-- Ну что он сказал?-- дошел до Килина вопрос председателя
-- Кто?-- спросил Килин.
-- Борисов, кто ж еще. Указание дал?
-- Указание?-- переспросил иронически Килин.-- А ты, когда по малой нужде идешь, тоже указания спрашиваешь? Действовать надо, вот и все указание.
С этими словами Килин и вышел тогда на крыльцо. А председатель, пользуясь случаем и не дожидаясь никаких указаний, снова нырнул головой в сейф и долго из него не выныривал. 5
Управлять стихией -- дело, конечно, трудное, но для мнопривычное. После того, как толпа, хотя и с видимой неохотой, но все-таки рассосалась, брикадиры Шикалов и Талдыкин вернулись к конторе и сидели на завалинке, ожидая дальнейших распоряжений начальства.
-- И что это за народ такой!-- еще не остыв от недавних усилий, удивился Талдыкин.-- Ты его гонишь, а он не идет! Каждый упирается, как баран, и ни с места! Ведь, я так понимаю, если начальство говорит "разойдись" -- разойдись.
Начальство лучше знает, что делать, с нашими головами туды не посодют. Так нет ведь, каждый еще норовит свой гонор показать и каждый из себя прынца строит.
-- Что да, то да,-- рассудительно согласился Шикалов.-- Вот раньше, когда я еще молодой был, мы таких-то гоняли винтовками.-- Он задумался и усмехнулся, вспомнив отдаленный момент своей биографии.-- Помню, еще в шашнадцатом годе служил я в Петербурде хельдхебелем. А народ там проживал такой, что работать не хочут, а с утра пораньше берут тряпочки разные, на их фулюганские слова пишут, потом на палки нацепют и идут на улицу-грамотность свою показать. И вот, бывало, отберешь у него эту трянку да еще скажешь в сердцах: "Ах ты, фулюган эдакий, да и что ж ты такое делаешь?" А ен говорит: "Это не я, говорит, фулюган, а ты, говорит, фулюган, это не я, говорит, у тебя тряпку цапаю, а ты у мине цапаешь". А я говорю: "Это не я, говорю, фулюган, потому что я, говорю, с ружжом, а ты -- без".
-- И какие ж они слова на тех тряпках писали?-- заинтересовался Талдыкин, надеясь, что матерные.
-- Слова-то?-- переспросил Шикалов.-- Я ж тебе говорю: фулюганские. Ну там "Долой Ленина", "Долой Сталина" и протчие. Тут Талдыкин засомневался.
-- Погодь,-- остановил он Шикалова.-- Что-то ты не то говоришь. В шашнадцатом годе Ленина и Сталина еще и не было вовсе. То есть они-то, конечно, были, но государством рабочих и крестьян покуда не управляли.
-- Да?-- спросил Шикалов.
-- Да,-- ответил Талдыкин.
-- Выходит дело, Ленина не было, Сталина не было. А кто ж тогда был?
-- Известно кто,-- сказал Талдыкин уверенно.-- В шашнадцатом годе был царь Николай Александрович, император и самодержец.
-- Глупой ты, Талдыка,-- посочувствовал Шикалов.-- Не зря у тебя фамилия такая. Бригадир, а калганом своим сообразить не можешь, что Николай, он был опосля. А до его еще был Керенский.
-- Даже противно слушать,-- выходил из себя Талдыкин.-- Керенский разве ж царь был?
-- А кто же?
-- Пример-министр.
-- Путаешь,-- вздохнул Шикалов.-- Все на свете перепутал. Как Керенского звали?
-- Александр Федорович.
-- Во. А царь был Николай Александрович. Стало быть евонный сын.
У Талдыкина голова пошла кругом. Хотел возразить, да не знал что.
-- Ну, хорошо,-- сказал он.-- А когда ж, по-твоему, была революция?
-- Кака революция?
-- Октябрьская.-- Талдыкин напирал на то, что было ему известно доподлинно.-- Она и была в семнадцатом годе.
-- Это я не знаю,-- решительно мотнул головой Шикалов.-- Я в семнадцатом тож в Петербурде служил.
-- Так она ж в Петербурде и была,-- обрадовался Талдыкин.
-- Нет,-- убежденно сказал Шикалов.-- Может, где в другом месте и была, а в Петербурде не было.
Последнее сообщение окончательно сбило с толку Талдыку. До сих пор он считал себя знакомым с историей вопроса, знал, что, где и в какой последовательности происходило,
но Шикалов осветил все настолько по-новому, что Талдыкин
подумал, подумал и, сводя все на нет, сказал неуверенно:
-- А сейчас, я слыхал, эти самые демонстрации вовсе и не разгоняют. Племяш мой прошлый год в Москву попал на Первое Мая, и вот, говорит, идет черепладь народу целая масса, кричат "ура", а Сталин стоит на Мавзолее и руч-
кой помахивает.
Из окна высунулся Килин и велел Шикалову подняться в контору. Шикалов поднялся. В председательском кабинете кипела работа. От табачного дыма было темно, как в бане.
Примостившись на краешке письменного стола, парторг карандашем писал кому за кем выступать, сразу определяя, какие (бурные, продолжительные или простые) должны быть аплодисменты. Написанное подвигал председателю, а тот хотя и одним пальцем, но довольно бойко перестукивал все на машинке
-- Ну, что скажешь, Шикалов?-- спросил Килин, не отрываясь от своего сочинения.
-- Да вот.-- Шикалов подошел к столу.-- Все, стало быть, сделано, как велели.
-- Значит, всех разогнали?
-- Всех,-- подтвердил бригадир.
-- Всех до одного?
-- До одного. Талдыка один остался. Прогнать?
-- Пока не надо. Возьми его в помощь, и чтоб через полчаса все, как один человек, снова были ер конторой. Кто не придет -- перепишешь.-- Парторг, подняв голову, пос-
мотрел в глаза бригадира.-- А кто откажется, будет сваливать на хворость или еще чего -- двадцать пять трудодней
штрафу и ни грамма меньше. Ты меня понял, Шикалов?
-- Угу,-- мрачно кивнул Шикалов.-- Можно сполнять?
-- Валяй,-- разрешил парторг, снова утыкаясь в письмо. Шикалов вышел. Талдыкин сидел на крылечке, курил.
-- Пошли,-- на ходу коротко бросил Шикалов.
Талдыкин встал и пошел рядом. Пройдя шагов пятьдесят, догадался спросить:
-- Куды идем?
-- Народ обратно сгонять.
Нельзя сказать, чтобы Талдыкин прямо рот раскрыл от удивления или еще чего-нибудь, но все же полюбопытствовал:
-- А почто ж разгоняли?
Тут Шикалов остановился и посмотрел на Талдыкина.
Там, в конторе, он нисколько не удивился, ибо вообще не умел удивляться. Сказано -- разгонять, разогнал. Приказано согнать обратно, пожалуйста. Вопрос товарища заставил его задуматься, может быть, первый раз в жизни. Действительно, а зачем же тогда разгоняли? Почесал Шикалов в затылке, подумал и догадался:
-- А я понял почто. Чтоб место освободить.
-- Для кого?
-- Как для кого? Для народа. Чтоб было куда сгонять.
Тут уж Талдыкин не выдержал и возмутился.
-- Во!-- покрутил он у виска пальцем.-- Я, может, и глупой, но у тебя-то калган и вовсе не варит.
-- А у тебе варит?
-- А у мене варит.
-- Ладно, пущай,-- согласился Шикалов.-- Пущай у тебе варит. Тогда ты мне разобъясни, для чего народ разгоняли?
-- Для удовольствия,-- сказал Талдыкин уверенно.
-- Ну и ляпнул!-- покрутил головой Шикалов.-- Для кого же здесь удовольствие?
-- Для начальства,-- сказал Талдыкин.-- Для него народ вроде бабы. Ежели ты ее попросил, а она тут же тебе
согласилась, то интересу никакого в ней нет. А вот ежели
она сперва попротивилась, побрыкалась, а уж после ты ее
взял, то в этом и есть самое удовольствие.
-- Это ты правильно говоришь,-- оживился Шикалов.-- Помню, в Петербурде у меня была одна дамочка...
Что за дамочка была у Шикалова и какая между ними приключилась история, автор, за давностью лет, не помнит, но что известно доподлинно, кворум возле крыльца конторы через некоторое время был восстановлен. И действительно (Талдыкин был прав) народ в этот раз понемногу сопротивлялся и приходилось на каждого воздействовать по отдельности (кому в шею, кому под зад). Но ведь так и должно быть ( и в этом прав был Талдыкин ): без сопротивления у победителя нет удовольствия от победы. 6
Митинг -- это такое мероприятие, когда собирается много народу и одни говорят то, что не думают, другие думают то, что не говорят.
Вышли на крыльцо председатель с парторгом, и началась обычная процедура. Парторг объявил митинг открытым и предоставил слово председателю. Председатель предложил выбрать почетный президиум и предоставил слово парторгу.
Так они несколько раз поменялись местами, и, когда один говорил, другой хлопал в ладоши, призывая к тому же и
остальных. Остальные хлопали вежливо, но торопливо, надеясь, что дальше им скажут что-нибудь по существу.
-- Товарищи!-- начал парторг свою речь и услышал рыдания. Он недовольно глянул вниз, кто, мол, там нарушает, и увидел лица людей.
-- Товарищи!-- повторил он и почувствовал, что не может сказать дальше ни слова.
Только сейчас до него дошло со всей очевидностью, что именно произошло, какое горе свалилось на всех и на него в
том числе. И на фоне этого горя все его недавние страхи и
хитрости показались ему ничтожными. И ничтожным, пустым и
глупым казался ему сейчас текст, написанный у него на
бумажке. Что он может сказать этим людям, которые от него
ждут сейчас таких слов, которых он даже не знает? Еще
минуту назад он сам себе казался не таким, как другие,
представителем некоей высшей силы, которая знает и
понимает, куда, что и как должно двигаться. Сейчас он не
знал ничего.
-- Товарищи!-- начал он еще раз и беспомощно посмотрел на председателя.
Председатель кинулся в контору за водой. Графина в конторе не было, но был бачок с краном и кружкой на цепочке. Председатель наступил на цепочку ногой и оторвал кружку с половиной цепочки. Когда кружка оказалась перед Килиным, он ухватился за нее двумя руками и, пытаясь прийти в себя, долго пил маленькими глотками.