценностных ориентации личности осуще­ствляется несколькими одновременно протекающими и взаимо­связанными между собой процессами. Поскольку с самого момента рождения развитие человека определяется его взаи­модействием с окружающей средой, базовым процессом инди­видуального развития можно считать процесс адаптации, отож­дествляемый Г. Селье с самим понятием жизни [219]. Концепция адаптации, возникшая первоначально в физиологической тради­ции и получившая развитие в трудах П. К. Анохина, Ф.3. Меерсона, В. П. Казначеева и др., в дальнейшем приобрела междис­циплинарное значение, став одним из современных подходов к комплексному изучению человека. Основной задачей постоянно осуществляющегося процесса адаптации является поддержание состояния гомеостаза. Под­держание равновесия в системе человек — среда может осуще­ствляться на физиологическом, психологическом или же соци­ально-психологическом уровнях единой функциональной системы адаптации. По мнению Ф. Б. Березина, у человека в этом ряду решающую роль играет собственно психическая адаптация, в значительной мере оказывая влияние на адаптационные процес­сы, осуществляющиеся на иных уровнях [39, 4]. При этом психичес­кий гомеостаз определяется как состояние, в котором удовлетво­ряется вся система первичных и приобретенных потребностей. Это дает основание полагать, что состояние, возникающее при изме­нении сбалансированности системы человек — среда, сопро­вождается нарушением удовлетворения актуальных потребнос­тей, рассогласованием самих потребностей или возможностью блокады удовлетворения их в будущем. Поэтому на психологи­ческом уровне состояние, возникающее при нарушении взаимо­действия человека и среды, может быть описано с использова­нием следующих ключевых понятий: стресс, фрустрация и конфликт, общим проявлением которых является тревога. Разрешение ситуации конфликта, снижение фрустрационной напряженности, устранение тревоги и восстановление нарушен­ного баланса в системе человек — среда, по мнению Ф. Б. Бере­зина, может быть достигнуто двумя путями. При реорганизации среды в желаемом направлении путем активного на нее воздей­ствия или в результате ухода из неблагоприятной среды психи­ческая адаптация реализуется без изменения потребностей, ценностей и целей индивида. В этом случае речь идет об алло-психической адаптации. Устранение несоответствия между акту­альными потребностями и возможностью их реализации может быть достигнуто и в относительно стабильной среде в результа­те реориентации личности. В этом случае психическая адапта­ция определяется модификацией ценностных ориентации лич­ности путем включения механизмов интрапсихической адаптации [39, 251]. Выделяемые Ф. Б. Березиным направления адаптации отражают общепринятое ее понимание как двустороннего про­цесса приспособления и приспосабливания. В частности, Ж. Пиа­же также описывает процесс адаптации как обоюдное единство процессов аккомодации (усвоение правил среды, «уподобление» ей) и ассимиляции («уподобление» себе, преобразование среды), т. е. как результат встречной активности субъекта и среды [246]. Психологические механизмы адаптации можно определить как индивидуальные типы реагирования на нарушение сбалан­сированности в системе человек — среда, обусловленные уси­лением или ослаблением тех или иных личностных черт и пове­денческих реакций. Эти характеристики исследовались рядом авторов, в частности Л. Н. Собчик и Ф. Б. Березиным. В своих последних работах Ф. Б. Березин, один из авторов распростра­ненной версии теста MMPI, пришел к пониманию того, что в за­висимости от степени подъема профиля по той или иной его шкале можно определить механизмы интрапсихической адапта­ции исследуемого, которые он называет механизмами устране­ния тревоги, являющейся, в свою очередь, следствием фрустра­ции базовых потребностей [39, 40]. Таким образом, механизмы интрапсихической адаптации Ф. Б. Березин фактически полнос­тью отождествляет с психоаналитическим понятием психологи­ческих защит. Подобная интерпретация дается в настоящее время и в работе Л. Н. Собчик [231]. Ф. Б. Березин выделяет несколько типов таких защит: пре­пятствующие осознаванию факторов, вызывающих тревогу — «от­рицание» (шкала гипомании теста MMPI), или самой тревоги — «вытеснение» (истерия); позволяющие фиксировать тревогу на определенных стимулах — «фиксация тревоги и формирование ограничительного поведения» (психастения); снижающие уровень побуждений — «обесценивание исходных потребностей» (деп­рессия); устраняющие тревогу или модифицирующие ее за счет формирования устойчивых концепций — концептуализация пу­тем «соматизации тревоги» (ипохондрия) или «вторичного конт­роля эмоций» (паранойяльность). Отдельно Ф. Б. Березиным рассматривается механизм «реализации эмоциональной напря­женности в непосредственном поведении» (асоциальная психо­патия), т. к. В этом случае уменьшение тревоги достигается не за счет интрапсихической переработки, а посредством изменения характера поведения, т. е. скорее аллопсихической адаптации [39, 40—70]. Л. Н. Собчик объединяет перечисленные механизмы адаптив­ного поведения в два основных типа реагирования: стенический (ведущие пики профиля MMPI — импульсивность, ригидность и оптимистичность), а также гипостенический (пессимистичность, тревожность и социальная интроверсия) [231, 55]. Адаптация, соответственно, может быть достигнута либо путем удовлетво­рения потребности в самореализации, достижении успеха в про­тиводействии ограничивающим средовым факторам, либо путем повышения самоконтроля с отказом от достижения сиюминут­ных потребностей ради сохранения конгруэнтных отношений с окружением. Таким образом, реализация процесса адаптации при помо­щи психологических защитных механизмов устранения тревоги, сопровождающаяся акцентированием тех или иных психологи­ческих особенностей, приводит к изменению ценностных ориен­тации личности. Такая трактовка явно восходит к психоаналити­ческой традиции с ее принципом «редукции напряжения» и, в частности, к работам К. Хорни, по мнению которой основной мотивацией поступков человека является «коренная тревога», представляющая собой фиксированное внутреннее свойство пси­хической деятельности [258]. Говоря словами Э. Фромма, в сущ­ности, это «представление о биологически имманентных ценнос­тях» [254, 286]. Л. Фойер, противопоставляя такие ценности истинным, отмечает, что «различие между подлинными и ложны­ми ценностями заключается в том, что первые являются выраже­нием первичных устремлений организма, а вторые порождены тревогой. Это контраст между ценностями, которые выражают свободу личности, и ценностями, которые ее подавляют посред­ством страхов и запретов» [283, 73]. Взгляды на закономерности развития ценностных ориента­ции, подобные высказываемым сегодня Ф. Б. Березиным, нео­днократно подвергались критике психологами экзистенциального и гуманистического направления. Так, В. Франкл в своих работах резко критикует редукционистское, по его мнению, понимание ценностей, по которому они представляют собой реактивные образования и механизмы защиты. В этой связи он достаточно эмоционально заявляет: «Я не хотел бы жить ради моих реактив­ных образований, и еще менее — умереть за мои механизмы за­щиты» [249, 287]. В то же время А. Маслоу, считая «защитные» или «порожденные тревогой» ценности, отражающие направленность на сохранение гомеостаза, низшими, «регрессивными», при­знает тем не менее их существование и, более того, абсолютную необходимость для личностного развития [160, 207—220]. Противопоставление адаптации и личностного развития яв­ляется достаточно распространенным. Наиболее четко, по наше­му мнению, эту позицию формулирует К. Домбровски, который считает, что «способность всегда приспосабливаться к новым условиям и на любом уровне свидетельствует о моральной и эмоциональной неразвитости. За этой способностью скрывает­ся отсутствие иерархии ценностей и такая жизненная позиция, которая не содержит в себе элементов, необходимых для поло­жительного развития личности и творчества» [цит. по 51, 8]. Мы полагаем, что подобная позиция отличается излишней катего­ричностью, поскольку психологическая адаптация, реализующая­ся в процессе жизнедеятельности каждого человека, является базовым, фоновым процессом, определяющим условия социаль­ного взаимодействия личности и ее развития. По справедливо­му определению В. Г. Леонтьева, «собственно адаптация это и есть начальная стадия уподобления человека социальной сре­де, условиям деятельности, ее основным компонентам» [145, 80]. Во многих направлениях психологии представление о том, что каждая система стремится к сохранению своей стабильнос­ти, было перенесено на взаимодействие человека с социальным окружением. Подобное представление развивается в отечествен­ной традиции через введение понятия «социальная адаптация». Социальная адаптация понимается при этом как процесс усвое­ния личностью групповых норм и ценностей. Так, С. Д. Артемов определяет социальную адаптацию как «процесс приспособле­ния личности к существующим общественным отношениям, нор­мам, образцам, традициям общества, в котором живет и действу­ет человек» [30, 135—136]. В работе И. А. Милославовой также указывается, что благодаря социальной адаптации человек усва­ивает необходимые для жизнедеятельности стандарты, стерео­типы, с помощью которых активно приспосабливается к повто­ряющимся обстоятельствам жизни [168]. Для понимания сущности процесса формирования ценност­ных ориентации личности важным представляется вопрос о со­отношении достаточно близких понятий «социальная адаптация» и «социализация». В работе О. И. Зотовой и И. К. Кряжевой от­стаивается позиция, что социализация личности, обусловленная в основном влиянием со стороны социальной среды, является необходимым условием адаптации индивида в обществе и в конкретном коллективе [103, 220]. Т. К. Кончанин, напротив, при­держивается мнения, что адаптация является одним из этапов социализации личности [127, 78]. По мнению Б. Д. Парыгина, адаптация — часть социализации, которую он рассматривает как «многогранный процесс очеловечивания человека, включающий в себя как биологические предпосылки, так и непосредственно само вхождение индивида в социальную среду» [193, 164—165]. Д. А. Андреева рассматривает адаптацию и социализацию как единый процесс взаимодействия личности и общества. При этом адаптация выражает приспособление человека к новой для него предметной деятельности, являясь условием социализации, по­нимаемой как процесс становления личности [20, 66]. Н. А. Ер­моленко справедливо отмечает в этой связи, что «социальная адаптация может рассматриваться отдельным моментом, специ­фической формой социализации в конкретных условиях... В раз­ных отношениях социальная адаптация может рассматриваться и уже и шире социализации» [93, 70]. Приведенные подходы к определению социальной адапта­ции говорят о том, что разные авторы употребляют этот термин с различными смысловыми оттенками. Поэтому можно согла­ситься с В. Г. Асеевым, который считает, что в настоящее время нет такого четкого и однозначного определения социальной адап­тации, которое бы учитывало всю сложность и противоречивость этого процесса, в связи с чем проблема определения понятия «социальная адаптация» продолжает оставаться весьма актуальной и требующей научного и всестороннего разрешения [31, 7—8]. В этой связи, в дальнейшем мы будем использовать для обозна­чения процесса принятия личностью ценностей социальной среды термин «социализация», как имеющий более общее и, одновре­менно, более устоявшееся значение. Концепция социализации берет свое начало в западной со­циологической традиции, в частности, в работах Г. Тарда, Э. Дюркгейма, Т. Парсонса, где она рассматривалась как усвоение индивидом норм и культурных ценностей в социальном взаимо­действии путем подражания или принятия заданной социальной роли. При этом решающее значение отводится обществу, кото­рое посредством своих институтов принуждает индивида к внут­реннему принятию социальных норм. В частности, Т. Парсонс определяет социализацию как процесс «интернализации моти­вации соблюдения надлежащих уровней лояльности по отноше­нию к коллективным интересам и потребностям» [11, 370]. В психологии подобный подход, заключающийся в понима­нии социальной среды как внешней по отношению к ребенку силы, принуждающей его к принятию чуждых ему ценностей и представлений, содержится, в частности, в ранних работах Ж. Пиаже [246]. Развивая подобные представления, П. Массен и соавторы в контексте индивидуального возрастного развития определяют социализацию как «процесс, во время которого дети воспринимают и усваивают определенную систему норм, ценно­стей и знаний данной культуры» [163, 790]. У. Бронфенбреннер понимает под социализацией совокупность процессов, благода­ря которым индивид усваивает систему норм и ценностей, по­зволяющих ему функционировать в качестве члена общества [52]. Во многих отечественных работах дается аналогичное опреде­ление; так, по И. С. Кону, социализация представляет собой про­цесс усвоения индивидом социального опыта, определенной системы знаний, норм, ценностей, позволяющих ему функциони­ровать в качестве полноправного члена общества [123, 22]. Та­ким образом, социализация представляет собой процесс приня­тия внешних по отношению к человеку ценностей, доминирующих в его социальном окружении. И. С. Кон выделяет несколько относительно автономных пси­хологических механизмов социализации в семье: подкрепление — выработка привычки к соблюдению норм посредством поощре­ния либо наказания; идентификация, отождествляемая им с под­ражанием; понимание, связанное с формированием самосозна­ния [123, 76]. По нашему мнению, данные механизмы скорее являются возрастными стадиями процесса формирования сис­темы ценностных ориентации личности. Большинство зарубеж­ных и отечественных авторов в качестве основного механизма социализации описывают прежде всего идентификацию, кото­рая, по словам В. С. Мухиной, является центральным механиз­мом структурирования самосознания [177]. Понятие идентификации имеет в западной психологии раз­личное значение, в частности, А. Бандура и Р. Уолтере сводят его смысл к имитации, или подражанию [34]. Сам термин «иден­тификация» был введен 3. Фрейдом, в работах которого она по­нималась как бессознательное отождествление, уподобление себя другой личности. Отождествление, проявляющееся в подража­нии в поведении, играет роль механизма защиты от объекта, вы­зывающего страх и ощущение собственной неполноценности, путем уподобления ему. В качестве такого объекта, по 3. Фрейду, наиболее часто выступает фигура родителя того же пола [250]. Т. Парсонс, развивая подобный подход в своей концепции соци­ализации, рассматривает идентификацию как процесс форми­рования Суперэго, реализующийся посредством механизмов «катектической оценки», основанной на принципе удовольствия, а также познавания и усвоения семейных и групповых ценнос­тей [232, 316—317]. В отечественной психологии, в работах таких авторов, как Б. Д. Парыгин, А. В. Петровский, В. А. Петровский, А. А. Бодалев, Р. Л, Кричевский, Е. М. Дубовская, В. С. Мухина, В. В. Абраменкова, Е.3. Васина, В. Г. Леонтьев и других, идентификация интер­претируется как процесс межличностного взаимодействия, по­знания другого человека, вхождения в его систему мотивов, целей и ценностей. По словам В. А. Петровского, идентификация обра­зует одну из форм отраженной субъектности, «когда в качестве субъекта мы воспроизводим в себе именно другого человека (а не свои побуждения), его, а не свои цели и т.п. » [204, 22]. Данный механизм является ведущим при усвоении ценностей и норм микросоциального окружения. В. В. Абраменкова отме­чает, что при вхождении личности в группу благодаря идентифи­кации происходит принятие «вкладов» от значимых других и отож­дествление себя с ними, а через это — усвоение принятых в группе норм и ценностей [201]. Очевидно, что механизм идентификации не может быть све­ден лишь к подражанию и тем более к бессознательному копи­рованию ценностей социального окружения. В. Я. Ядов, основы­ваясь на экспериментальных данных X. Тажфеля, приходит к выводу, что социальная идентификация является результатом не только общения и взаимодействия как такового, но и категори­зации, упрощения этих социальных взаимосвязей, т. е. их осмыс­ления в доступных человеку понятиях [278]. Как совершенно обо­снованно отмечает В. Г. Леонтьев, базовым компонентом механизма идентификации является переживание значимых для человека ценностей и развитие личности происходит через спе­цифическое подражательное усвоение личностных смыслов. В то же время, по его словам, действие механизма идентификации во многом определяется исходными механизмами адапта­ции и поддержания динамического равновесия: «уподобление, подражание в действительности есть не что иное, как уравнове­шивание, достижение равного положения одного человека по от­ношению к другому человеку, выступающему в качестве образца, носителя привлекательных черт и свойств» [145, 80]. Это дает нам основание полагать, что идентификация представляет собой механизм формирования системы ценностных ориентации лич­ности, занимающий промежуточное положение между базовыми адаптационными механизмами и более высокоорганизованными механизмами осознания личностного смысла ценностей. Многие отечественные авторы, в частности В. С. Мухина, Т. И. Комиссаренко, Л. Н. Антилогова, раскрывают механизм иден­тификации через противопоставление его полярному механиз­му отчуждения, понимаемому как обособление, утверждение соб­ственной самостоятельности в процессе социализации. Так, В. С. Мухина пишет: «... идентификацию и обособление (отчуж­дение) мы рассматриваем как парный механизм, определяющий развитие, бытие и становление индивида в системе обществен­ных отношений» [177, 4]. В работах Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева понимание со­циализации 3. Фрейдом, Э. Дюркгеймом и Ж. Пиаже подвергает­ся обоснованной критике, поскольку они интерпретируют ее толь­ко как идентификацию, уподобление, пассивное принятие той или иной социальной роли посредством внешнего принуждения. А. Н. Леонтьев, говоря о взаимопереходах в совместной деятель­ности человека в обществе, отмечает, что «для психологии, кото­рая ограничивается понятием «социализация» психики индивида без его дальнейшего анализа, эти трансформации остаются на­стоящей тайной. Эта психологическая тайна открывается только в исследовании порождения человеческой деятельности и ее внут­реннего строения» [143, 83—84]. Для содержательной характе­ристики внутреннего принятия социального опыта в процессе деятельности в школе Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева исполь­зуется концепция интериоризации — экстериоризации. Интериоризация, понимаемая как присвоение общественно-исторического опыта, у Л. С. Выготского и других классиков оте­чественной психологии выступает в качестве основного меха­низма социализации. По словам Б. Г. Ананьева, «формирование личности путем интериоризации — присвоения продуктов общественного опыта и культуры в процессе воспитания и обуче­ния — есть вместе с тем освоение определенных позиций, ролей и функций, совокупность которых характеризует ее социальную структуру. Все сферы мотивации и ценностей детерминированы именно этим общественным становлением личности» [15, 248]. В работах ряда современных авторов, в частности И. Ф. Климен­ко, отмечается, что интериоризация общественно значимых цен­ностей проходит через усвоение социальных нормативов, как в вербальном, так и в поведенческом плане [113]. При этом, по мнению Б. С. Круглова, интериоризация ценностей представля­ет собой осознанный процесс, который предполагает наличие у человека способности выделить из множества явлений те, кото­рые имеют для него некоторую ценность, а затем превратить их в определенную внутреннюю структуру в зависимости от условий существования, ближних и дальних целей своей жизни, возмож­ностей их реализации и т.п. Такая способность может осуще­ствиться лишь при достаточно высоком уровне личностного раз­вития, включающем определенную степень сформированности высших психических функций, сознания и социально-психологи­ческой зрелости [138]. Однако большинство отечественных авторов, опираясь на представления П. Я, Гальперина, В. В. Давыдова, Н. Ф. Талызи­ной, понимают сегодня интериоризацию как преобразование структуры познавательной деятельности в структуру внутренне­го плана сознания, как процесс формирования умственных дей­ствий. Принятая сегодня интерпретация явно сужает понятие интериоризации, и, как справедливо пишет А. Г. Асмолов, «перво­начальный более широкий смысл понятия «интериоризация» как механизм социализации оказался в тени» [32, 114]. Г. М. Андреева, обобщая результаты отечественных и зару­бежных исследований, справедливо подчеркивает двусторонний характер процесса социализации, включающей, по ее словам, не только усвоение социального опыта индивидом в результате воздействия на него социальной среды, но и воздействие инди­вида на эту среду в процессе активного воспроизводства соци­альных связей с помощью деятельности [19, 276]. В качестве механизма преобразования личностью групповой деятельности выступает экстериоризация, являющаяся, по мнению многих ав­торов, одним из источников развития социальных групп. Однако гипотетическое действие механизма экстериоризации применительно к трансформации ценностей общества до настоящего времени остается практически не исследованным. Таким образом, формирование ценностных ориентации лич­ности в процессе социализации осуществляется как за счет упо­добления значимым другим посредством идентификации, так и присвоения ценностей общества путем интериоризации. При этом, несмотря на осознанность усвоения ценностей социальной среды при действии данных механизмов, процесс социализа­ции, по нашему мнению, все-таки не подразумевает самостоя­тельной выработки собственных внутренних ценностей. По су­ществу, процесс социализации ограничивается принятием либо непринятием тех или иных групповых ценностей. Мы разделяем точку зрения Б. Ф. Ломова, который в этом смысле противопоставляет процессу социализации процесс индивидуализации. Понимая развитие индивида как диалекти­ческое сочетание этих процессов, он подчеркивает, что при овла­дении общественным опытом личность одновременно приобре­тает все большую самостоятельность и автономность. По его словам, «индивидуализация — это фундаментальный феномен общественного развития человека. Один из его признаков (и показателей) состоит в том, что у каждой личности формируется ее собственный (и уникальный) образ жизни и собственный внут­ренний мир» [156, 337]. В отличие от А. Г. Асмолова, сводящего понятие индивидуализации к одной из граней механизма инте­риоризации [32, 307], мы полагаем, что индивидуализация пред­ставляет собой сложно организованный процесс, предполагаю­щий достаточно высокий уровень личностного развития. Поэтому индивидуализация может быть определена как отдельный, наи­более «вершинный», по сравнению с адаптацией и социализа­цией, процесс развития системы ценностных ориентации лично­сти. Содержательные аспекты индивидуализации, которую мы понимаем как процесс выработки автономной системы ценнос­тей, различными авторами раскрываются через описание во мно­гом тождественных процессов автономизации, индивидуации, самоактуализации, персонализации и т.д. Движущей силой процесса индивидуализации, в отличие от адаптации и идентификации, является не потребность в гомеостазе, а, напротив, сопротивление равновесию, постоянное станов­ление (Г. Оллпорт); внутренний рост или развитие (К. Роджерс); осуществление личностного смысла (В. Франкл); самоактуализация (А. Маслоу). Самоактуализация, стремление к самоосуще­ствлению и самовыражению, согласно гуманистическим теори­ям личности, является основной потребностью человека. При­знание ведущей роли самоактуализации является общим для всех представителей данного теоретического направления в изучении психологии личности, несмотря на значительные расхождения в их взглядах. Самоактуализация в теории А. Маслоу означает процесс, по­зволяющий открыться своему собственному жизненному опыту, довериться своим чувствам и мыслям [159]. Самоактуализирую­щаяся личность А. Маслоу имеет большую «свободу воли», менее детерминирована извне, чем обычные люди. Самоактуализиру­ющиеся люди имеют собственную, относительно автономную и отличающуюся от принятой систему этических ценностей. Авто­номность, являющаяся, по мнению А. Маслоу, одной из важней­ших характеристик таких людей, понимается им как независи­мость от культуры и окружения, активность. Следствием их автономии является способность к самостоятельным решениям, самоуправлению, к тому, чтобы быть сильным, активным, ответ­ственным, решительным субъектом своего действия, а не «кук­лой» в руках других людей [там же]. «Наиболее существенным» механизмом самоактуализации А. Маслоу называет «реритуализацию», которая, по нашему мне­нию, прямо соответствует описанному выше принципу «возвра­щения к ритуалу» Конфуция. В своих работах А. Маслоу пишет прежде всего о «деритуализации» — психологическом защитном механизме, который заключается в неверии современной моло­дежи в ценности и добродетели, в привычке рассмотрения по­ведения человека в его конкретности, а не в свете его «символи­ческих ценностей». По словам Маслоу, «самоактуализация означает отказ от этого механизма защиты, означает обучение и принятие реритуализации», которую он в свою очередь опреде­ляет как «желание иметь возможность увидеть святое, вечное, сим­волическое» [161, 114—115]. Обучение «реритуализации» зак­лючается, в «утверждении многих банальных вещей». Такой механизм, по нашему мнению, означает перевод внешних эти­ческих правил во внутреннюю систему ценностей, постепенную трансформацию внешней формы поведения во внутреннее со­держание через образование личностных смыслов. Д. Летбридж в своей «марксистской теории самоактуализа­ции» предпринял попытку объединить концепцию А. Маслоу с деятельностным подходом школы Л. С. Выготского — А. Н. Ле­онтьева. Он понимает самоактуализацию как двойственный про­цесс, осуществляющийся посредством полярных механизмов интернализации и экстернализации, сближаемых им с понятия­ми «интериоризация» и «экстериоризация». Д. Летбридж видит основную проблему самоактуализации в том, «каким образом максимизировать интернализацию ценностей и смыслов и как затем способствовать их экстернализации» [288, 99]. В психоаналитической традиции интернализация понимается как механизм, «посредством которого объекты внешнего мира получают постоянное психическое представительство, т. е. посред­ством которого восприятия превращаются в образы, формирую­щие часть нашего психического содержимого и структуру» [206, 60]. Подобная трактовка сближает понятие «интернализация» с интериоризацией. А. В. Серый в этой связи аргументированно отстаивает точку зрения, что интернализация — это более сложный механизм, предполагающий сознательное и активное восприятие окружающего мира, а также активное воспроизводство принятых норм и ценностей в своей деятельности. Кроме того, интернализа­ция подразумевает принятие на себя ответственности, интерпре­тацию значимых событий как результата своей собственной дея­тельности [223, 60]. Такая точка зрения восходит к представлениям А. Маслоу, по словам которого «всякий раз, когда человек берет на себя ответственность, он самоактуализируется» [161, 113]. В. Грулих выделяет в интернализации ценностей следующие основные этапы: информация (о существовании ценности и ус­ловиях ее реализации); трансформация («перевод» информации на собственный, индивидуальный язык); активная деятельность (познанная ценность принимается или отвергается); инклюзия (инициирование, включение в лично признанную систему ценно­стей); динамизм (изменения личности, вытекающие из принятия или отрицания ценностей) [82, 104]. По мнению Я. Гудечека, про­пуск некоторых этапов приводит к редуцированию интернализа­ции и, как следствие, к механическому принятию чужих образцов и стереотипов поведения [там же]. Таким образом, по сравне­нию с идентификацией и интериоризацией интернализация вы­ступает как наиболее сложный механизм формирования инди­видуальной системы ценностей, придающий ей осознанный и автономный характер. Как следует из проведенного нами теоретического анализа работ отечественных и зарубежных авторов, формирование и развитие системы ценностных ориентации личности происхо­дит одновременно в ряде динамических процессов, осуществ­ляющихся различными механизмами, образующими своего рода иерархию. В комплексной концепции развивающейся личности А. В. Петровского, в центре которой находится потребность «быть личностью», подобные процессы объединены как «персонализация». Персонализация, по А. В. Петровскому, включает в себя следующие процессы: адаптацию, которую он понимает как при­своение индивидом социальных норм и ценностей; индивидуа­лизацию— утверждение ценностей своего «Я»; интеграцию, по­нимаемую как снятие противоречий между ценностями личности и группы путем трансформации и тех и других. При этом указан­ные процессы выступают в качестве стадий, фаз персонализации: последовательное преобладание адаптации, индивидуали­зации и интеграции прямо соответствует периодам детства, отрочества и юности [204]. Тем самым концепция персонализации основана на представлении о чередовании и итоговом урав­новешивании преимущественно внешних и внутренних источни­ков развития ценностно-потребностной сферы. Однако, по нашему мнению, развитие ценностной системы определяется параллельным протеканием процессов личностной динамики, каждый из которых на всех стадиях обеспечивает в той или иной степени интеграцию внутреннего и внешнего, баланс индивиду­ального и социального источников и векторов развития. В предлагаемой нами модели развития системы ценностных ориентации личности выделяются три основных процесса: адап­тация, социализация и индивидуализация. Эти процессы, после­довательно возникающие в указанном порядке и повторяющие на соответствующем новом витке личностного развития общие закономерности, в дальнейшем протекают одновременно. Каж­дый из этих процессов носит двойственный характер, отражаю­щий на своем уровне баланс влияния индивида и среды на фор­мирование ценностей и реализующийся посредством действия соответствующих парных механизмов: ассимиляции и аккомо­дации, идентификации и отчуждения, интернализации и экстернализации. Соответственно, можно предположить, что система ценностных ориентации личности включает в себя три уровня, или пласта, сформированных этими тремя процессами: «защит­ные», «заимствованные» и «автономные» ценности. 2.3. Психологические факторы развития системы ценностных ориентации личностиПреобладание на разных возрастных этапах тех или иных процессов развития ценностных ориентации личности и выбор преимущественных механизмов их реализации, определяющие как общий уровень развития ценностной системы, так и ее спе­цифику, зависят, в свою очередь, от сложной системы факторов и условий. Термин «фактор» в научной лексике часто понимается как причина или движущая сила какого-либо процесса, опреде­ляющая его характер [41]. Поэтому психологические факторы в ряде случаев трудно разграничить с механизмами процессов личностной динамики. В работах многих исследователей дей­ствующие факторы носят более элементарный характер по срав­нению с психологическими механизмами, представляющими собой сложно организованные системные образования. В на­шем исследовании основанием для разграничения механизмов и факторов личностного развития является также относительно большая неизменность последних во времени. Поскольку систе­ма ценностных ориентации личности по своему происхождению носит двойственный характер, определяясь как особенностями самого индивида, так и характером его социальной среды, все факторы, оказывающие влияние на ее развитие, логично разде­лить на внутренние и внешние. Это также отличает их от психо­логических механизмов, имеющих всегда внутренний характер. Степень принятия личностью групповых ценностей зависит от целого комплекса связанных между собой внутренних факто­ров, относящихся к разным уровням индивидуальности: особен­ностей самоотношения, самооценки, акцентирования тех или иных черт характера, типа высшей нервной деятельности, которые оп­ределяют общую стратегию взаимодействия индивида с соци­альной средой — сильный или слабый тип реагирования, мотива­цию достижения успеха или избегания неудачи. Особое место в этом ряду принадлежит волевым качествам личности. Процесс принятия ценностей и включения их в личную систему предпо­лагает наличие волевого акта. Р. С. Немов определяет включе­ние воли в управление деятельностью человека как «активный поиск связей цели и осуществляемой деятельности с высшими духовными ценностями человека, сознательное придание им го­раздо большего значения, чем они имели в начале» [182, 363]. По нашему мнению, уровень развития волевых качеств опреде­ляет силу внутреннего источника активности субъекта, направ­ленной на те или иные цели, в том числе на оценку окружающей действительности и на выработку собственной, автономной сис­темы ценностей. «Свобода воли» в работах классиков отечественной и зару­бежной психологии определяется способностью к моральным суждениям, зависящей от уровня общего интеллектуального раз­вития. Достаточно очевидно, что уровень развития базовых спо­собностей определяет возможность той или иной степени осоз­нания моральных норм и социальных ценностей. По емкому определению А. Маслоу, «каковы способности, таковы и ценнос­ти» [160, 190]. Аналогичные положения содержатся также и в приведенных выше концепциях Ж. Пиаже и Л. Колберга. Однако определенный уровень интеллектуального развития является необходимым, но не достаточным условием принятия высших моральных ценностей. Как справедливо пишет Л. С. Выготский, между уровнями интеллектуального и нравственного развития существует глубокая зависимость, поскольку «умственное раз­витие является благоприятным условием для морального воспи­тания» [72, 256]. Уровень интеллектуальных способностей в ра­ботах Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева выступает условием формирования различных (в том числе и этических) понятий, ка­тегорий, значений, личностных смыслов — «категориальной сет­ки значений», являющейся средством совершения акта оценки. В ходе акта оценки какому-либо явлению на основании соответ­ствующих критериев (норм, целей, требований, идеалов и т.д. ) придается определенная ценность, т. е. значение. Результатом такой оценки является вывод о мере соответствия оцениваемо­го явления признаваемым критериям. По мнению Я. Гудечека, оценку следует понимать как рацио­нальный акт, посредством которого осуществляется выбор меж­ду объектами, при этом часть из них относится к ценностям [82]. Однако человек оценивает действительность не только благода­ря осознанным, рациональным критериям. Стандарты оценки находятся в прямой зависимости от достигнутого уровня как интеллектуального, так и эмоционального развития личности. Очевидно, что в формировании ценностных ориентации наряду с когнитивными компонентами важную роль играют также и эмо­циональные реакции. Как справедливо отмечает Б. И. Додонов, «ориентация человека на определенные ценности может воз­никнуть только в результате их предварительного признания (по­ложительной оценки — рациональной или эмоциональной)» [88, 11]. По словам венгерского философа П. Хайду, «в отсутствие эмоциональной оценки и переживания знания, индивиды будут принимать позитивные ценности только на словах, на вербаль­ном уровне» [255, 162]. Эмоциональное подкрепление, таким об­разом, является необходимым условием внутреннего принятия осознанных благодаря рациональной оценке социальных норм и общепринятых принципов. Важнейшим интегральным фактором, определяющим степень принятия индивидом групповых ценностей, по нашему мнению, является уровень конформности. Индивидуальный уровень кон­формности, являющийся сложной социально-психологической характеристикой личности, определяется целым комплексом как описанных внутренних, так и внешних по отношению к человеку факторов. Типы отношения личности к ценностям общества, оп­ределяющиеся уровнем конформности, по Г. Келмену, проявля­ются в преобладании одного из трех процессов, которые он на­зывает «процессами социального влияния»: подчинения, идентификации или интернализации [286]. Тем самым уровень конформности определяет особенности ценностной системы через выбор преимущественных способов ее наполнения цен­ностями общества. Ценности социального окружения, являющиеся источником ценностных ориентации личности, выступают в качестве внеш­него фактора развития индивидуальной системы ценностей. Г. М. Андреева как основные выделяет следующие институты такого развития, называемые ею «трансляторами социального опыта», в которых личность приобщается к системам норм и цен­ностей: семья, школа, трудовой коллектив [19, 284—287]. П. Массен и соавторы описывают следующие основные факторы соци­ального формирования личности ребенка: семья, школа, сверстники и информация, получаемая по телевидению [163, 212]. В «модели экологических систем» У. Бронфенбреннера жизнен­ная среда человека представляет собой концентрически расши­ряющиеся системы, как бы вложенные одна в другую: микросис­тема (например мать), мезосистема (семья, школа, сверстники, соседи), экзосистема (расширенная семья, место работы роди­телей, средства массовой информации), макросистема (общество в целом, его законы, традиции и собственно ценности). При этом система более высокого уровня оказывает влияние на нижеле­жащие, и наиболее значительную роль играет макросистема, воз­действуя на все другие уровни экологической модели [52]. По существу, данная модель отражает последовательные стадии динамики системы ценностных ориентации личности, соответ­ствуя постепенному освоению жизненных сред, границы которых собственно и определяются усвоенными на данном уровне раз­вития ценностями. Согласно общепринятому мнению, наибольшее влияние на формирование системы ценностей личности оказывает семья. Родительская семья выступает в качестве важнейшего источ­ника критериев оценки, лежащих в основе формирования цен­ностных представлений на протяжении всей жизни человека. Исследованию семейных факторов развития личности, в том числе и ее ценностной сферы, посвящен чрезвычайно обшир­ный круг источников. На основании теоретического анализа работ Л. С. Выготского, Л. И. Божович, В. С. Мухиной, Е. Ф. Ры­балко, А. Е. Личко, И. С. Кона, К. Роджерса, П. Массена, Г. Крайга и других можно выделить следующие основные факторы, опреде­ляющие влияние семьи на формирование ценностной системы личности: структура семьи (полный или неполный состав, нали­чие братьев и сестер, старших родителей); типы воспитания и стили родительского поведения; конфликтный или неконфликт­ный характер взаимоотношений между родителями; социальный статус, уровень образования и доходов родителей; социокуль­турные, религиозные и этнические корни семьи.Влияние школы на формирование ценностных ориентации личности определяется как особенностями организации учеб­ного процесса, так и взаимоотношениями с учителями и сверст­никами. Как показано в ряде исследований [163, 139, 204], обычные и получившие в последнее время распространение нетрадиционные формы организации обучения («открытое» обу­чение, тьюторство и т.п. ) по-разному опосредуют процесс фор­мирования ценностной системы. Однако конкретные закономер­ности и специфика влияния последних на развитие ценностной сферы в настоящее время изучены недостаточно. Вне зависи­мости от формы организации и содержания учебного процесса личность учителя остается важным фактором развития системы ценностей учащихся. Как справедливо пишет Ю. В. Янотовская, творческий учитель «не только вооружает учащихся знаниями, но и формирует у них отношение к окружающему миру», актуализи­руя ценности доверия и творчества [204, 156]. В отличие от де­тей младшего школьного возраста подростки в большей степе­ни ориентируются на ценности, принятые в среде сверстников. И. С. Кон выделяет следующие специфические функции обще­ства сверстников как фактора социализации: передача инфор­мации, совместная деятельность, осуществление эмоционального контакта [123, 87—88]. В целом, относительно преимуществен­ного влияния учителей или сверстников на формирование цен­ностных ориентации школьника существуют противоположные точки зрения. Мы согласны с П. Массеном и соавторами, кото­рые пишут, что «дети действительно узнают нравственные пра­вила и ценности от взрослых, но сверстники помогают им оце­нить и истолковать на своем уровне понимания полученную информацию» [204, 163]. Вопросы развития системы ценностей в университетской образовательной и социальной среде также затрагивались ря­дом известных авторов, в том числе Г. Оллпортом и Дж. Гиллеспи, М. Рокичем, многими видными отечественными психологами. Среди работ, непосредственно посвященных развитию системы ценностных ориентации студентов в период обучения в вузе, можно назвать исследования таких авторов, как О. В. Зиневич и Л. Ф. Лисе, В. Ф. Анурин, Э. Н. Фанталова, А. В. Шариков и Э. А. Баранова. По мнению Э. Эриксона, пребывание в высшем учебном заведении является «законодательно закрепленной от­срочкой» в принятии человеком роли взрослого, которую он в контексте формирования ценностной системы называет «пси­хосоциальным мораторием» [259, 230]. Однако большинство ав­торов, напротив, считают период обучения наиболее важным для человека в плане происходящего в это время реального станов­ления его как личности в процессах профессионального и лич­ностного самоопределения. Мы полагаем, что именно вузовская либеральная и творческая среда создает необходимые условия для личностного роста и формирования высшего, автономного уровня системы ценностей. В качестве социальной среды, окончательно закрепляющей значимость тех или иных ценностей в индивидуальной системе, выступает производственный коллектив. Проблемам изменений системы ценностных ориентации личности в профессиональной среде, в том числе и вопросам производственной адаптации, посвящены исследования Е. А. Климова, И. Данча, Э. Ф. Зеер, О. М. Краснорядцевой, Б. Г. Кривопалова, В. Е. Гаврилова и мно­гих других авторов. Наибольшее внимание исследователей при этом привлекают педагогические коллективы и группы предста­вителей других профессий типа человек — человек. Среди исследований, посвященных экзистенциальным факто­рам формирования ценностных ориентации в зрелом возрасте, важное место занимает классическая работа В. Франкла «Вра­чевание души» [249], описывающая изменения ценностно-смыс­ловой сферы при пребывании в нацистском концентрационном лагере и ставшая основой экзистенциального анализа и логотерапии. Из отечественных исследований, посвященных подобным экзистенциальным проблемам, можно выделить интересную ра­боту В. Г. Морогина и Г. В. Залевского, изучавших трансформа­цию системы ценностных ориентации осужденных, приговорен­ных к смертной казни и пожизненному заключению [174]. Необходимо отметить, что в ряде случаев развитие системы ценностных ориентации может быть обусловлено влиянием ан­тисоциальной среды. Как справедливо пишет Б. С. Братусь, в этой ситуации речь идет не просто об отрицании человеком со­циально одобряемых ценностей, а о формировании достаточно очерченной и жесткой системы ценностей «отрицательных» [51, 92—93]. В этом контексте многие авторы, в частности А. И. Дон­цов, Н. Б. Ярощук, Г. В. Морогин и др., рассматривают вопросы развития ценностной сферы в группах делинквентов, преступной и исправительно-трудовой среде, а также при различных формах девиантного поведения. По мере взросления личности все большее влияние на фор­мирование ее ценностной системы оказывает осознание собствен­ной принадлежности к тем или иным большим социокультурным группам — этносу, классу, конфессии, общественно-политичес­ким движениям. Дифференциально-психологические особенно­сти ценностных ориентации этих групп, а также тендерные и меж­поколенные различия в этой сфере изучались прежде всего создателями соответствующих методик при их стандартизации: Г. Оллпортом, М. Рокичем, Ш. Шварцем и У. Билски, Д. А. Леонть­евым, В. А. Ядовым и др. Кроме того, кросскультурные разли­чия ценностных ориентации исследовались Р. Ингльхартом, И. С. Коном, В. С. Агеевым, гг. Дилигенским, В. М. Бызовой, Т. Б. Беляевой, Н. И. Лапиным, А. П. Вардомацким и другими социологами и социальными психологами. В последние десятилетия влияние социокультурной среды на формирование системы ценностей индивида все в большей степени опосредуется средствами массовой информации. В работах А. Маслоу, Г. Оллпорта, П. Массена и соавторов, Ю. А. Шерковина, А. В. Шарикова и Э. А. Барановой рассматри­ваются вопросы, связанные с влиянием на формирование сис­темы ценностей личности прежде всего электронных СМИ — телевидения, радио, а также системы Интернет. Особое внима­ние при этом уделяется проблеме пассивного и некритическо­го принятия личностью ценностей так называемой «массовой культуры». Однако, как показано в исследовании М. О. Мдивани и Э. В. Лидской [163], информационная среда воздействует ско­рее на более лабильные внешние стереотипы поведения, чем на ценностные ориентации, являющиеся более ригидными об­разованиями. По нашему мнению, современные СМИ не столько формируют, сколько лишь закрепляют ценностные предпочте­ния, поскольку неограниченный сегодня выбор канала получе­ния, формы и содержания информации обусловлен уже имею­щимися ценностями. Тем не менее такое «закрепление» может способствовать фиксации на определенном уровне развития ценностной системы. Совокупность индивидных свойств, являющихся внутренними факторами развития человека, и особенности социокультурной среды, выступающие в качестве внешних факторов, определяют формирование системы ценностных ориентации личности в про­цессе взаимодействия, реализующегося той или иной деятельно­стью. Как справедливо отмечает В. П. Иванов, «лишь в границах деятельности определенного субъекта любые реальности —дей­ствительные и воображаемые — выстраиваются в смысловой ряд, в иерархию ценностей, в актуальный жизненный мир, запечатле­вающий неповторимость судьбы этого субъекта» [цит. по 32, 42]. По словам А. Г. Асмолова, «в схеме системной детерминации развития личности выделяют три следующих момента: индивид­ные свойства человека как предпосылки развития личности, со­циально-исторический образ жизни как источник развития лич­ности и совместная деятельность как основание осуществления жизни личности в системе общественных отношений» [32, 170]. Говоря словами А. Н. Леонтьева, именно в ходе деятельности «внешнее действует через внутреннее» [143]. В теории А. Н. Ле­онтьева и его последователей иерархия деятельностей представ­ляет собой основания личности, являющиеся возрастными фор­мами проявления ее активности. В процессе индивидуального развития человека основные виды деятельности — игровая, учеб­ная и трудовая — последовательно сменяют друг друга. В дошкольном возрасте ведущим видом деятельности ре­бенка является ролевая игра. Значение игровой деятельности в морально-этическом развитии ребенка подробно раскрывает­ся в классических исследованиях Л. И. Божович, В. С. Мухиной, Д. Б. Эльконина, С. Г. Якобсона и др. В процессе ролевой игры посредством идентификации происходит усвоение критериев этической оценки, по которым ребенок осуществляет выделение социально одобряемых ценностей. Образцами поведения для детей при этом служат прежде всего взрослые, их поступки и взаимоотношения. Ролевая игра служит также и формой апро­бации усвоенных ценностей в самых различных ситуациях, что является необходимым условием реального включения их в соб­ственную ценностную систему. Кроме того, по мнению Дж. Мида, через принятие ролей детская игра служит моделью процесса познания отношения к себе со стороны других людей, основой развития рефлексии [25, 60]. Важную роль в формировании индивидуальной системы цен­ностей играет учебная деятельность. По словам Й. Лингарта, в зависимости от содержания и способа учения может изме­няться не только темп, но и направление всего психического раз­вития, а сама деятельность учения выступает в качестве условия и фактора этого развития. При этом в «социальном учении» (т. е. учении в группе) вырабатываются общепризнаваемые смыс­лы и нормы, которые стабилизируются во взаимодействии [153, 452—459]. По мнению И. Ю. Малисовой, обеспечение учащихся адекватными их возрасту психологическими знаниями о челове­ке как частице природного мира, члене общества, субъекте и объекте взаимоотношений дает возможность актуализации са­мопознания, ориентации на диалогическое взаимодействие, раз­вития сензитивности, личностного самораскрытия, что в конеч­ном итоге способствует формированию ценностных ориентации личности [158]. Как отмечает И. А. Сапогова, формирование цен­ностных ориентации в процессе обучения определяется, с од­ной стороны, личностными особенностями, развитием и осознанием своих интересов и ценностей, а с другой — социальными факторами — ценностями значимого другого, стилем общения с ним. При этом в основе общего механизма формирования ценностей лежит, прежде всего, диалоговый стиль общения и раз­витие рефлексивных особенностей учащихся [218]. Такой меха­низм, по нашему мнению, должен выступать как процесс переда­чи и принятия знания, носящего смысловую нагрузку. При этом получаемая информация должна являться ценностью, т. е., гово­ря словами Г. Оллпорта, перейти из «категории знания» в «кате­горию значимости». Для Г. Оллпорта нет никаких сомнений в том, что обучение «обязано стимулировать» формирование моральных ценностей. При этом важнейшим средством «моральной педагогики» он на­зывает «случайные комментарии учителя, его оойег сПс*а» (ска­занное мимоходом—лат. ), которые, по его мнению, важнее содер­жания предмета, который тот преподает [187, 131—137]. В этой связи нельзя согласиться с П. Массеном и соавторами, утверж­дающими, опираясь на теоретические представления Ж. Пиаже и Л. Колберга, что «образование, вероятно, важно, поскольку оно рас­ширяет кругозор человека и дает возможность мыслить более общими категориями, а не потому, что наделяет какими-либо нрав­ственными ценностями» [163, 163]. Подобная позиция справедли­во критикуется представителями гуманистического направления, а также классиками отечественной психологии. По словам Е. А. Климова, основным видом деятельности чело­века является социально обусловленный, осознанный, целена­правленный труд, главные характеристики которого присущи про­фессиональной (предметной) деятельности [116]. В работах многих авторов, в частности Е. А. Климова, И. Данча, И. Б. Ханиной, Э. Ф. Зеер, И. В. Ивановой, О. М. Краснорядцевой, В. В. Собольникова и др., особенности организации профессиональной деятельности, ее направленность и объект выступают в качестве отдельных факторов развития или же деформации системы цен­ностных ориентации личности. По мнению А. В. Юпитова, харак­тер влияния профессиональной деятельности на личностное развитие определяется наличием или отсутствием «деятельностно-смыслового единства», которое заключается в соответствии профессиональных и личностных ценностей [277]. Трудовая де­ятельность определяет развитие личности и ее ценностных ори­ентации также и посредством взаимоотношений в коллективе. Как справедливо пишет В. Г. Алексеева, сила и характер воздей­ствия труда на ценностные ориентации личности опосредуются степенью интегрированности работающего в коллективе [9, 67]. Помимо семейного воспитания, воздействия общего и про­фессионального обучения, средств массовой информации, на развитие системы ценностей личности могут оказывать влияние и другие формы целенаправленного психологического воздей­ствия, прежде всего психотерапия и психологическая коррекция, обусловленные взаимодействием клиента и консультанта. В ра­ботах ряда отечественных и зарубежных авторов отмечается, что в качестве немаловажных факторов формирования, закрепления и модификации системы ценностных ориентации через успеш­ное разрешение различного рода психологических кризисов и невротических расстройств могут выступать психологическое консультирование и психотерапия [224]. По определению С. Ледера и Т. Высокиньской-Гонсер, основной целью психоте­рапии собственно и является достижение изменений в ценност­ных установках [81, 76]. Такая позиция, направленная на коррек­цию ценностной сферы личности, априорно предполагает наличие нарушений (или изменений) системы ценностных ориентации при различных расстройствах, лежащих в основе обращения за пси­хотерапевтической помощью. Представляется достаточно очевидным, что картина измене­ний личности при различных нервно-психических расстройствах, в частности при шизофрении, эпилепсии, психоорганическом синдроме, алкоголизме и наркоманиях, включает распад систе­мы ценностно-смысловых ориентации или ее трансформацию, сопровождающуюся снижением значимости высших морально-этических ценностей. Еще более очевидны отличия ценностной иерархии при психопатиях, которые еще Дж. Причард определял как «моральное помешательство» [42, 379]. Не вызывает сомне­ний изменение значимости основных жизненных ценностей при психогениях и реактивных состояниях, являющихся следствием острой психической травмы. В работах многих зарубежных и отечественных авторов, в частности в трудах В. Франкла, А. Маслоу, Б. В. Зейгарник, Б. С. Братуся и Д. А. Леонтьева, описываются нарушения мотивационно-потребностной и смысловой сфер личности. Однако в доступных отечественных и западных источниках нам не удалось обнаружить детального описания особенностей и патологической динамики собственно ценностных ориентации при тех или иных психических расстройствах. В психологической и психиат­рической литературе содержатся лишь отдельные упоминания об имеющихся особенностях системы ценностей личности при психической патологии без какой-либо их конкретизации. При этом изменения иерархии ценностей понимаются Б. В. Зейгарник как одно из проявлений нарушения структуры иерархии мо­тивов [101, 93], а В. Франкл, по словам которого невротическая симптоматика является проявлением ценностных конфликтов, в этом контексте практически не разделяет системы ценностей и личностных смыслов [249, 26]. Можно констатировать, что вли­яние выраженности проявлений психической патологии на транс­формацию системы ценностей недостаточно исследовано. По сути, изменения со стороны ценностной сферы личности при различных доболезненных и собственно патологических состоя­ниях до сих пор остаются за пределами внимания психиатрии и психологии. В этой связи уместно привести следующее высказывание А. Маслоу: «... главным недостатком теорий ценностей и нрав­ственных теорий прошлого и настоящего времени я считаю не­достаточное знание психопатологии и психотерапии» [160, 204]. Поэтому для исследования закономерностей развития системы ценностных ориентации особую значимость в методологическом плане приобретает известный тезис Б. В. Зейгарник: «материал из области патологии может ответить на многие еще не решен­ные вопросы общей психологии личности» [100, 51]. Таким образом, конкретные характеристики и закономерно­сти процесса формирования системы ценностных ориентации личности определяются действием различных внутренних и вне­шних факторов: уровнем развития когнитивной и эмоциональ­но-волевой сферы, особенностями социальной среды, характе­ром и формой психологического воздействия, спецификой нарушений психической деятельности. Указанные действующие факторы, которые могут быть общими или различными для каж­дого отдельного человека, составляют в совокупности фон, на котором реализуется та или иная деятельность. При этом опи­санные факторы оказывают влияние как непосредственно на особенности системы ценностных ориентации, так и на характер формирующих ее процессов, воздействуя на выбор психологи­ческих механизмов их реализации. РезюмеНа разных стадиях индивидуального развития следование нормам и ценностям социального окружения последовательно определяется стремлением избежать наказания и получить по­ощрение, ориентацией на значимых других, действием внутрен­ней автономной системы ценностей. Эти стадии не привязаны четко к определенному возрасту и последовательно сменяют друг друга на протяжении жизни человека. При этом каждая стадия может оказаться последней, и достигнутый к этому моменту уро­вень развития становится индивидуальным типом. Такие уровни, называемые Л. Колбергом предконвенциальным, конвенциальным и постконвенциальным, определяются соответствующим уровнем развития мотивационно-потребностной и когнитивной сфер личности. Преимущественное развитие тех или иных сфер на описан­ных стадиях личностной динамики отражает фазовый характер ряда циклических процессов, которые принимают участие в фор­мировании системы ценностных ориентации личности. К таким процессам можно отнести следующие: адаптацию, заключающу­юся в устранении тревоги и поддержании баланса в системе человек — среда посредством модификации ценностных ориен­тации; социализацию, отражающую внутреннее принятие ценно­стей значимых других; индивидуализацию, направленную на вы­работку собственной, автономной системы ценностей. Данные процессы реализуются, соответственно, посредством психоло­гических защитных механизмов устранения тревоги, механизмов идентификации и интернализации. Процессы адаптации, социа­лизации и индивидуализации определяют формирование «за­щитного», «заимствованного» и «автономного» уровней, или «пла­стов» системы ценностных ориентации. На каждой стадии личностного развития выбор преоблада­ющего механизма формирования ценностной системы опреде­ляется сложным комплексом внутренних и внешних факторов. Внутренние психологические факторы и факторы внешней со­циальной среды определяют особенности развития системы ценностных ориентации, взаимодействуя между собой при осуществлении той или иной деятельности, в процессе целенаправ­ленного психологического воздействия и при патологическом развитии личности. Таким образом, развитие системы ценностных ориентации личности подчиняется определенным закономерностям — пре­обладание на протяжении индивидуального развития действия тех или иных факторов и механизмов, реализующих процессы личностной динамики, определяет доминирование соответству­ющего уровня в индивидуальной системе ценностей, которое, в свою очередь, формирует аналогичный тип личности. Предлага­емая нами структурно-динамическая модель системы ценност­ных ориентации личности, разработанная на основе теоретичес­кого анализа отечественных и зарубежных источников, требует экспериментального подтверждения.

Глава 3. ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ СИСТЕМА ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИИ