Учреждению ЮНЕСКО года Руми предшествовала вспышка интереса к его творчеству в англоязычном мире, связанная с появлением книги «Суть Руми», изданной американцем Колманом Барксом. Баркс, отказавшись от попыток воссоздать сложную персидскую метрику, наполнил свою книгу основанными на подстрочнике вольными переводами, а вернее, переложениями текстов Руми, стремясь сохранить в них суть, а не букву. Книга Баркса сразу же оказалась на пике популярности: ссылками на Руми стали украшать речи, а хор голливудских знаменитостей включил песни на слова великого иранца в свой реперпуар.
Издание Баркса попало на глаза русскому американцу С. Сечиву, и тот, увлекшись этой книгой, подготовил толстый том русского избранного из поэтического наследия Руми, недавно вышедший и презентовавшийся в Москве. Слышать такое отрадно, поскольку моя антология суфийских текстов, в которой важное место занимал Руми и его «Маснави», появившись в Москве, не удостоилась ни презентаций, ни отзывов в печати, что и не удивительно: там, где литературный вкус определяется Д. Донцовой, Б. Акуниным и постмодернистской тусовкой с ее малопригодными для чтения текстами, места для Руми и его мудрости не остается. Впрочем, в стране, по-видимому, все же сохранились нормальные читатели, поскольку вышеупомянутая антология — «Суфии. Восхождение к истине»,— появившись на свет в 2001 г., затем переиздавалась шесть раз. Из нее и взяты предлагаемые вниманию читателей несколько простых притч из поэмы «Маснави» в моем прозаическом пересказе.
Мораль своих притч Руми обычно формулировал сам. Но в исламском мире существовал еще один мудрец — современник и почти земляк Руми, доверявший эту работу души своим слушателям и читателям. Его 800-летний юбилей в 2006 г. прошел незамеченным, и мы, если Аллах будет милостив к нам, постараемся исправить это упущение. А пока — говорит Джалал ад-Дин Мухаммад Руми:
Мастер и косоглазый подмастерье
Однажды мастер сказал подмастерью:
«Принеси сосуд, стоящий в другой комнате за дверью!»
Подмастерье был косоглазым и, войдя в комнату, указанную мастером, увидел там два сосуда. После этого он возвратился к мастеру и спросил, какой из двух сосудов ему следует взять. На это хозяин ему ответил:
«У нас есть всего один сосуд, но тебе из-за косоглазия кажется, что их два».
Косой еще раз вышел в другую комнату и, вернувшись, опять заявил:
«Я видел два сосуда! Какой из них сюда принести?»
Но и мастер в своем мнении был упрям:
«Если их два, то разбей один из них!» — сказал он.
Когда же подмастерье разбил один сосуд, другой просто исчез.
О, если бы так же легко можно было искоренить порок двуличия, владеющий многими людьми!
Халиф и Лайли
Когда халифу указали на одну девушку и сообщили, что это — Лайли, он спросил ее:
«Неужели ты и есть та самая Лайли, что свела с ума бедного Кайса? Но я, хоть убей, не нахожу в тебе никакой красоты!»
В ответ ему юная дева прошептала:
«Чтобы увидеть мою красоту, ты должен быть Маджнуном. Ты должен смотреть на меня его глазами и быть верным мне в обоих мирах. Ты должен пьянеть от одного моего прикосновения и, находясь в этом сладком опьянении, не желать отрезвления. Такое безумие дарует нам прозренье и способность видеть Истину во всем ее блеске. Если же все твои мысли крутятся вокруг того, с чего тебе будет убыток, а с чего барыш, то мне тебя очень жаль, потому что ты никогда не познаешь блаженства и будешь видеть только тень жизни!»
Так и мы нередко проводим жизнь в погоне за тенями и призраками и не видим Истины и Красоты.
Ослица и колючка
Однажды ослице под хвост попал репей. Кого может попросить о помощи несчастная ослица? Она прыгала, каталась по земле, лягалась, но репей только глубже вонзался и невыносимо жег ее тело.
Стремясь освободиться от колючки, она так ревела, что кому-то из находившихся поблизости погонщиков все это надоело, и тот подошел к ней и дал ей пинок под зад. От этого пинка репей оторвался, отлетел, и ослица успокоилась.
Стоит ли нам сердиться на тех, кто в трудный час своим пинком избавляет нас от беды?
О мухе, вообразившей себя кормчим
Однажды муха, захмелев от чего-то, вообразила, что она плывет по морю-океану и, как кормчий, стоит на палубе своего корабля и смотрит вдаль. В действительности же она плыла на листике по небольшой луже, оставленной в саду каким-то ослом.
К сожалению, и среди людей бывает так, что тот, чьи знания мелки и ограничены, воображает себя мудрецом, хотя мудрец из него такой же, как из мухи кормчий.
5. Уроки неосмотрительного цитирования
Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!
Межконфессиональный и международный скандал, разразившийся после того, как папа Бенедикт XVI публично процитировал в 2006 г. высказывание императора Мануила II, который принадлежал к последней византийской династии Палеологов, управлявшей жалкими остатками некогда великой империи, не утихает. И, вероятно, обида на понтифика надолго осядет в памяти тех, для кого непогрешимость папы далеко не очевидна и кто принял сказанное им близко к сердцу.
Посмотрим же, в каком историческом контексте прозвучали слова Мануила II Палеолога. В течение всего своего весьма продолжительного для тех времен правления этому императору приходилось воевать с исповедовавшими ислам турками-османами. Особенно был настойчив султан Баязид I Молниеносный, который, завоевав практически всю Византию, запер Мануила II в столице страны, и у ее осажденного властителя вырвались те самые злосчастные слова по адресу ислама и основателя этой религии — пророка Мухаммада, которые так некстати вспомнил Бенедикт XVI. Некстати — потому, что эти слова принадлежали не теологу и философу (Мануил II не оставил заслуживающих внимания сочинений), а воину, обозлившемуся на своих врагов и отчаявшемуся в своем бессилии. Да и сама Византия конца XIV — начала XV века вряд ли была образцом нравственности и человечности.
По иронии судьбы спас Мануила II от бесславного конца и вернул ему часть его владений другой мусульманин — Тимур (Тамерлан), разгромивший турок-османов под Анкарой в 1402 г. В этой битве смертельный враг Мануила II — Баязид попал в плен и в том же году умер.
Но Тимур пришел и ушел, и Мануилу II пришлось продолжить борьбу за существование уже с сыновьями Баязида — Сулейманом Челеби и Мехметом I Киришуи. Однако раздробленное Тимуром государство османов не сразу смогло обрести свою прежнюю силу, и Византийская империя, благодаря великому полководцу — мусульманину из Самарканда, просуществовала еще несколько десятилетий, а сам Мануил II смог сохранить свой трон до конца жизни.
Как уже говорилось, Мануил II был вынужден вести жизнь воина, и вряд ли он владел арабским языком и читал Коран, ибо если бы он его прочитал, то знал бы, что Аллах — это Бог Ибрахима, Исхака и Йакуба (т. е. Бог Авраама, Исаака и Иакова в священной для христиан Библии). Он знал бы, что его война с турками за жизненное пространство и контроль над территориями не имеет ничего общего с войной за веру (джихадом), о которой говорится в Коране, имеющей своей целью защиту веры, а не ее распространение силой оружия.
«И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте — поистине Аллах не любит преступающих».
Этот страстный призыв к обороне, но не к нападению, был вызван хорошо известной из истории ислама ситуацией, в которой оказались пророк Мухаммад и первые последователи этой религии.
Военные успехи Мухаммада и его сторонников в мединский период его деятельности и особенно «окопная оборона», когда мусульман не смогло одолеть более чем втрое превосходящее войско язычников, убедили арабов, что Всевышний на стороне ислама и, как сказано в одной из мединских сур Корана: «Когда пришла помощь Аллаха и победа, ты увидел, как люди входят в религию Аллаха толпами...» (Коран, 110:1—2). Но все это было следствием, а не целью вооруженной борьбы пророка.
В то же время не следует забывать о том, что мировосприятие мусульманина и сегодня в значительной мере определяется Кораном, и оскорбление ислама словом или действиями (например, карикатурами) вызывает у верующих немедленную и сильную защитную реакцию. Если же кто-нибудь в современном мире не может устоять перед соблазном придать текстам Корана агрессивно-наступательный смысл, то пророк Мухаммад за это ответственности не несет, как и Иисус Христос не несет ответственности за зверства инквизиции, крестовые походы, мракобесие средневекового христианства, Варфоломеевскую ночь и за все прочее зло, вершившееся от Его светлого имени.
Духовные ценности ислама сосредоточены не только в Коране, но и в сунне — священном предании о словах и поступках пророка в различных жизненных ситуациях. В сунне господствует культ знания, и это бережное отношение к человеческой мудрости, ставшее одной из норм ислама, выразилось, в частности, в том, что творения великих философов античности — Аристотеля, Платона и многих других, считавшиеся в средневековой Европе языческими и потому подлежащими уничтожению, были сохранены именно в мусульманском мире и через века возвращены западной культуре, став ее духовным достоянием в эпоху Возрождения.
Ход истории показывает, что роль знания в отношениях между людьми в современном мире в настоящее время столь же велика, как и во времена пророка Мухаммада, и пренебрежение этим даром Всевышнего может привести к серьезным недоразумениям и конфликтам. Поэтому, оснащая в публичных выступлениях свою речь цитатами, следует знать и учитывать исторические обстоятельства, в которых прозвучала та или иная фраза, и как эта фраза соотносится с современностью.