В этом обобщении зафиксированы и свойства субъекта деятельности, и свойства объекта, например сочетание «слабый мизинец» и «тугая крайняя нижняя клавиша» заставляет включать в соответствующее стереотипное действие использование безымянного пальца. Это знание мгновенно актуализируется в тот момент, когда нужно отпечатать, например, букву «я». В особо сложных проблемных ситуациях, редких в этой простой деятельности, но постоянных в деятельности руководителя, объекты наделяются субъектными свойствами. Впрочем, в настоящее время описано много примеров анимации, субъективации компьютера.
Может показаться, что субъектная репрезентация осмысливаемой ситуации, так ярко проявляющаяся в деятельности руководителя, связана и с тем, что в ситуацию включены другие люди. Но это происходит прежде всего в связи с тем, что ситуация существует именно для данного субъекта, это его ситуация, она представляет собой набор свойств и отношений элементов ситуации, проявляющихся и вообще вычленяемых в ходе взаимодействия с ними данного человека. Субъект практического мышления изначально, принципиально включен в осмысливаемую им ситуацию со всеми своими индивидными, личностными, профессиональными субъектными свойствами. В этом главное отличие практического мышления от мышления теоретического, для которого важнейшим условием является эмансипация от субъектности и ситуативности. Осмыслить что-то в ходе теоретической деятельности — взглянуть на ситуацию глазами «обобщенного субъекта», вычленить общие и существенные свойства и отношения.
Проведенное нами совместно с А.Б. Петровой исследование было направлено на то, чтобы проследить переход испытуемых в неразрешимой проблемной ситуации от объектного к субъектному отношению к действительности, выявить связь личностных качеств испытуемых, характеризующих степень нетерпимости к неопределенности, в частности, уровня личностной тревожности, с тем, как скоро наступает этот переход. После замера уровня личностной тревожности испытуемым давалось задание найти в комнате спрятанный шарик, которого на самом деле не существовало. Высокотревожные и низкотревожные испытуемые по мере роста эмоциональной напряженности в ходе безуспешных поисков переходили к ярко выраженному субъектному отношению к объекту и к ситуации в целом, от рассуждений типа «Где же он находится» — свидетельство объектного отношения — к высказываниям типа «Куда же он спрятался?!» — свидетельство субъектного отношения к объекту, или же от ситуации «Я должен найти шарик» — к ситуации, «Они спрятали от меня этот шарик так, чтобы я не смог его найти», то есть от задачи к игре, к межсубъектному конфликту, но у испытуемых с повышенной тревожностью это происходило гораздо раньше. Для нас это интересно прежде всего в связи с тем, что показатель личностной тревожности — это проявление комплекса личностных свойств, обостряющих переживание описанной выше творческой паузы Секея, в которой человек актуализирует инфантильные презентации, проявляющиеся в субъектности и мифологичности, показатель нетерпимости к неопределенности.
Свойство субъектной репрезентации наиболее ярко проявляться в мышлении человека в ситуациях неопределенности хорошо согласуется с наблюдениями социологов, свидетельствующими о том, что расцвет суеверий и мистицизма всегда совпадает с кризисными периодами развития общества. Можно предположить, что проявления феноменов инфантильной презентации, выражающихся в мышлении взрослого европейца в виде функционирования «житейского мышления» в соответствии с закономерностями мышления мифологического обостряются в период переживания им кризисных периодов в ходе своей жизнедеятельности. Эта гипотеза была проверена нами с совместно с А.Л. Барышевой (Бобочиной).
На основе предварительного опроса было отобрано две группы испытуемых.
Первая группа — это люди, считающие, что они находятся в «нормальном», привычном для себя жизненном состоянии; не испытывающие серьезных трудностей ни в межличностной, ни во внутриличностной сфере; не имеющие серьезных проблем со здоровьем.
Вторая группа — люди считающие, что они находятся в данный момент в кризисных, конфликтных состояниях, имеющие серьезные проблемы со здоровьем, и находящиеся в момент проведения исследования на лечении в стационаре.
Всем испытуемым предлагался разработанный нами список вопросов, который позволяет выявить степень представленности в мировоззрении человека мифологической составляющей. В ходе исследования зафиксированы значимые различия мировоззренческих особенностей у испытуемых, находящихся в привычном для себя состоянии и испытуемых, находящихся в ситуации кризиса. Полученные результаты подтверждают нашу гипотезу о том, что в кризисных периодах жизни у человека возрастает степень выраженности мифологического компонента мышления, проявляющаяся в таких особенностях мировоззрения, как религиозность, суеверия, определенные ритуалы и их соблюдение, в стремлении человека сделать окружающий мир более понятным, объяснимым и, соответственно, более удобным и приемлемым. Показано влияние половых различий на характер отмеченных особенностей. Женщины из обеих групп более склонны к мифологизации действительности.
Успешность как профессиональной деятельности, так и общей жизнедеятельности субъекта во многом зависит от его способности построить осмысливаемую проблемную ситуацию адекватно развернутой не только в пространственном и функциональном, но и во временном плане. Создавая разрешение проблемной ситуации, человек должен проанализировать свой жизненный путь, проходящий через постоянное разрешение проблемных ситуаций и приведший его к нынешней, и спрогнозировать дальнейшее его развитие с тем, чтобы построить достаточно развернутый план будущей активности. Как показывают наши исследования, проблемные ситуации, как правило, не возникают неожиданно для субъекта, находящегося, так сказать, в «уютном оцепенении». Ситуация, в которой находится в данный момент субъект, осмысливается им через свою для него проблемность, и по мере разрешения этой проблемности, ситуация тут же субъектом расширяется, «проблематизируется», и в пространственном, и в функциональном, но и во временном плане, пока не «упрется» в новую проблемность, и через это будет осознана субъектом как новая ситуация. В этом как раз проявляется известный феномен, заключающийся в том, что находящийся в сознании, или, попросту, бодрствующий человек непрерывно мыслит, непрерывно решает какую-то проблему, через которую, как мы уже отмечали, и осознается им его актуальная ситуация. Прекратив этот процесс проблематизации, выйдя изо всех задач, отказавшись от их решения или сочтя их разрешенными, человек засыпает. Отсюда выражение «проблемная ситуация» нам представляется тавтологичным. Не проблемных ситуаций не бывает. Употребляется оно, на наш взгляд, для того, чтобы определить, описать суть проблемности переживаемой субъектом в данный момент ситуации.
В первой части нашего с А.Л. Барышевой исследования мы показали, что в кризисных периодах жизни у человека возрастает степень выраженности мифологического компонента мышления, проявляющаяся в таких особенностях мировоззрения, как религиозность, суеверия, определенные ритуалы и их соблюдение, в стремлении человека сделать окружающий мир более понятным, объяснимым и, соответственно, более удобным и приемлемым. В соответствии с изложенными выше соображениями для второй части исследования была поставлена задача проследить связь склонности к мифологизации действительности с способностью субъекта построить осмысливаемую проблемную ситуацию адекватно развернутой во временном плане. Проверялось предположение, что люди, «не компетентные во времени», то есть склонные жить в сравнительно мало развернутой во временном плане ситуации, не склонные анализировать прошлое и планировать будущее, в большей степени подвержены переживанию кризисных ситуаций, и, соответственно, к большей степени мифологизированности сознания. Применялись следующие методики: разработанный нами список вопросов, которые позволяют выявить степень представленности в мировоззрении человека мифологической составляющей; шкала для определения компетентности во времени из адаптированного варианта методики POI Э. Шострома; методика «склонности к практическому и теоретическому мышлению» Е.В. Драпак. Эта методика была нами модифицирована: в соответствии с целями нашего исследования, в отличие от схемы, предложенной Е.В. Драпак, нами проводился раздельный подсчет утверждений, свидетельствующих:
1) о склонности испытуемых при разрешении проблемы рассматривать ее в широком временном плане или же замыкаться в данной здесь и сейчас ситуации, количество выявленных таким способом утверждений в нашем исследовании рассматривалось как выраженность параметра «стратегичности», в противовес «ситуативности»;
2) о «теоретичности» мышления испытуемого, проявляющейся в отчетливой «абстрактно-познавательной» направленности, выражающей желание испытуемого «разобраться» в предмете высказываний безотносительно к осуществлению каких-либо действий с ним, в противовес «практичности» (в высказываниях — выраженная конкретная преобразующая направленность).