Эксперименты Сакс дают нам еще одну иллюстрацию забывания "естественного" речевого материала. В данном случае (в отличие от эксперимента Бартлета) забывается не смысл, а те точные слова, которыми он выражен. Тем не менее забывание у испытуемых Сакс сходно с наблюдавшимся в экспериментах Бартлета, поскольку и здесь происходит некоторое искажение первоначального входного сообщения. Создается впечатление, что у Сакс испытуемые закладывали в ДП какое-то представление о смысле прослушанного отрывка и забывали о том, в каких словах он был выражен. Этот факт запоминания смысла, а не точной формы выявлялся, .когда наступало время вспомнить точные слова. Однако в данном случае не было нужды искажать смысл (как это делали испытуемые Бартлета), потому что он не противоречил структуре ДП. Можно ли считать это интерференцией в принятом смысле? Едва ли. Мы могли бы, пожалуй, рассматривать такого рода забывание как интерференцию, но лишь в той мере, в какой лингвистические познания испытуемого могут "мешать" (to with) сохранению в его памяти точных формулировок. Иными словами, испытуемые могли бы знать, что в общем формулировка того или иного предложения не столь существенна, пока сохраняется смысл. Знание этого обстоятельства побуждает их сохранять в памяти смысл, а не точные формулировки. Есть некоторые дан:ные в пользу этой идеи, так как нетрудно показать, что ис.пытуемые способны хранить в памяти точную формулировку какого-либо предложения, если им это нужно (Anderson а. Bower, 1973; Wanner, 1968).
Как показывают рассмотренные нами до сих пор результаты, забывание "естественного" текста, по-видимому, очень мало связано с забыванием, вызванным интерференцией, которое наблюдается в экспериментах с проактивным и ретроактивным торможением. Описанное здесь забывание предложений и отрывков можно отнести на счет каких-то явлений, близких к интерференции, но лишь в том случае, если существенно расширить это понятие. То, к чему мы при этом приходим, имеет мало общего с гипотезами угасания, конкуренции реакций и конкуренции наборов реакций. Против интерференционной теории забывания говорит и то, что в некоторых случаях "забывающие" что-то испытуемые на самом деле помнят, по-видимому, больше, а не меньше по сравнению с первоначально предъявленным материалом. Такого рода "забывание" дает основу для конструктивного подхода к изучению памяти па естественный речевой материал — подхода, который был предпринят Брэнсфордом, Барклеем, Фрэнксом и их сотрудниками.
Как уже говорилось (гл. 4), Фрэнке и Брэнсфорд (Franks .a. Bransford, 1971) показали, что при зрительном предъявлении испытуемым ряда сложных фигур они, по-видимому, мысленно сводили эти фигуры к какому-то абстрактному прототипу, который и использовали затем для распознавания. Таким образом, они распознавали контрольные фигуры по их близости к прототипу независимо от того, предъявлялись ли раньше именно эти фигуры. Аналогичный эффект был обнаружен и в отношении памяти на предложения (Bransford a. Franks, 1971). Исходным материалом в этих экспериментах служила группа из четырех простых предложений, например: 1) "На кухне были муравьи"; 2) "На столе стояло желе"; 3) "Желе было сладкое"; 4) "Муравьи съели желе". Комбинируя их по два, по три или все четыре вместе, можно получать новые предложения. Например, сочетание 1-го и 4-го дает: "Муравьи на кухне съели желе". Сочетание 3-го и 4-го — "Муравьи съели сладкое желе". Из 2-го, 3-го и 4-го можно получить: "Муравьи съели сладкое желе, которое стояло на столе". А все четыре дадут: "Муравьи на кухне съели сладкое желе, которое стояло на столе". Последнее предложение соответствует фигурам-прототипам в экспериментах Фрэнкса и Брэнсфорда со зрительной памятью, так как оно содержит всю информацию, которая заключалась в четырех исходных предложениях.
Затем Брэнсфорд и Фрэнке предъявляли испытуемым некоторую часть того множества предложений, которое можно было создать из четырех простых исходных предложений. В эту часть входили: два предложения из четырех исходных; два предложения, каждое из которых было составлено из каких-то двух исходных; два, составленные из трех исходных. Эти предложения подбирались таким образом, чтобы здесь в той или иной комбинации были представлены все четыре исходных простых предложения, а предъявляли их вперемежку с предложениями из других множеств, которые не имели отношения к муравьям, кухням и желе, но были созданы таким же способом. Затем проводили пробу на распознавание и просили испытуемых указать, в какой мере они были уверены в правильности высказанных ими суждений. Полученные результаты были аналогичны результатам эксперимента со зрительным предъявлением фигур: испытуемые с наибольшей уверенностью "узнавали" как якобы виденное раньше прототипическое предложение-то, в котором сочетались все четыре простых предложения. Между тем его никогда им не предъявляли! Кроме того, испытуемые, по собственным оценкам, более уверенно узнавали предложения, в которых сочетались по три основные формы, чем сочетания по две, а сочетания по два — более уверенно, чем каждое из исходных предложений в отдельности. Короче говоря, для "распознавания" предложения было несущественно, видели его испытуемые на самом деле или нет. Важно было число исходных предложений, входивших в состав предъявляемого предложения: чем больше было это число, тем выше была вероятность "узнавания".
По мнению Брэнсфорда и Фрэнкса, эти результаты были обусловлены тем, что испытуемые абстрагировали и хранили в памяти комбинированное содержание предъявлявшихся им предложений. Они "создавали" себе мысленное представление из предъявленного им сырья, и это представление строилось на первоначально предъявленной информации, но не ограничивалось ею. Здесь мы опять встречаемся с неспособностью запомнить специфические особенности предъявленной информации. И снова можно видеть искажение этой информации; в данном случае оно ведет к созданию "прототипического" семантического представления из более изолированных фактов.
В других сходных экспериментах (Barclay, 1973; Bransford а. о., 1972) были получены данные, указывающие на то, что испытуемые могут выходить за пределы информации, сообщенной им в предложении, и сохранять информацию не только о самом этом предложении, но и о вытекающих из него следствиях. Например, Брэнсфорд и его сотрудники предъявили испытуемому предложение "На плавучем бревне отдыхали три черепахи, а под ними проплыла рыба", а он распознал его как "На плавучем бревне отдыхали три черепахи, а под ним проплыла рыба", 3амена "под ними" на "под ним" представляет собой вывод, следующий из исходного предложения: мы знаем, что если черепахи сидят на бревне, то проплывающая под черепахами (ними) рыба проплывает под бревном (ним). Если же в исходном предложении дать "Три черепахи отдыхали возле плавучего бревна, а под ними проплыла рыба", а в контрольном заменить "ними" на "ним", то аналогичной ошибки узнавания не наблюдается: слово "возле" не допускает такой интерпретации. Если рыба проплыла под черепахами, находившимися возле бревна, тонет гарантии, что рыба при этом проплыла и под бревном. Эти результаты снова показывают, что испытуемые, прослушивая то или иное предложение, закладывают в память нечто большее, чем просто слова, из которых оно состоит. В их памяти, по-видимому, сохраняется содержание (но не точная формулировка) предложения и даже следствия, которые можно вывести из этого содержания. Воспользовавшись терминологией Бартлета, можно сказать, что они хранят в памяти "схему" предложения. Поэтому забывание, когда речь идет о предложении, мало похоже на ПТ и РТ. "Забывание" не выражается здесь просто в утрате части информации; напротив, предложение хранится в памяти с каким-то добавлением.
ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ: НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ
Теперь настало время еще раз обозреть все, что нам известно об интерференционной теории забывания. Прежде всего мы знаем, что эта теория в той или иной ее форме в состоянии объяснить большую часть типичных явлений, наблюдаемых в экспериментах со списками А—В и А—С. Нам известно также, что если несколько расширить эту теорию, используя термин "интерференция" в весьма общем смысле, то она позволит в какой-то мере понять забывание связного вербального материала, хотя она лучше всего подходит в тех случаях, когда в экспериментах с таким материалом используется в слегка замаскированном виде метод А—В, А—С. Наконец, нам известно, что некоторые явления, связанные с запоминанием и воспроизведением такого материала, создают затруднение для интерференционной теории. Так. например, интерференция не позволяет объяснить, почему испытуемые, прослушивая предложения, запоминают вытекающие из этих предложений следствия, а не те слова, в которых они были сформулированы. Короче говоря, можно сказать, что хотя и было показано, что интерференционная теория объясняет ряд специфических форм забывания, она не в состоянии справиться со многими результатами, полученными в экспериментах с естественным речевым материалом.
Можно, пожалуй, сказать, что интерференционная теория забывания в своих обычных формах больше всего пригодна для объяснения тех данных, которые укладываются в рамки теории "стимул — реакция". Например, парные ассоциации первоначально должны были использоваться как средство прямого изучения связей между стимулом и реакцией. Не удивительно поэтому, что исследования с применением парных ассоциаций составляют большую часть основы интерференционных теорий, порожденных традиционными представлениями о таких связях. Однако эти теории гораздо менее пригодны для объяснения памяти на предложения и отрывки текста. Такого рода память лучше поддается объяснению при помощи теорий, имеющих лингвистическую основу, как, например, рассмотренные нами теории семантической памяти.