Горька у стены свернулся в комочек, намотав на себя одеяло. Из одеяла торчали поцарапанные тощие ноги. Горька шевелил ногами, будто по ним ползали мухи.
Журка осторожно хлопнул по одеялу. Потом еще. Высунулась Горькина голова. Несколько секунд Горька обалдело смотрел на Журку, потом заморгал, заулыбался.
- А говорил: "Рано подымаюсь?" - хмыкнул Журка. - Вот проспали бы...
- Ой... Это потому, что я не дома. А дома я всегда...
Время поджимало. Они торопливо и бесшумно оделись. Повесили за спину автоматы. Журке стало весело и страшновато, будто предстояла не игра, а настоящее большое приключение.
Впрочем, приключения начались даже раньше, чем Журка ожидал. Горька размотал на батарее веревку, встал на подоконник и сказал:
- Смотри, как надо. Берешься вот здесь, где узлы, веревку натягиваешь, потом - раз! - и там.
И в самом деле, он спорхнул с подоконника и через секунду стоял в развилке тополя.
- Раз! - опять повторил он и оказался рядом с Журкой.
Теперь в нем не было ни капли вчерашней робости. Ловкий он был, и синие глаза его смело блестели под прямыми коричнево-медными прядками.
Журка тайком вздохнул. Можно было бы проскользнуть через квартиру и выбраться дома обычным путем. Но, значит, опять струсил? Он посмотрел наверх. Толстый капроновый шнур уходил куда-то сквозь густые листья. Посмотрел вн. Дом старый, с высокими этажами, до земли метров десять.
Журка удержал в себе второй вздох и спросил с небрежной деловитостью:
- Веревка-то прочная?
- Все в норме, не бойся...
- Да я и не боюсь.
- Боишься, - спокойно отозвался Горька. - Первый раз все боятся... Ты лучше не с подоконника прыгай, а вон оттуда, с карна.
Вну, в полуметре от окна, тянулся широкий кирпичный выступ. На этом выступе сидел неподалеку Федот и бесстрашно щурился на солнце.
"Что я, хуже Федота?" - сердито подумал Журка и через подоконник полез на карн.
- Постой, - сказал Горька. Нижним свободным концом веревки он плотно обмотал Журку вокруг пояса и затянул узел. - Если вдруг оборвешься, все равно никуда не денешься...
Это сразу успокоило Журку. Хотя не совсем. Когда он выбрался на карн, коленки мелко подрагивали. Журка ухватился за веревку и натянул ее. Держаться было удобно - большие узлы не давали соскользнуть ладоням.
"Ничего, - сказал себе Журка. - Все равно надо... Раз, два... три!"
Он толкнулся не сильно и не слабо. В руках отдалось струнное натяжение веревки, на секунду тело замерло от сладкого и жутковатого ощущения полета. Засвистела пустота, понесся навстречу тополь...
Журку развернуло в полете, он влетел в развилку боком, подошвы зацепились, тело мотнуло в одну сторону, в другую... У самого носа Журка увидел выступы серой коры, выпустил веревку, ухватился за ствол. Вернее, за отросток толщиной с могучее бревно. И прирос к нему, ощутив бугристую прочность дерева.
- Ну, ты что там? - окликнул окна Горька. - веревку.
Журка оторвал руки от дерева, торопливо размотал на поясе шнур. Сердце часто стучало, но страх уже уходил, и появилась веселая радость оттого, что не испугался. И оттого, что замирание и восторг полета можно будет повторить еще и еще...
Спускаться тоже было страшновато. Но нетрудно. Трещины и бугры на коре старого тополя помогали держаться. Журка осторожно сполз до другой, нижней развилки у окон второго этажа, потом по наклонному главному стволу спустился на землю. Правда, поцарапался, помял штаны и рубашку, но не сорвался.
Вну счастливый Журка лихо перекинул со спины на грудь автомат, и в это время рядом с ним прыгнул Горька.
- Бежим!
Они крадучись пересекли площадку перед окнами, пролезли в дыру старого каменного забора и оказались в переулке, выходившем на Парковую улицу. Горька, пригибаясь, побежал вдоль заборов и ворот. Журка за ним. Тоже пригнулся, хотя, кажется, прятаться было не от кого.
Через минуту Горька привел Журку в тупичок. Слева была оштукатуренная стена одноэтажного дома с решетчатыми окошками под самой крышей.
- Как тюрьма, - прошептал Журка. Но Горька объяснил ему, что это не тюрьма, а склад продуктового магазина.
Справа возвышался деревянный забор с колючей проволокой наверху: какой-то частник надежно огородил свой сад. А впереди - тоже стена, только высокая и кирпичная. Журка вспомнил, что у таких стен есть специальное название - брандмауэр. Их строят для защиты от пожара.
У брандмауэра лежали сваленные пустые ящики реек и фанеры.
- Вон там и прячься, - сказал Горька. - А я пошел... Как услышишь топот, приготовься. Меня пропустишь к себе, а по ним - очередями...
Горькины глаза были решительными, но слова звучали немного нервно. Он хотел еще что-то сказать, но только мотнул волосами. Отдал Журке свой автомат и пошел тупика. У поворота оглянулся.
- Прячься получше.
- Все будет в порядке, - отозвался Журка, чувствуя тревожный холодок.
Спрятаться оказалось нетрудно, за ящиками Журка нашел удобное местечко - будто нарочно для засады. Но сидеть было неуютно и скучно. Среди запаха отсыревшей фанеры, в зябкой тени этого глухого угла Журка продрог и ругал себя, что не взял курточку. Время ползло еле-еле. Сквозь частые рейки решетчатого ящика Журка поглядывал укрытия, но видневшийся впереди солнечный переулок был пуст.
От неподвижности заныла спина. Потом не сильной, но надоедливой болью налились длинные царапины на ногах, защипало подбородок.
Он сердито шевельнулся, потер царапины, потрогал на подбородке ссадину... и вдруг подумал: а если все зря?
Если ребят на пустыре не оказалось? Или они сцапали Горьку, едва увидев? Они ведь тоже не дураки. А Горька... Может, не всегда он такой ловкий. Одно дело - с веревкой прыгать, другое - уйти от погони. И вообще что он за человек? Что о нем Журка знает? Ничего. Вроде бы обыкновенный мальчишка. Правда, иногда что-то мелькает в нем: какая-то смесь хвастовства и боязливости.
А может быть, хитрости?
Может, он просто решил подшутить над Журкой, притащил сюда и оставил. А потом будет рассказывать ребятам, как разыграл новичка!
Да ну, чушь какая... Скорее всего. Горька просто попался...
Нет, не попался!
Нарастающий топот разогнал тишину переулка. Журка дернулся и направил автомат. Горька на отчаянной скорости влетел в тупик, а за ним - пять или шесть мальчишек. Горька пригнулся, бросился к ящикам, скрылся с линии прицела. А противник был - вот он! И Журка нажал спуск.
Новая батарейка рванула в автомате мотор трещотки. Красная лампочка заметалась в белом пластмассовом стволе. Горька оказался рядом, тоже схватил автомат, дернул рычаг пружинного механма. Потом вскочил, толкнул от себя ящики. Они посыпались, открыв засаду, Журка тоже вскочил.
Они стояли рядом, и пластмассовые автоматы с ревом и треском бились у них в руках.
Что и говорить, победа была полная. Те, кто гнался, даже не пытались открыть ответный огонь. Они стояли перед ящиками растерянной кучкой и обалдело смотрели на прыгающие автоматные стволы. Потом высокий парнишка в черной морской пилотке сплюнул и что-то сказал.
Журка наконец перестал жать на спусковой крючок. Горька тоже. В наступившей тишине парнишка в пилотке (Журка понял, что это Егор Гладков) повторил с усмешкой:
- Хватит уж трещать-то. Развоевались, будто нас целая дивия...
- Чья взяла? - жестко спросил Горька.
- Герой. Красиво сделано, - сказал Егор. Но в голосе его не было прнания Горькиной победы. Он смотрел насмешливо. Спросил небрежно:
- Значит, союзника нашел?
- А что? - ощетиненно отозвался Горька. - Разве нельзя? Все по правилам.
- Это точно. Правила ты знаешь, - опять усмехнулся Егор. И сказал: Пошли отсюда. А то еще сторож прибежит, от него не отстреляемся...
Непонятно было, кому он это сказал: только своим или Горьке с Журкой тоже? Но, когда ребята двинулись тупика, Горька торопливо выбрался -за ящиков. Журка за ним...
Они все прошли на пустырь, где среди высокой травы и лопухов лежало несколько бетонных блоков. Журка уже знал, что когда-то один здешний жилец задумал строить посреди пустыря капитальный гараж, но ему не разрешили.
Егор приложил к бетону ладонь - сильно ли остыл за ночь? Неторопливо сел. И четверо его друзей тоже сели на треснувший блок. Больше места на блоке не было, и Журка с Горькой остались стоять среди влажной травы. То ли случайно это вышло, то ли не совсем случайно. И хотя были они победители, получилось, что стоят перед своими противниками, будто пленные и в чем-то виноватые.
- Ты внук Юрия Григорьевича? - спросил Егор.
- Да, - хмуро сказал Журка и шевельнул на груди автомат.
- Ясно... А он что? - Егор с насмешкой кивнул на Горьку.- Уже в друзья к тебе записался?
Журка смотрел на Егора, но все равно заметил, почувствовал, как напрягся в беспокойном ожидании Горька. Наверно, испугался, что Журка ответит: "Да нет, мы просто так..." Но было уже не просто так. Потому что был вчерашний вечер, Горькина печальная доверчивость, просьба о защите. А сегодня - надежная веревка, которую он заботливо обмотал вокруг Журки. И еще - как они плечом к плечу, с автоматами навскидку... И Журка сказал с дерзкой ноткой:
- Да. А что?
Егор лениво улыбнулся. У него было узкое умное лицо и острые глаза: сразу видно, что это командир.
- Ничего... - сказал Егор. - Дело ваше. Только ты смотри, это друг такой...
- Какой? - негромко и напряженно спросил вместо Журки Горька.
- А такой! - звонко и бесстрашно врезался в разговор белобрысый мальчишка в порванной голубой майке (небольшой, класса третьего). Как заяц. Тогда всех припутали за то, что костер жгли, а ты заныл: "Я не жег, я потом пришел..."
- Дак я же правда потом!
- Ну, точно. Опять все по правилам, - усмехнулся Егор. И остальные негромко засмеялись.
Их было пятеро. Кроме Егора и пацаненка в порванной майке, еще худой веснушчатый мальчишка с большим насмешливым ртом и два брата, очень похожие друг на друга, русые, круглолицые, спокойные и молчаливые. Веснушчатый (звали его, кажется, Митька) вдруг спросил у Журки: