Однажды Баха ад-Дин Накшбанд в окружении своих учеников шел в Бухаре по центральной площади, и им встретился бродячий дервиш, принадлежавший к возникшему еще в IX в. н. э. движению Маламатия, представители которого считали все внешние проявления показной набожности и внешней обрядности лицемерием, свидетельствующим о неискренности таких поступков и отношения к Всевышнему тех, кто их совершает. Шейх Баха ад-Дин отчасти разделял эти взгляды Маламатия и потому остановил собрата суфийским обращением:
— Откуда шествуешь, странник.
— Понятия не имею,— отвечал дервиш, прикидываясь дурачком.
— А куда следуешь? — задал шейх следующий вопрос.
— Даже не знаю! — громко провозгласил дервиш, стараясь, чтобы его услышала вся площадь.
Баха ад-Дин же, не обращая внимания на дерзость собеседника, стал ему задавать мировоззренческие суфийские вопросы, сразу же получая на них не менее дерзкие ответы дервиша, не обращавшего никакого внимания на собравшуюся вокруг них толпу людей:
— В чем суть добра?
— Не знаю!
— А в чем суть зла?
— Не имею понятия!
— Что есть благо?
— Все, что хорошо для меня!
— А что есть вред?
— Все, что мне вредит.
Обидевшиеся за Баха ад-Дина люди и ученики шейха прогнали дервиша, и он очень собранно и энергично зашагал по дороге, которая, как все это знали, никуда не вела. Но когда все обернулись к шейху, то с удивленим увидели, что он с уважением смотрит вслед своему недавнему собеседнику.
— Вы все глупцы! — сказал Баха ад-Дин пораженным слушателям.— В назидание вам этот дервиш сыграл роль обыкновенного обывателя, но вы в нем себя не узнали, хотя он, валяя дурака, демонстрировал вам пустоту ваших ежедневных разговоров и высказываний.
Баха ад-Дин и ученые
Дискуссии и споры ученых с суфийскими шейхами во все времена были обычным делом на земле Аллаха, и память о наиболее ярких публичных турнирах такого рода, как, например, спорах гениального Абу Али ибн Сины и великого хорасанского шейха Абу Саида ал-Майхани, сохранялась столетиями. Поэтому многих удивляло то, что Баха ад-Дин Накшбанд избегает подобных дискуссий. В конце концов ему был задан прямой вопрос по этому поводу.
— Вы еще молоды,— ответил он спрашивающим,— но в Бухаре и за ее пределами есть люди, которые помнят времена, когда я вступал в споры с учеными и непременно посрамлял их. Тогда я был молод, и мне нравилось быть победителем, ощущать свое превосходство над другими и наслаждаться славой непобедимого спорщика. Так было до тех пор, пока среди тех. кто слышал эти споры, не оказался человек, превосходивший меня мудростью. Я не раз видел его среди слушателей и не мог прочитать на его лице ни одобрения, ни порицания. Но однажды, когда все разошлись и мы остались одни, он обратился ко мне со следующими словами:
— Я вижу, что ты тратишь много сил на эти дискуссии, но каков их результат. В глазах слушателей ты побеждаешь ученых, но при этом не достигаешь главной достойной цели, так как твоим победам радуются только сторонние наблюдатели, а твои противники — ученые — остаются при своем мнении и переубедить их невозможно. Внимание же окружающих тебя твоих учеников приковано лишь к тебе: они восхищены твоим мастерством и не постигают суть ошибок твоих противников. Таким образом, примерно четверть твоих усилий расходуется впустую. Кроме того, эти диспуты и споры занимают у тебя и твоих учеников много времени, которое и ты и они могли бы потратить на полезные занятия, облегчающие их продвижение к Превечной Истине, и смело можно сказать, что еще одна четверть твоих усилий в спорах пропадает, не принося никакой пользы. А это значит, что в общем половину времени, затраченного тобой на умные разговоры, ты фактически расходуешь ни на что!
— С тех пор прошло двадцать лет,— сказал шейх.— И после этой встречи с мудростью я потерял интерес к каким-либо ученым прениям и не вижу в этом времяпрепровождении никакого смысла.
О тех, кто стремится следовать по Пути
Один из учеников Баха ад-Дина поделился с шейхом своими сомнениями:
— Я побывал на днях в Карши, где прошло мое детство и где живут мои сверстники. Сегодня там образовался круг молодых людей, желающих выйти на Путь. У них есть свой Учитель, у которого они все встречаются раз в неделю для обучения суфийской Истине. Многие из них, наблюдая поведение Учителя и слушая его обучающие притчи, понимают значение его слов и поступков. Но есть и немало таких, кто относится к обучению поверхностно, не извлекая пользы из опыта непосредственного живого общения с Учителем, и стараются укрепить свои знания с помощью книг и тоже достигают успеха в приобщении к идущим по Пути. Почему же существует такое неравенство?
Баха ад-Дин, который в свое время самостоятельно постиг Истину Пути и был тем, кого поэтому именовали «увайси», ответил:
— Живое общение ученика и Учителя было абсолютно необходимым в те времена, когда еще не было книг, содержащих идеи и практические рекомендации для постигающих Предвечную Истину. И с тех пор многие объясняют успехи ученика степенью его привязанности к Учителю, в то время как в действительности основа постижения заключается в восприимчивости человека, которая совершенствуется в процессе работы его ума и не всем доступна в одинаковой степени. Поэтому в круге, о котором ты говорил, представляющем случайное собрание различных людей, происходит расслоение по способностям, подобное расслоению молока на масло и пахту при встряхивании сосуда. В этом нет ничего страшного, ибо и масло и пахта имеют свое предназначение, так и люди, в разной степени познавшие Истину Пути, или даже не познавшие ее вовсе, имеют свое предназначение в общине (умме).
Вступительный экзамен
Разными дорогами приходили ученики к шейху Баха ад-Дину Накшбанду. Здесь будет рассказана история появления одного из них.
Однажды на пороге скромного жилища великого мудреца появился молодой человек, сообщивший шейху, что он уже несколько лет странствовал по Земле Аллаха, имел многих почтенных Учителей. От каждого из них он получил знание, необходимое для выхода на суфийский Путь, но их советы отличались друг от друга настолько, что он не смог сделать правильный выбор своего поведения, обеспечивающего достижение Цели. И теперь он уповает на Баха ад-Дина, надеясь, что Ходжа Хазрет поможет ему разобраться в полученных им противоречивых знаниях.
Шейх слушал его внимательно. Сам он не любил всезнаек, но этот молодой человек не показался ему безнадежным, и он, уклонившись от прямого ответа на просьбу гостя, пригласил его к столу.
Сначала шейх распорядился принести им жирный плов с бараниной. Потом на столе появились фрукты и опять плов. Так повторялось много раз, и шейх следил за тем, чтобы тарелка гостя всегда была полной. Сначала парню нравилось внимание мудреца и он старался съесть все, что тот ему подносил. Но наступил момент, когда гость не смог бы съесть даже крошки и в бессилии прилег на полушки.
Только тогда Баха ад-Дин пришел к выводу, что пора поговорить и о делах.
— Сын мой,— сказал шейх.— Сейчас ты полон непереваренной пищи точно так же, как твой мозг заполнен непереваренными учениями, услышанными тобой от разных уважаемых Учителей. И то и другое вызывает несварение, и от всего этого тебе следует срочно освободиться, после чего я возьмусь за твое обучение. Я буду насыщать тебя знаниями так, что ты будешь успевать переваривать услышанное и увиденное, даже если это знание покажется тебе странным. Будь уверен, что эти ощущения пройдут, а то, что останется в твоем сознании, откроет тебе тайну Пути и позволит следовать по нему от стоянки к стоянке и достичь самых высоких состояний, обеспечивающих постижение Истины.
Когда Баха ад-Дин это говорил, Аллах стоял у него за плечами и потому все исполнилось, и именно этому его ученику предстояло в будущем стать одним из великих суфийских учителей.
Волшебное чтение
Шейх Баха ад-Дин сидел в тени раскидистой чинары, окруженный учениками, когда к нему подошел неизвестный человек с просьбой разрешить ему присоединиться к этому кругу. Шейх, однако, сразу же почувствовал преждевременность этой просьбы и посоветовал пришельцу начать свое обучение с прочтения его, Баха ад-Дина, переписки со многими замечательными суфийскими учителями. Пришелец же, едва дав шейху договорить, заявил, что всю эту переписку он уже прочел.
— Может быть это и так, но по твоему поведению не чувствуется, что ты вник в суть моих писем,— сказал Баха ад-Дин и перевел свой взгляд на самого юного из своих учеников.— Встань, сынок, подойди к нашему гостю и возьми книгу, которая виднеется в его сумке,— сказал он юноше.
Тот беспрекословно выполнил поручение Учителя и замер с книгой в руке. Шейх увидел, что эта книга ему знакома и является диваном стихотворений, написанных на одном из тюркских языков. Шейх не только безукоризненно владел этим языком, но и лично знал поэта и, благодаря своей феноменальной памяти, знал наизусть все стихи, вошедшие в эту книгу, и он обратился к ученику:
—Ты ведь у нас недавно? — спросил он.
— Еще месяца не прошло, и я нахожусь в самом начале обучения.
— А ты все-таки прочитай нам стихи из этой книги.
— Но она же написана не на фарси, а других языков я не знаю! — вскричал ученик.
— Но ты все же попробуй! — сказал шейх и сосредоточил свое внутреннее зрение так, что все струны и звенья сознания ученика оказались в его власти, и он теперь решительно приказал ему: — Читай!
И тогда ученик сначала нерешительно произнес первую строку первого стихотворения, а потом голос его окреп, и он на незнакомом языке прочел всю эту книгу до конца, даже не раскрывая ее.
Все были поражены. Им было неведомо, что устами ученика им прочел эту книгу по памяти сам Баха ад-Дин. А пришелец пал в ноги шейху и стал его умолять позволить ему поступить в обучение.
Шейх же сказал ему:
— Ты еще не понимаешь, что возможность вершить чудеса ничего общего не имеет с истинной целью суфийского обучения, о чем я не раз повторял в своих письмах. А это значит, что читал ты их невнимательно. Попробуй перечитать их, и когда тебе начнут приоткрываться тайны суфийского знания, тогда и приходи к нам, и ты, как и этот юноша, сможешь читать книги, не открывая их и не зная языка, на котором они написаны. А самое главное, что все это перестанет тебе казаться чудом.