Трудно не согласиться в данном случае с В.Е. Хализевым, который, полемизируя с представителями «конрадовской» школы (и неоднократно переусердствуя, как кажется, в этом деле), в качестве «последнего» аргумента в долгой веренице таковых, под занавес статьи, написал: «Явления литературного процесса в очень большой мере обусловлены историческими сдвигами, событиями и фактами. История же человечества «продиктованная» её общими закономерностями, вместе с тем связана с бесчисленными случайностями развития нашей планеты: геологическими и географическими, биологическими и социально-культурными. Поэтому системность литературного процесса не может не быть подспудной и скрытой»[144]. Безусловно, Хализев направил свои «стрелы», пытаясь опрокинуть концепцию Н.И. Конрада о единстве закономерностей в историческом развитии и взаимодействии культур Востока и Запада, которые самому Хализеву, похоже, представляются сплошным хаосом. Однако, в указании на природную детерминированность истории он прав. И вот тут «диалогическая концепция» взаимодействия будет бессильна; она слишком «узка», чтобы объяснить многие объективные факты взаимодействий.
Определённые натяжки в концепции М.М. Бахтина усмотрел и А.Я. Гуревич, но выразил нашу идею по-другому. Признавая позитивный характер воззрений о «диалоге культур», он, однако, заметил: «Мысль Бахтина о всё новом раскрытии смыслов в чужой культуре, рассматриваемой со стороны, с позиций «вненаходимости» наблюдателя, как нам кажется, требует одного уточнения. Жизнь творений данной культуры в «большом времени», т. е. их восприятие последующими эпохами, которые распознают в них новые глубины, не представляет собой только прогрессирующее обогащение культуры познаваемой и культуры познающей. Всякий прогресс имеет оборотную сторону – он сопровождается и потерями. Когда представитель одной культуры изучает памятники другой, он, выявляя в них тот смысл, который, возможно, был скрыт от неё самой, одновременно и утрачивает определённые аспекты этого содержания. Диалог между культурами предельно противоречив и сложен. Представитель своей культуры способен увидеть в созданиях другой культуры прежде всего то, что близко, понятно ему, определённым образом отвечает интенциям собственной культуры, либо, наоборот, бросается в глаза в силу контрастности, понимается именно потому, что находится в разительном противоречии с установками своей культуры»[145]. То есть, Гуревич вынужден признать объективный характер взаимодействия культур, подчас происходящего на «подсознательном» и вообще «бессознательном» уровнях.
Концепция «диалога культур» предельно упрощает модель взаимодействия: подразумевает как бы двусторонний обмен, хотя на самом деле – тут целый «хор» культур; подразумевает обмен по «джентльменским» правилам – по схеме: реплика – ответ – реплика, хотя на самом деле – тут скорее «гвалт» и «какофония»; совершенно не проводится различие между обменом сознательным и неосознанным, добровольным и насильственным (такой тоже был в истории, есть и сейчас в политике «культурного империализма») и т. д., и т. п.
В заключение, мы бы предложили иную «модель» взаимодействия культур, в придачу ко всем тем, что были изложены на предыдущих страницах. Не вызывает сомнения, что и эта «модель» представляет собой шаткую конструкцию, и, возможно, немногим лучше «глотательной» модели со страусом и верблюдом, однако, ниспровержение чужих концепций с необходимостью обязывает к выдвижению собственных.
Представляется, что наиболее верный путь к пониманию процессов взаимодействия культур связан с осознанием уже неоднократно подчёркнутой мысли, что культуру каждого человеческого сообщества надо рассматривать, как необходимое средство («инструмент») в его отношениях со средой, внеположной ему. То есть, культура создаётся всяким человеческим сообществом объективно в целях: а) выживания (прежде всего) и б) «очеловечивания», преобразования окружающего мира. Таким образом, взаимодействие культур – есть взаимодействие «инструментов», познающих и «очеловечивающих» мир. В результате формируется и совершенствуется каждый отдельный «инструмент», что находит своё выражение в понятии «культурная традиция», которую определяют как «выраженный в социально-организованных стереотипах групповой опыт, который путём пространственно-временной трансмиссии аккумулируется и воспроизводится в различных человеческих коллективах»[146]. С развитием человеческих сообществ – раздвигаются и границы культур, вплоть до масштабов всего человечества, когда все «инструменты» соединяются в один могучий «агрегат», приспособленный для выживания в «планетарном» масштабе, но, тем не менее, вторичный по отношению как к человечеству, так и к самому бытию.
При таком подходе к культурам, приемлемыми представляются модели адаптации, ныне активно разрабатываемые как в психологии, так и в нейрофизиологии и в других науках. Именно концепции адаптации, а не диалога нащупывают здравые подходы к проблемам взаимодействия культур. В частности, учёные работают над моделью так называемого «однократного обучения»: замечено, что нечто крайне важное для организма или же вызывающее необычайно сильную эмоцию (безразлично, отрицательную или положительную) впечатывается в память сразу и навсегда. Гипотеза, выдвинутая новосибирским учёным из Института физиологии СФ АМН СССР Р.Ю. Ильюченком, состоит в том, что, «попав в новые условия, организм стремится адаптироваться к ним, используя старые программы. Когда это не удается, начинает резко улучшаться память, и тогда, случайным образом варьируя самые различные показатели своей жизнедеятельности, организм может подметить и мгновенно – в этом всё дело, именно мгновенно – записать в память получившиеся положительные и отрицательные результаты...»[147] Не по этой ли «модели» протекало и протекает взаимообогащение культур??...
IV. ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Культура – явление социальное, её нельзя рассматривать в отрыве от общества. В отличие от некоторых западных социологов, утверждающих, что возможно общество без культуры (об этом, например, пишет американский автор Ф. Мерилл в своей книге 1962 г. «Общество и культура»), марксистские исследователи отрицают это. Даже элементарная производственная, трудовая деятельность людей и их совместное существование как социальных существ невозможны без использования накопленного опыта действий с орудиями труда, вне регулирующих социальную жизнь и деятельность установлений и т. д., то есть определённых элементов культуры[148]. Поэтому отношение общества и культуры следует рассматривать «не как соотношение части и целого, а как выражение двух различных сторон, планов органически единого и генетически одновременно возникающего целого, разложимого лишь средствами логического анализа»[149]. Для понимания взаимоотношения между обществом и культурой, так же как и между различными культурами, необходимо начинать не с их противопоставления друг другу, а «с установления их неразрывного единства, их совпадения»[150].
Человечество не может жить без культуры, без её постоянного развития и совершенствования, так как культура, и материальная, и духовная, обеспечивает саму жизнь людей, приспособление человеческих сообществ к постоянно изменяющимся условиям окружающей среды. Этот процесс не лишён противоречий, в разрешении которых и осуществляется развитие. «Создаётся впечатление, – пишет, например, автор нашумевшей на Западе книги «Питательная среда культуры» профессор Парижской консерватории искусств и ремёсел Бруно Люссато, – что на Западе научный и технический прогресс оборачивается крушением культуры. Культура – это не роскошь, которую позволяют себе развитые страны. Сегодня, как никогда раньше, она является одним из основных условий экономического и политического выживания страны... Основная мысль моей книги, – продолжает Люссато, – заключается в том, что культура, способствующая усложнению человеческого разума, не просто необходима для продвижения вперёд развитых стран, но обусловливает это продвижение. Она – сама основа прогресса, наших научных и технических достижений...