негодовании и гневе всплескивая руками. -Я таких речей слышать не могу...
- Гордеев! - закричал Бобров. - Смотри - ты говоришь неладно...
- За такие речи ой-ой-ой! -внушительно сказал Зубов.
- Цыц! -взревел Фома, и глаза у него налились кровью. -Захрюкали...
- Господа! -зазвучал, как скрип подпилка по железу, спокойно-зловещий голос Маякина .- Покорнейше прошу - не препятствуйте! Пусть полает, - пусть его потешится!.. От его слов вы не изломитесь...
- Ну, нет, покорно благодарю! - крикнул Юшков. А рядом с Фомой стоял Смолин и шептал ему в ухо:
- Перестань, голубчик! Что ты, с ума сошел?
- Пошел прочь! - твердо сказал Фома, блеснув на него гневными глазами. -Иди вон к Маякину, лижи его, авось кусок перепадет!
Смолин свистнул сквозь зубы и отошел в сторону. И купечество один за другим стало расходиться по пароходу. Это еще более раздражило Фому: он хотел бы приковать их к месту своими словами и - не находил в себе таких сильных слов.
- Вы сделали жизнь? -крикнул он. -Кто вы? Мошенники, грабители...
Несколько человек обернулось к Фоме, точно он их позвал.
- Кононов! Скоро тебя за девочку судить будут? В каторгу осудят, -прощай, Илья! Напрасно пароходы строишь... В Сибирь на казенном повезут...
Кононов опустился на стул; лицо его налилось кровью, и он молча погрозил кулаком. < Потом > хрипло сказал:
- Ладно... хорошо... я этого не -е забуду...
Фома увидел его искаженное лицо с трясущимися губами и понял, каким оружием и сильнее всего он ударит этих людей.
- Строители жизни! Гущин -подаешь ли милостыню племяшам -то? Подавай хоть по копейке в день -немало украл ты у них... Бобров! Зачем на любовницу наврал, что обокрала она тебя, и в тюрьму ее засадил? Коли надоела - сыну бы отдал... всё равно, он теперь с другой твоей шашни завел... А ты не знал? Эх, свинья толстая... А ты. Луп, - открой опять веселый дом да и лупи там гостей, как липки... Потом тебя черти облупят, ха-ха!.. С такой благочестивой рожей хорошо мошенником быть!.. Кого ты убил тогда, Луп?
Фома говорил, прерывая речь свою хохотом, и видел, что слова его хорошо действуют на этих людей. Прежде, когда он держал речь ко всем им, они отвертывались от него, отходили в сторону, собирались в группы и издали смотрели на своего обличителя презрительными и злыми глазами. Он видел улыбки на их лицах, он чувствовал в каждом их движении что-то пренебрежительное и понимал, что слова его хотя и злят их, но не задевают так глубоко, как бы ему хотелось. Всё это охлаждало его гнев, и уже в нем зарождалось горькое сознание неудачи своего нападения на них... Но как только он заговорил о каждом отдельно, - отношение слушателей к нему быстро и резко изменилось.
Когда Кононов грузно сел на стул, точно не выдержав тяжести суровых слов Фомы, - Фома заметил, что на лицах некоторых из купцов мелькнули едкие и злые улыбки. Он услышал чей-то одобрительный и удивленный шёпот:
- Вот - здо -орово!
Этот шёпот придал силы Фоме, и он с уверенностью начал швырять насмешки и ругательства в тех, кто попадался ему на глаза. Он радостно рычал, видя, как действуют его слова. Его слушали молча, внимательно; несколько человек подвинулись поближе к нему.