-- Как вам будет благоугодно, -- сказал я, сосредоточив в этой фразе всю свою светскость. -- Поговорим о чем-нибудь другом.
-- Суеверия... Предрассудки... -- рассеянно проговорил незнакомец. -- Леность ума и зависть, зависть, поросшая волосами зависть... -- Он прервал самого себя. -- Простите, Александр Иванович, но я бы осмелился все-таки просить вашего разрешения убрать этот ковш. К сожалению, железо практически непрозрачно для гиперполя, а возрастание напряженности гиперполя в малом объеме...
Я поднял руки.
-- Ради бога, все, что вам угодно! Убирайте ковшик... Убирайте даже этот самый... ум... ум... эту волшебную палочку... -- Тут я остановился, с изумлением обнаружив, что ковшика больше нет. Цилиндрик стоял в луже жидкости, похожей на окрашенную ртуть. Жидкость быстро испарялась.
-- Так будет лучше, уверяю вас, -- сказал незнакомец. -- Что же касается вашего великодушного предложения убрать умклайдет, то я, к сожалению, не могу им воспользоваться. Это уже вопрос морали и этики, вопрос чести, если угодно... Условности так сильны! Я позволю себе посоветовать вам больше не прикасаться к умклайдету. Я вижу, вы ушиблись, и этот орел... Я дую, вы чувствуете... э-э... некоторое амбре...
-- Да, -- сказал я с чувством. -- Воняет гадостно. Как в обезьян- нике.
Мы посмотрели на орла. Гриф, нахохлившись, дремал.
-- Искусство управлять умклайдетом, -- сказал незнакомец, -- это сложное и тонкое искусство. Вы ни в коем случае не должны огорчаться или упрекать себя. Курс управления умклайдетом занимает восемь семестров и требует основательного знания квантовой алхимии. Как программист вы, вероятно, без особо труда освоили бы умклайдет электронного уровня, так называемый УЭУ-17... Но квантовый умклайдет... гиперполя... транс- грессивные воплощения... обобщенный закон Ломоносова -- Лавуазье... -- Он виновато развел руками.
-- О чем разговор! -- поспешно сказал я. -- Я ведь и не претендую... Конечно же, я абсолютно не подготовлен.
Тут я спохватился и предложил ему закурить.
-- Благодарю вас, -- сказал незнакомец. -- Не употребляю, к великому моему сожалению.
Тогда, пошевелив от вежливости пальцами, я осведомился -- не спросил, а именно осведомился:
-- Не позволено ли мне будет узнать, чему я обязан приятностию нашей встречи?
Незнакомец опустил глаза.
-- Боюсь показаться нескромным, -- сказал он, -- но, увы, я должен признаться, что уже довольно давно нахожусь здесь. Мне не хотелось бы называть имена, но я думаю, даже вам, как вы ни далеки от всего этого, Александр Иванович, ясно, что вокруг дивана возникла некоторая нездоро- вая суета, назревт скандал, атмосфера накаляется, напряженность растет. В такой обстановке неизбежны ошибки, чрезвычайно нежелательные случайно- сти... Не будем далеко ходить за примерами. Некто -- повторяю, мне не хотелось бы называть имена, тем более что это сотрудник, достойный всяческого уважения, а говоря об уважении, я имею в виду если не манеры, то большой талант и самоотверженность, -- так вот, некто, спеша и нервничая, теряет здесь умклайдет, и умклайдет становится центром сферы событий, в которые оказывается вовлеченным человек, совершенно к оным не причастный... - Он поклонился в мою сторону. -- А в таких случаях совершенно необходимо воздействие, как-то нейтрализующее вредные влия- ния... -- Он значительно посмотрел на отпечатки ботинок на потолке. Затем он улыбнулся мне. -- Но я не хотел бы показаться абстрактным альтруистом. Конечно, все эти события меня весьма интересуют как специалиста и как администратора... Впрочем, я не намерен более мешать вам, и поскольку вы сообщили мне уверенность в том, что больше не будете экспериментировать с умклайдетом, я попрошу у вас разрешения откланяться.
Он поднялся.
-- Ну что вы! -- вскричал я. -- Не уходите! Мне так приятно беседовать с вами, у меня к вам тысяча вопросов!..
-- Я чрезвычайно ценю вашу деликатность, Александр Иванович, но вы утомлены, вам необходимо отдохнуть...
-- Нисколько! -- горячо возразил я. -- Наоборот!
-- Александр Иванович, -- произнес незнакомец, ласково улыбаясь и пристально глядя мне в глаза. -- Но ведь вы д е й с т в и т е л ь н о омлены. И вы д е й с т в и т е л ь н о хотите отдохнуть.
И тут я почувствовал, что действительно засыпаю. Глаза мои слипа- лись. Говорить больше не хотелось. Ничего больше не хотелось. Страшно хотелось спать.
-- Было исключительно приятно познакомиться с вами, -- сказал незнакомец негромко.
Я видел, как он начал бледнеть, бледнеть и медленно растворился в воздухе, оставив после себя легкий запах дорогого одеколона. Я кое-как расстелил матрас на полу, ткнулся лицом в подушку и моментально заснул.
Разбудило меня хлопанье крыльев и неприятный клекот. В комнате стоял странный голубоватый полумрак. Орел на печке шуршал, гнусно орал и стучал крыльями по потолку. Я сел и огляделся. На середине комнаты парил в воздухе здоровенный детина в тренировочных брюках и в полосатой гавайке навыпуск. Он парил над цилиндриком и, не прикасаясь к нему, плавно помавал огромными костистыми лапами.
-- В чем дело? -- спросил я.
Детина мельком взглянул на меня из-под плеча и отвернулся.
-- Не слышу ответа, -- сказал я зло. Мне все еще очень хотелось спать.
-- Тихо, ты, смертный, -- сипло произнес детина. Он прекратил свои пассы и взял цилиндрик с пола. Голос его показался мне знакомым.
-- Эй, приятель! -- сказал я угрожающе. -- Положи эту штуку на место и очисти помещение.
Детина смотрел на меня, выпячивая челюсть. Я откинул простыню и встал.
-- А ну, положи умклайдет! -- сказал я в полный голос.
Детина опустился на пол и, прочно упершись ногами, принял стойку. В комнате стало гораздо светлее, хотя лампочка не горела.
-- Детка, -- сказал детина, -- ночью надо спать. Лучше ляг сам.
Парень был явно не дурак подраться. Я, впрочем, тоже.
-- Может, выйдем во двор? -- деловито предложил я, подтягивая трусы.
Кто-то вдруг произнес с выражением:
-- "Устремив свои мысли на высшее Я, свободный от вожделения и себялюбия, исцелившись от душевной горячкисражайся, Арджуна!"
Я вздрогнул. Парень тоже вздрогнул.
-- "Бхагават-Гита"! -- сказал голос. -- Песнь третья, стих тридца- тый.
-- Это зеркало, -- сказал я машинально.
-- Сам знаю, -- проворчал детина.
-- Положи умклайдет, -- потребовал я.
-- Чего ты орешь, как больной слон? -- сказал парень. -- Твой он, что ли?
-- А может быть, твой?
-- Да, мой!
Тут меня осенило.
-- Значит, диван тоже ты уволок?
-- Не суйся не в свои дела, -- посоветовал парень.
-- Отдай диван, -- сказал я. -- На него расписка написана.
-- Пошел к черту! -- сказал детина, озираясь.
И тут в комнате появились еще двое: тощий и толстый, оба в полосатых пижамах, похожие на узников Синг-Синга.
-- Корнеев! -- завопил толстый. -- Так это вы воруете диван?! Какое безобразие!
-- Идите вы все... -- сказал детина.
-- Вы грубиян! -- закричал толстый. -- Вас гнать надо! Я на вас докладную подам!
-- Ну и подавайте, -- мрачно сказал Корнеев. -- Займитесь любимым делом.
-- Не смейте разговаривать со мной в таком тоне! Вы мальчишка! Вы дерзец! Вы забыли здесь умклайдет! Молодой человек мог пострадать!
-- Я уже пострадал, -- вмешался я. -- Дивана нет, сплю как собака, каждую ночь разговоры... Орел этот вонючий...
Толстый немедленно повернулся ко мне.
-- Неслыханное нарушение дисциплины, -- заявил он. -- Вы должны жаловаться... А вам должно быть стыдно! -- Он снова повернулся к Корнееву.
Корнеев угрюмо запихивал умклайдет за щеку. Тощий вдруг спросил тихо и угрожающе:
-- Вы сняли Тезис, Корнеев?
Детина мрачно ухмыльнулся.
-- Да нет там никакого Тезиса, -- сказал он. -- Что вы все сепетите? Не хотите, чтобы мы диван воровали -- дайте нам другой транслятор...
-- Вы читали приказ о неизъятии предметов из запасника? -- грозно осведомился тощий.
Корнеев сунул руки в карманы и стал смотреть в потолок.
-- Вам известно постановление Ученого совета? -- осведомился тощий.
-- Мне, товарищ Демин, известно, что понедельник начинается в субботу, -- угрюмо сказал Корнеев.
-- Не разводите демагогию, -- сказал тощий. -- Немедленно верните диван и не смейте сюда больше возвращаться.
-- Не верну я диван, -- сказал Корнеев. -- Эксперимент закончим -- вернем.
Толстый устроил безобразную сцену. "Самоуправство!.. -- визжал он. -- Хулиганство!.." Гриф опять взволнованно заорал. Корнеев, не вынимая рук из карманов, повернулся спиной и шагнул сквозь стену. Толстяк устремился за ним с криком: "Нет, вы вернете диван!" Тощий сказал мне:
-- Это недоразумение. Мы примем меры, чтобы оно не повторилось.
Он кивнул и тоже двинулся к стене.
-- Погодите! -- вскричал я. -- Орла! Орла заберите! Вместе с запахом!
Тощий, уже наполовину войдя в стену, обернулся и поманил орла пальцем.риф шумно сорвался с печки и втянулся ему под ноготь. Тощий исчез. Голубой свет медленно померк, стало темно, в окно снова забараба- нил дождь. Я включил свет и оглядел комнату. В комнате все было по-прежнему, только на печке зияли глубокие царапины от когтей грифда на потолке дико и нелепо темнели рубчатые следы моих ботинок.
-- Прозрачное масло, находящееся в корове, -- с идиотским глубоко- мыслием произнесло зеркало, -- не способствует ее питанию, но оно снабжает наилучшим питанием, будучи обработано надлежащим способом.
Я выключил свет и улегся. На полу было жестко, тянуло холодом. Будет мне завтра от старухи, подумал я.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
-- Нет, -- произнес он в ответ
настойчивому вопросу моих глаз, -- я
не член клуба, я -- призрак.
-- Хорошо, но это не дает вам
права расхаживать по клубу.