Формирование элиты современной России было порождено процессами преобразования, адаптации бывшей номенклатуры, при определенном структурировании новых элементов. Кадровая преемственность правящего слоя позволяет исследователям сделать вывод о том, что у власти остались лишь слегка подновленная номенклатура, в которой произошла смена поколений. Почти 70% представителей новой элиты России до этого входили в состав советской номенклатуры. Около 65% региональной номенклатуры сумели конвертировать свой политический капитал в новое качество, не утратив элитных позиций. Таким образом, факты ставят под сомнение сам процесс изменений российской политической элиты, не говоря уже о его, по мнению некоторых ученых, революционности.
Обозначение развития политической элиты через понятие «трансформации» ориентирует на анализ действий представителей политической элиты. В данном случае ни направление процесса становления политической элиты, ни его конечные результаты не являются предрешенными. Процесс трансформации политической элиты исключает характерную для перехода презумпцию движения в заранее заданном направлении. Говоря о трансформации политической элиты, анализируются если не результаты, то сам процесс демократизации. Основаниями для рассмотрения данного процесса могли бы служить такие сдвиги, которые: повышают значимость социального статуса от профессионально-квалификационного и культурного потенциала групп политической элиты; укрепляют институты гражданского общества; интенсифицируют и легитимизируют мобильность политической элиты; позволяют перекрывать криминальные и неформальные каналы формирования элитных групп. Но говорить о наличии подобных изменений в формировании и функционировании российской политической элиты не приходится.
В действительности, имела место скорее эволюция российской политической элиты. Подобное понимание подчеркивает его стихийный характер, а также акцентирует проблему преемственности российской политической элиты. Значительная часть старой элиты осталась в органах государственного управления и власти, поэтому серьезное, радикальное обновление российской политической элиты не более чем иллюзия и прежняя номенклатурная элита выиграла от падения коммунизма гораздо больше, чем значительная часть общества.
Вместе с тем проблема преемственности российской политической элиты не означает только включение представителей прежней элиты в новую правящую верхушку. Прежние принципы, механизмы функционирования могут воспроизводиться представителями элиты, не имевшими номенклатурного происхождения. Подобная психологическая, социокультурная преемственность имеет «скрытый», глубинный характер, органично сосуществуя с публичными декларациями о полном разрыве с прошлым. В этом случае могут изменяться символы, ритуалы, лозунги, формальные правила и нормы, т.е. внешне политическая элиты может представать обновленной. Однако ее действия могут оставаться прежними. Здесь возможен элементарный психологический механизм подражания: наблюдая в течение многих лет процесс правления прежней политической элиты, бессознательно усваивая образцы ее действий, поведения, риторики, ее идеи, новые политики, придя к власти, также бессознательно воспроизводят их. Но за подражанием может стоять намного более сложная причина такого явления, а именно, распространение стереотипов, представлений, закрепленных в деятельности политической элиты.
Наиболее показательным примером двойственной деятельности политической элиты в постсоветский период является центральный процесс экономических реформ – приватизация экономики, т.е. перевод активов в частное владение. При всем различии в оценках этой беспрецедентной по размаху и скорости социально-экономической реформации, эксперты практически единодушно отмечают разительное несоответствие, как способов ее осуществление, так и результатов официально заявленной задачи «народной» приватизации по созданию «широкого слоя собственников». Один тот факт, что процесс «номенклатурной приватизации» начался еще до официального объявления о проведении приватизации, что позволило части советской элиты не только сохранить свои властные позиции, но и укрепить их, подтверждает противоречивость российской приватизации.
Основными направлениями приватизации были: трансформация системы управления экономикой, банковской, распределительной систем, приватизация наиболее рентабельных предприятий. Процессы в различных отраслях были довольно схожими, они реализовывались по достаточно простой схеме и обычно имели несколько этапов. На первом этапе министерство превращалось в концерн. В этом случае министр отправлялся в отставку или обретал статус консультанта концерна. Президентом концерна становился один из заместителей министра. Концерн приобретал юридический статус акционерного общества. Держателями акций наряду с государственными предприятиями, находившимися в ведении бывшего министерства, становились некие физические лица – руководство концерна-министерства. То есть собственность, находящаяся в распоряжении руководства министерства, становилась частной собственностью. Таким образом, государственный чиновник приватизировал вверенную ему организацию «для себя и своей команды». Этот процесс определил формирование кланов, команд внутри элиты, которые по своим интересам и характеристикам уже существенно отличались от ведомственных, отраслевых групп советской элиты[73].
В данном случае важно не только определить преемственность политической элиты, но обозначить изменение способа распоряжения собственностью в государстве, механизма распределения прибыли – ключевых критериев развития экономической системы. В этой связи отметим, что важнейшим этапом развития политической элиты была борьба за доступ и контроль над бюджетными средствами. Все основные внутриэлитные взаимодействия шли именно вокруг бюджетных средств.
Главным итогом приватизации стала концентрация ключевых инфраструктурных сфер экономики, финансов, распределения, наиболее рентабельных сфер производства, т.е. практически всей реальной собственности, а значит экономической и политической власти в руках узких элитных групп, реальными участниками которых стали представители прежней советской номенклатуры, новых экономических и криминальных кругов. Именно на интересы данных групп ориентировались проведенные реформы. Они стали обладателями не меньшей власти и намного большей части общественного богатства по сравнению с прежней номенклатурой.
Изменение, мобильность политической элиты, либерализация механизмов ее рекрутирования вполне логично предполагали обновление элиты представителями других слоев. Но, в отличие от периода перестройки, который характеризовался политическим, общественным влиянием научных, культурных элит, активизацией массовых демократических движений, уже начало 90-х обозначено резким сокращением стихийной рекрутации наверх. Политико-экономические институты быстро меняли свой облик, но фильтры и барьеры для вхождения в элиту не только сохранились, но в некоторых случаях стали более жесткими. В отличие от командно-административной системы, подобная закрытость политической элиты определяется господством неправовых, неформальных каналов и механизмов рекрутирования.
Приведем наиболее яркие примеры. Президент ОНЭКСИМ банка В.Потанин был назначен в 1996 г. первым вице-премьером. С.Дубинин, назначенный в 1995 г. председателем Центрального банка, до этого работал заместителем председателя правления банка «Империал». Даже наличие двойного гражданства не помешало Б.Березовскому в 1996 г. стать заместителем секретаря Совета Безопасности. Два бывших высокопоставленных сотрудника Альфа-банка В.Сурков и А.Абрамов стали заместителями главы президентской администрации.
Система рекрутирования российской элиты явно, формально, нормативно не ограничивает политическое участие, но имеет неформальные механизмы отбора и резко сужает возможности попадания в политическую элиту.
В этой связи важно охарактеризовать источники рекрутирования российской политической элиты. Безусловно, в современной России бюрократический аппарат является доминирующим источником рекрутирования политической элиты. Вместе с тем разрушение моноцентрического государства, «открытие элиты» в 1989 - 1991 гг. привело к тому, что более половины численного состава элиты стало формироваться с помощью выборного механизма. Благодаря выборам политические партии получили шанс стать основным поставщиком кадров для новой политической элиты.
Однако развитие России в 1990-е гг. и, в частности, возникновение такого феномена, как «партия власти», продемонстрировали способность значительной части чиновничества использовать в собственных интересах новые институты и воспроизводить с их помощью свое преобладание в политической элите. После десяти лет избирательной практики можно утверждать, что политические партии так и не стали источником, приводящим в элиту представителей гражданского общества. Российские выборы, несмотря на свой регулярный характер, отражают не конкуренцию кандидатов, представляющих различные социальные группы, а лишь борьбу кланов, групп политической элиты между собой.
В современной России существуют структуры, которые вообще формально не имея никакого отношения к легитимным органам власти, в действительности берут на себя целый ряд их функций – исполнительских, представительных, судебных. В этой связи стоит вспомнить о «семье» первого Президента России, чьи представители (Т.Дьяченко, Б.Березовский), не имея никаких легитимных прав, определяли как назначения глав российского правительства, так и отставки премьер-министров Е.Примакова и С.Степашина.