Говоря словами Алперта и Раиффы (Alpert и Raiffa 1982): «Ради Бога, расширяйте свои крайние оценки! Будьте честны с собой! Допустите, что вы не знаете!».
Лихтенштейн (Lichtenstein 1982) произвел обзор четырнадцати исследований на основании тридцати четырех экспериментов, выполненных двадцатью тремя исследователями, изучавшими особенности оценки достоверности собственных выводов людьми. Из исследований следовал мощнейший вывод о том, что люди всегда сверхуверены. В современных исследованиях на сверхуверенность уже не обращают внимания; но она продолжает попутно проявляться почти в каждом эксперименте, где субъектам позволяется давать оценки максимальных вероятностей.
Сверхуверенность в большой мере проявляется в сфере планирования, где она известна как ошибочность планирования. Булер (Buehler 1994) попросил студентов-психологов предсказать важный параметр: время сдачи их дипломных работ. Исследователи подождали, когда студенты приблизились к концу своих годичных проектов и затем попросили их реалистично оценить, когда они сдадут свои работы, а также, когда они сдадут свои работы, если все пойдет «так плохо, как только может». В среднем, студентам потребовалось 55 дней, чтобы завершить свои дипломы, на 22 дня больше, чем они ожидали, и на 7 дней больше, чем они ожидали в худшем случае.
Булер (Buehler 1994) опросил студентов о времени, к которому студенты на 50% уверены, на 75% уверены и на 99% уверены, что они закончат свои академические проекты. Только 13% участников закончили свои дипломы к моменту, которому приписывали 50% вероятность, только 19% закончили к моменту 75% оценки и 45% закончили ко времени, оценивавшемуся в 99% уверенности. Булер и его коллеги (Buehler et al. 2002) пишут «результаты выхода на уровень 99%-й достоверности особенно впечатляющи. Даже когда их попросили сделать наиболее консервативное предсказание, в отношении которого они чувствовали абсолютную уверенность, что его достигнут, все равно уверенность студентов в их временных оценках намного превосходила их реальные результаты».
Ньюби-Кларк и его коллеги (Newby-Clark et al. 2000) обнаружили, что опросы испытуемых об их предсказаниях, основанных на наиболее реалистичном предположении, и опросы испытуемых об их надеждах в самом лучшем случае давали неразличимые результаты. Будучи спрошены о наиболее вероятном стечении обстоятельств, люди имели тенденцию предполагать, что все пойдет так, как планировалось, без неожиданных задержек и непредвиденных катастроф, то есть так же, как в наилучшем случае. Реальность, как оказалось, зачастую преподносит результаты, худшие, чем самый наихудший случай.
В этой статье мы обсуждаем сверхуверенность после обсуждения систематической ошибки подтверждения и частного случая — систематической ошибки неподтверждения. Знание об эффекте калибровке — это опасное знание, поскольку очень соблазнительно применять его избирательно к другим. «Как глуп мой оппонент, чтобы быть уверенным в своих аргументах. Знает ли он, как часто люди ошибаются в том, в чем они уверены?» Если вы понимаете, что мнения эксперта намного менее надежны, чем вы раньше думали, вам следует также понять, что ваши собственные мысли тоже гораздо менее надежны, чем вы думали раньше. Теперь должно потребоваться меньше усилий, чтобы переубедить вас и увлечь в сторону от ваших любимых верований. В противном случае вы станете медленнее реагировать на новые свидетельства. Вы оказываетесь в гораздо более худшем положении, чем, если бы вы никогда не слышали о калибровке. По этой причине — часто, несмотря на значительное искушение — я избегаю обсуждения исследований по калибровке, до того, как я обсужу систематическую ошибку подтверждения — для того, чтобы я мог сделать такое же предупреждение.
Отметьте так же, что оценка эксперта, сильно уверенного в своем мнении, принципиально отличается от вычислений, сделанных исключительно на основе статистических данных, или исключительно на основе адекватной, точно подтвержденной модели. Во всех случаях, когда эксперт утверждает, даже на основании точных вычислений, что событие имеет вероятность 10-6, он наверняка ошибается чаще, чем один раз на миллион. Но если бы комбинаторика не могла точно предсказать, что лотерейный билет имеет 10-8 шанс выиграть, то продавцы билетов бы разорились.
Последняя рассматриваемая мной систематическая ошибка относится не к области моделей рассуждений, но к области социальной психологии. В ныне знаменитой серии экспериментов Лэйтен и Дэрли (Latane and Darley 1969) открыли эффект прохожего, известный также как апатия прохожего, который состоит в том, что в больших группах люди менее склонны реагировать на чрезвычайные ситуации — не только индивидуально, но и коллективно. 75% испытуемых, будучи одни в комнате и заметив дым из-под двери, выходят, чтобы сообщить об этом. Когда в комнате находятся трое испытуемых, не знающих об условиях опыта, о дыме сообщают только в 38% случаев. Испытуемый, находясь в компании двух подсадных уток, нарочно не реагирующих на дым, выходит, чтобы сообщить о дыме только в 10% случаев. Студент колледжа, изображавший эпилептический припадок, получил помощь от единственного свидетеля в 85% случаев и только в 31% случаев в присутствии пятерых свидетелей.
Эффект прохожего обычно объясняется как происходящий из рассеяния ответственности и игнорирования из-за неопределенности ситуации. Нахождение в группе уменьшает индивидуальную ответственность. Каждый надеется, что кто-то другой разберется с проблемой вместо них, и это ослабляет личную напряженность каждого по поводу того, что никто ничего не делает. Подтверждением этой гипотезы являются опыты, в которых испытуемые верили, что жертва особенно зависит от них: это ослабляло или полностью устраняло эффект равнодушия прохожего. Циалдини (Cialdini 2001) рекомендует человеку, оказавшемуся в чрезвычайной ситуации, выделить одного одинокого прохожего и попросить его о помощи — таким образом преодолевая рассеяние ответственности.
Игнорирование из-за неопределенности ситуации является более тонким эффектом. Циалдини (Cialdini 2001) пишет:
«Часто чрезвычайная ситуация далеко не очевидна. Является ли человек, лежащий в парке, жертвой сердечного приступа или спящим пьяным? В случае такой неопределенности естественным поведением является посмотреть вокруг на действия других людей для подсказки. Мы можем понять из поведения других свидетелей, является ли событие чрезвычайной ситуацией или нет. Однако легко забыть при этом, что все остальные свидетели события тоже ищут социального подтверждения. Поскольку все мы предпочитаем выглядеть уравновешенными и сохраняющими самообладание, мы будем искать это подтверждение скрытно, бросая короткие взгляды на людей вокруг нас. Поэтому каждый увидит другого, скорее всего, спокойным и ничего не делающим».
Эффект прохожего не связан с индивидуальным эгоизмом или нечувствительностью к страданиям других. Поодиночке испытуемые обычно действуют. Игнорирование из-за неопределенности ситуации может объяснить, в отличие от индивидуального эгоизма, почему субъекты не реагируют на наполнение комнаты дымом. В экспериментах, где была явная опасность, как для других, так и для себя, испытуемые часто бросали взгляды на нереагировавших подсадных уток.
Я время от времени спрашиваю: «если “глобальный риск Х” реален, почему не много людей делают что-нибудь в связи с этим?» Есть много возможных ответов, части которых я коснулся здесь. Люди могут быть сверхуверены и сверхоптимистичны. Они могут быть сосредоточены на каких-то одних сценариях будущего, исключая при этом все остальные. Они могут не помнить ни одного случая всеобщего истребления. Они могут переоценивать предсказуемость прошлого, и за счет этого недооценивать сюрпризы будущего. Они могут не осознавать трудности подготовки к чрезвычайным ситуациям без преимуществ знания задним числом. Они могут предпочитать филантропические игры с высокой вероятностью выигрыша, пренебрегая величиной ставки. Они могут уравнивать позитивную информацию о преимуществах некой технологии с негативной информацией о ее риске. Они могут быть отравлены кинофильмами, в которых мир, в конце концов, бывает спасен. Они могут получить моральное удовлетворение гораздо проще, давая деньги на другие виды благотворительности. Или же чрезвычайно неприятная перспектива человеческого вымирания может побудить их искать доводы в пользу того, что человечество не вымрет, без столь же интенсивного поиска причин, по которым это может произойти.
Но если вопрос таков: «Почему не так много людей делают что-нибудь в связи с этим?», один возможный момент может быть в том, что люди, задающие этот самый вопрос, рыщут глазами вокруг, чтобы посмотреть, есть ли еще кто-нибудь, реагирующий на опасность, и одновременно стараются выглядеть уравновешенными и сохраняющими самообладание. Если вы хотите узнать, почему другие не реагируют на опасность, перед тем, как среагировать самому, вы уже возможно ответили на свой вопрос.
Если какая-то верная идея вас раздражает, обычно она соответствует хотя бы одной психологической ошибке.
Роберт Пирсиг (Robert Pirsig) сказал: «Самый большой глупец в мире может сказать, что солнце светит, но из этого не следует, что на самом деле вокруг кромешная тьма». Если вы подозреваете кого-то в психологической ошибке, продемонстрируйте свою компетентность вначале, вскрыв его фактические ошибки. И если фактических ошибок нет, какое значение имеет психология? Соблазн психологии в том, что, немного зная ее, мы можем вмешиваться в споры, в которых мы не являемся техническими экспертами, мудро анализируя психологию дискутирующих.