Смекни!
smekni.com

Игры, в которые играют люди 2 (стр. 48 из 86)

Такова анатомия сценарного аппарата. Проклятие, предпи­сание, толчок управляют сценарием, остальные четыре элемен­та могут быть использованы для борьбы с ними. Но ребенок живет в мире прекрасной волшебной сказки, в мире наивном или жестоком, и верит в основном в волшебство. Поэтому он ищет волшебных путей к спасению через суеверие или фанта­зию. Когда они не срабатывают, он оказывается во власти «демона».

Но у «демона» имеется примечательная особенность. Когда «демон» в Ребенке говорит: «Я сделаю так, что ты проиграешь, ха-ха!», «демон» в Родителе отвечает: «Именно этого я от тебя хочу, ха-ха!» Так сценарная провокация и сценарные импульсы, толчок и «демон» трудятся совместно, реализуя судьбу неудач­ника. Родитель побеждает, когда Ребенок проигрывает, а Ребе­нок проигрывает, стараясь победить. Все эти элементы мы рассмотрим подробнее в следующей главе.

СЦЕНАРНЫЙ АППАРАТ

Для того чтобы понять, как действует сценарий и как обращаться с ним в процессе психотерапии, требуется деталь­ное знание сценарного аппарата в том виде, как мы его себе представляем. В знании его базовой структуры есть еще про­блемы, есть неуверенность относительно некоторых передаточ­ных механизмов, но в целом уже сложилась устойчивая модель.

Как можно судить из кратких примеров, данных выше, аппарат состоит из нескольких элементов. Итог, или прокля­тие, предписание, или «стоппер», провокация, или толчок, вмес­те контролируют развертывание сценария, а потому называют­ся управляющими механизмами. Все они программируются в большинстве случаев еще до шести лет. То же самое антисце­нарий, или «расколдовыватель», если он имеется. Позже анти­сценарные лозунги или указания и родительские инструкции или модели поведения начинают проявляться более весомо. «Демон» представляет самый архаический слой личности (Ре­бенок Ребенка) и присутствует с самого начала.

222

Сценарный итог

Итоги, с которыми сталкиваешься в психотерапевтической практике, можно свести к четырем основным разновидностям плохого сценария: одиночество, бродяжничество, сумасшест­вие, смерть. Наркотики или алкоголь — один из путей к любому из названных вариантов. Ребенок может перевести родительские предписания на свой («марсианский») язык или истолковать в «юридическом» смысле, а иногда и использовать их к своей выгоде. Если мать говорит детям, что они закончат в сумасшедшем доме, то это так и случается. Только девочки чаще всего становятся пациентами, а мальчики — психиатрами.

Насилие — это особый вид подытоживания судьбы. Оно случается в так называемых «плотских сценариях». Эти сцена­рии отличаются от прочих, поскольку разменная монета в них — человеческая жизнь. Наверное, ребенок, увидевший кровопролитие или сам перенесший или причинивший кому-то увечье, отличается от других детей. Никогда уже он не станет прежним. Если родители еще в детстве предоставили своего ребенка его собственной судьбе, то он будет постоянно озабо­чен наличием денег. И это станет главной «валютой», в кото­рой будет осуществляться его сценарий и подводиться итог. Если родители постоянно бранят ребенка, даже на словах желают ему смерти, то сценарной «валютой» могут стать имен­но эти слова. Сценарную «валюту» нужно отличать от темы сценария. Многие темы жизненных сценариев в основном те же, что и в волшебных сказках: любовь, ненависть, благодар­ность и месть. Любую из «валют» можно использовать, чтобы выразить одну из этих тем.

Главным вопросом, который должен задать себе сценарный аналитик, считается такой: «Как родитель желает своему ре­бенку жить с позиций времени?» Он может выражать это буквально: «Желать сто лет жизни» (произнося торжественный тост или во время молитвы). Он может, обозлившись, выру­гаться: «Чтоб ты помер!» Трудно даже вообразить силу подо­бных материнских слов по отношению к ребенку (или слов жены по отношению к мужу и наоборот). Мой собственный опыт свидетельствует о том, что многие люди оказываются в больнице как раз потому, что кто-то из их любимых или даже ненавидимых пожелал им смерти.

Многие впечатления впитываются человеком в детском воз­расте и чаще всего сохраняются навсегда: нежные слова,

223

внушающие надежду на прекрасную долгую жизнь, или грубый голос, вещающий о скорости смерти. Возможно, в этом голосе не было злобы, а вырывалось отчаяние, но в памяти человека это осталось навсегда. Чаще всего решения за ребенка прини­мает мать — ведь ее желания он впитывает с первого дня своего рождения. Отец подключается позже: он либо поддер­живает материнские решения или проклятия всем своим авто­ритетом, либо смягчает их. Пациенты психотерапевтического кабинета обычно вспоминают ту свою детскую реакцию, кото­рая не выражается вслух.

Мать: Ты такой же, как твой отец. (Который получил развод и живет отдельно от семьи.) Сын: Точно. Ловкий парень мой отец.

Отец: Ты закончишь, как твоя тетя. (Сестра матери, кото­рая сошла с ума или совершила самоубийство.) Дочь: Ну, если ты так говоришь, то...

Мать: Чтоб ты исчезла! Дочь: Я не хочу, но если ты этого требуешь, мне больше ничего не остается...

Отец: С таким характером ты в один прекрасный день кого-нибудь убьешь. Сын: Наверное, не тебя, а, возможно, кого-нибудь другого.

Ребенок все прощает и принимает решение следовать ди­рективе только после многих, может быть даже сотен, подоб­ных трансакций.

В жизни человека сценарный итог предрекается, предписы­вается родителями, однако он будет недействительным до тех пор, пока не будет принят ребенком. Конечно, принятие не сопровождается фанфарами и торжественным шествием, но, тем не менее, однажды ребенок может заявить об этом со всей возможной откровенностью: «Когда я вырасту, я буду такой же, как мамочка» (что соответствует: «Выйду замуж и наро­жаю столько же детей») или «Когда я стану большой, я буду как папа» (что может соответствовать: «Буду убит на войне»). Пациента следует спросить: «Когда вы были маленьким, как хотели распорядиться своей жизнью?» Если он отвечает, как обычно («Я хотел стать пожарником»), то вопрос нужно кон­кретизировать: «Я имею в виду вопрос о том, как, вы думаете, завершится ваша жизнь?» Поскольку итоговые решения часто принимаются в возрасте настолько раннем, что это недоступно воспоминанию, пациент, возможно, не сумеет дать ответ. Тогда его надо искать в его более поздней биографии.

224

Предписание

В действительной жизни предписания осуществляются не по волшебству, но в силу определенных свойств человеческого ума. Недостаточно родителям только раз сказать ребенку: «Не ешь эти яблоки!» или «Не открывай эту шкатулку!» Любой «марсианин» знает, что предписание, выраженное таким спосо­бом, на деле представляет собой вызов. Для того чтобы то или иное предписание накрепко запечатлелось в сознании ребенка, его нужно многократно повторять, а отступления от него не оставлять без внимания, хотя имеются примеры (в случаях с заброшенными детьми), когда одного сильного воздействия оказывается достаточно, чтобы предписание запечатлелось на всю жизнь.

Предписание — самая важная часть сценарного аппарата. Оно может иметь различную интенсивность. Поэтому предпи­сания можно классифицировать так же, как игры,— по первой, второй и третьей степени. В рамках каждого из типов имеется тенденция к выработке определенного рода личности: победи­теля, непобедителя, неудачника. Непобедитель — это человек, который не выигрывает и не проигрывает, а ухитряется все свести к нейтральному балансу. Предписания первой степе­ни — социально приемлемые и мягкие по форме — это прямые указания, подкрепляемые одобрением или неодобрением («Ты была милой и приятной», «Не будь таким честолюбивым»). Следуя им, еще возможно стать победителем. Предписания второй степени (лживые и жесткие) не диктуются прямо, а навязываются окольным путем с помощью соблазнительных улыбок и угрожающих гримас («Не говори отцу», «Держи рот на замке»). Это лучший способ воспитать непобедителя. Третья степень (грубые и очень жесткие предписания) — неоправдан­ные запреты, внушаемые чувством страха. Слова при этом переходят в визг, лица кошмарно искажаются, а физические наказания бывают очень жестокими. Это один из вернейших путей создания неудачника.

Предписания, так же как и итоги, усложняются, так как большинство детей воспитывают оба родителя. Так, один из них может говорить: «Не ловчи!», а другой: «Не будь дурач­ком!» Противоречивые предписания ставят ребенка в трудное положение. Однако в большинстве случаев супруги дают со­вместные предписания, что образует определенную комбинацию.

Предписания — «стоперы» — внушаются в основном в не­жном возрасте, когда родители выглядят волшебными фигура-

225

ми в глазах ребенка. Дающая предписание часть материнского Я (ее Воспитывающий Родитель или Ребенок) обычно зовется Доброй волшебницей, если она доброжелательна, или, в про­тивном случае, Бабой-Ягой. Иногда самым подходящим наи­менованием будет Сумасшедший Ребенок матери. Точно так же Воспитывающий Отец будет, в зависимости от его проявле­ний, называться Веселым великаном или Страшным чудовищем (схема 7).

«Толчок»

Провокация, или совращение,— вот что порождает буду­щих развратников, пьяниц, преступников, разные другие типы с пропащим сценарием. В раннем возрасте поощрение быть неудачником может выглядеть так: «Он у нас дурачок, ха-ха» или «Она у нас грязнуля, ха-ха». Затем приходит время более конкретных подкалываний и поддразниваний: «Он когда стука­ется, то всегда головой, ха-ха» или «Она всегда теряет штаниш­ки, ха-ха». В подростковом возрасте та же линия ведется в личных трансакциях: «Выпей глоток». И каждый раз аккомпа­нементом звучит «ха-ха».