Она выжидающе смолкла. А он думал о том, как ей ответить, пытался найти решительные, страстные слова, но ему нельзя было подкреплять свою речь жестами, и это его сковывало.
-- Я ни на что не надеюсь... ничего не жду, -- снова заговорил он, -- я вас люблю. Что бы вы ни делали, я буду повторять это так часто, с такой силой и с таким пылом страсти, что в конце концов вы меня поймете. Я хочу, чтобы любовь, которой дышит каждое мое слово, нашла доступ к вашему сердцу, чтобы она наполняла его день за днем, час за часом, чтобы она пропитывала его, как влага, просачиваясь капля за каплей, и чтобы, растроганная и смягченная, вы однажды сказали мне: "Я тоже люблю вас".
Он чувствовал, как дрожит ее плечо, как вздымается ее грудь. И вдруг он услыхал быстрый шепот:
-- Я тоже люблю вас.
Он вздрогнул так, словно его изо всех сил ударили по голове.
-- О боже!.. -- вырвалось у него вместе со вздохом.
-- Зачем я вам это сказала? -- тяжело дыша, продолжала г-жа Вал -- Я преступница, грешница... а ведь я... мать двух дочерей... но я не могу... не могу... Я бы никогда не поверила... никогда не подумала... но это сильнее... сильнее меня. Слушайте... слушайте... я никогда никого не любила... кроме вас... клянусь вам... И я люблю вас уже целый год, тайной любовью, любовью, которую я хранила в тайниках души. О, если б вы знали, как я страдала, как я боролась, но я больше не могу -- я вас люблю...
Она плакала, закрыв лицо руками, и все тело ее вздрагивало, сотрясаемое глубоким волнением.
-- Дайте мне вашу руку, -- прошептал Жорж, -- я хочу прикоснуться к ней, пожать ее...
Она медленно отняла от лица руку. Щека у нее была вся мокрая, на ресницах повисли слезинки.
Он сжал ее руку:
-- О, как бы я хотел выпить ваши слезы!
-- Не совращайте меня... -- сказала она придушенным, похожим на тихий стон голосом. -- Я погибла!
Он чуть было не улыбнулся. Как же это он мог бы совратить ее здесь? Так как запас нежных слов у него истощился, то он ограничился тем, что прижал ее руку к своему сердцу и спросил:
-- Слышите, как оно бьется?
Но еще за несколько секунд до этого послышались приближающиеся мерные шаги тучного господина. Он осмотрел все алтари и теперь, по меньшей мере вторично, обходил тесный правый придел. Поняв, что он подходит вплотную к скрывавшей ее колонне, г-жа Вальтер вырвала у Жоржа свою руку и снова закрыла лицо.
Мгновение спустя оба неподвижно стояли на коленях и, казалось, вместе возносили к небу жаркую мольбу. Тучный господин равнодушно взглянул на них мимоходом и, по-прежнему держа шляпу за спиной, прошествовал в левый придел.
Дю Руа в это время думал о том, как бы добиться свидания где-нибудь в другом месте.
-- Где я увижу вас завтра? -- прошептал он.
Госпожа Вальтер не ответила. Она словно окаменела, -- сейчас это была статуя, которую скульптор мог бы назвать "Молитва".
-- Хотите, встретимся завтра в парке Монсо? -- настаивал он.
Опустив руки, она повернула к нему мертвенно-бледное лицо, искаженное нестерпимой мукой.
-- Оставьте меня... -- прерывающимся голосом заговорила она. -- Уйдите... уйдите... оставьте меня на некоторое время одну... только на пять минут... мне слишком тяжело сейчас с вами... я хочу молиться... я не могу -- уйдите... дайте мне помолиться... одной... пять минут... я не могу... дайте мне помолиться о том, чтобы господь простил, меня... чтобы он меня спас... оставьте меня одну... на пять минут.
У нее было такое растерянное, такое страдальческое выражение лица, что Дю Руа молча поднялся с колен и лишь после некоторого колебания обратился к ней:
-- Я скоро вернусь. Хорошо?
Она кивнула головой в знак согласия, и он отошел к амвону.
Она попыталась заставить себя молиться. Она сделала над собой нечеловеческое усилие, чтобы воззвать к небу, и, изнывая от тоски, дрожа всем телом, воскликнула:
-- Боже, помилуй меня!
Она судорожно мигала, чтобы не смотреть этому человеку вслед. Она гнала от себя всякую мысль о нем, она отмахивалась от нее, но вместо небесного видения, которого так жаждало ее израненное сердце, перед ней все время мелькали закрученные усы Жоржа.
Целый год, днем и ночью, боролась она с этим все усиливавшимся наваждением, с этим образом, который поглощал все ее помыслы, распалял ее плоть и преследовал ее даже во сне. У нее было такое чувство, точно она попалась в сети, точно ее связали и бросили в объятия этого самца, который прельстил и покорил ее цветом глаз, пушистыми усами и ничем больше.
И сейчас, в этом храме, столь близко от бога, она чувствовала себя такой слабой, одинокой и беззащитной, какой никогда не чувствовала себя и дома. Молиться она не могла -- она могла думать только о нем. Она уже страдала оттого, что он ушел. И, несмотря на это, отчаянно сопротивлялась, -- она защищалась и всей душой молила о помощи. Она всегда была чиста перед мужем, и оттого падение было для нее хуже смерти. Она шептала бессвязные слова мольбы, а сама в это время прислушивалась к шагам Жоржа, замиравшим в отдаленье под сводами.
Она сознавала, что все кончено, что борьба безнадежна. И все же упорно не желала сдаваться... В конце концов с ней случился припадок, один из тех нервных припадков, которые наземь швыряют дрожащих, корчащихся, воющих женщин. Она тряслась как в лихорадке и чувствовала, что сейчас упадет и с пронзительным воплем забьется в судорогах.
Кто-то быстрыми шагами шел сюда. Она обернулась. Это был священник. Увидев его, она встала с колен и, простирая руки, бросилась к нему.
-- Спасите меня! Спасите! -- прошептала она.
Священник остановился в изумлении.
-- Что вам угодно, сударыня?
-- Я хочу, чтобы вы меня спасли. Сжальтесь надо мной. Если вы мне не поможете, я погибла.
Он посмотрел на нее, как на безумную.
-- Чем же я могу вам помочь?
Это был молодой священник, высокий, упитанный, с отвислыми, пухлыми, выбритыми до синевы щеками -- красивый городской викарий из богатого прихода, привыкший к щедрым даяниям своих духовных дочерей.
-- Исповедуйте меня, -- сказала она, -- дайте мне совет, поддержите меня, скажите, что мне делать!
-- Я исповедую по субботам, с трех до шести, -- возразил он.
-- Нет? Нет! Нет! -- сжимая его руку, повторяла она. -- Сейчас! Сейчас! Мне это необходимо! Он здесь! В церкви! Он ждет меня.
-- Кто ждет вас? -- спросил священник.
-- Тот, кто погубит меня... тот, кто овладеет мной, если вы меня не спасете... Мне от него не уйти... Я слишком слаба... так слаба... так слаба!
Рыдая, она упала перед ним на колени.
-- Сжальтесь надо мной, отец мой! Спасите меня, ради бога, спасите!
Боясь, что священник уйдет от нее, она вцепилась в его черную сутану, а он с беспокойством оглядывался по сторонам: не видит ли чей-нибудь недоброжелательный или слишком набожный взор эту женщину, припавшую к его ногам?
-- Встаньте, -- поняв, что отделаться от нее ему не удастся, сказал наконец священник, -- ключ от исповедальни при мне.
Порывшись в кармане, он вынул связку ключей, выбрал тот, который был ему нужен, и быстрыми шагами направился к исповедальням, напоминавшим игрушечные деревянные домики, -- к этим ящикам для грехов, ящикам, куда верующие сваливают мусор души.
Он вошел в среднюю дверь и запер ее за собой, а г-жа Вальтер бросилась в одну из узких боковых клеток и с пламенной и страстной верой воскликнула:
-- Простите меня, отец мой, -- я согрешила!
Дю Руа, обойдя амвон, прошел в левый придел. Дойдя до середины, он увидел тучного лысого господина, -- тот все еще спокойно прогуливался.
"Что этому субъекту здесь нужно?" -- подумал он.
Господин тоже замедлил шаг и с явным желанием заговорить посмотрел на Жоржа. Подойдя вплотную, он поклонился и изысканно вежливым тоном спросил:
-- Простите за беспокойство, сударь, не можете ли вы мне сказать, когда был построен этот храм?
-- Право, не знаю, -- ответил Дю Руа, -- думаю, лет двадцать -- двадцать пять тому назад. Впрочем, я в первый раз в этой церкви.
-- Я тоже. Мне не приходилось бывать здесь.
Журналиста разбирало любопытство.
-- Вы, кажется, весьма тщательно ее осматриваете, -- сказал он. -- Вы изучаете ее во всех подробностях.
-- Я не осматриваю, сударь, я жду свою жену, -- с унылым видом возразил тот, -- она назначила мне свидание, а сама запаздывает.
И, помолчав несколько секунд, добавил:
-- На улице невыносимо жарко.
Приглядевшись к его добродушной физиономии, Дю Руа нашел, что он похож на Форестье.
-- Вы не из провинции? -- спросил он.
-- Да. Я уроженец Рена. А вы зашли сюда из любопытства, сударь?
-- Нет. Я поджидаю одну даму.
Дю Руа поклонился и, улыбаясь, проследовал дальше.
У главного входа он снова увидел бедно одетую женщину, -- она все еще стояла на коленях и все еще молилась. "Вот так усердие!" -- подумал он. Но теперь она уже не трогала его и не возбуждала в нем жалости.
Он прошел мимо и медленно двинулся к правому приделу, где должна была ждать его г-жа Вал
Но еще издали он с удивлением обнаружил, что там, где он оставил ее, никого нет. Подумав, что это не та колонна, он дошел до конца и вернулся обратно. Значит, она ушла! Это его поразило и взорвало. Но тут ему пришло в голову, что она, наверно, ищет его, и он еще раз обошел церковь. Убедившись, что ее нигде нет, он вернулся и, в надежде, что она еще придет сюда, сел на тот стул, на котором раньше сидела она. Он решил ждать.
Какой-то шепот вскоре привлек его внимание. Однако в этом углу церкви не было ни души. Откуда же долетал шепот? Встав со стула, он заметил ряд дверей, которые вели в исповедальни. Из-под одной двери высовывался край женского платья. Он подошел ближе, чтобы получше рассмотреть женщину. Это была г-жа Вал Она исповедовалась!..