-- Витька, а ты диван выключил?
-- Да.
-- Что-то мне в голову ерунда какая-то лезет.
-- Выключил и заблокировал, -- сказал Витька.
-- Нет, ребята, -- сказал Эдик, -- а почему все-таки не галлюцина- ция?
-- Кто говорит, что не галлюцинация? -- спросил Витька. -- Я же предлагаю -- к психиатру.
-- Когда я ухаживал за Майкой, -- сказал Эдик, -- я наводил такие галлюцинации, что самому страшно становилось.
-- Зачем? -- спросил Витька.
Эдик подумал.
-- Не знаю, -- сказал он. -- Наверное, от восторга.
-- Я спрашиваю: зачем кому-то наводить на нас галлюцинации? -- сказал Витька. -- И потом, мы же не Майка. Мы, слава богу, магистры. Кто нас может одолеть? Ну, Янус. Ну, Киврин, Хунта. Может быть, Жиакомо еще.
-- Вот Саша у нас слабоват, -- извиняющимся тоном сказал Эдик.
-- Ну и что? -- спросил я. -- Мне, что ли, одному мерещится?
-- Вообще-то это можно было бы проверить, -- задумчиво сказал Витька. -- Если Сашку... того... этого...
-- Но-но, -- сказал я. -- Вы мне это прекратите. Других способов нет, что ли? Надавите на глаз. Или дайте диктофон постороннему человеку. Пусть прослушает и скажет, есть там запись или нет.
Магистры жалостливо улыбнулись.
-- Хороший ты программист, Саша, -- сказал Эдик.
-- Салака, -- сказал Корнеев. -- Личинка.
-- Да, Сашенька, -- вздохнул Роман. -- Ты даже представить себе не можешь, я вижу, что такое настоящая, подробная, тщательно наведенная галлюцинация.
На лицах магистров появилось мечтательное выражение -- видимо, их осенили сладкие воспоминания. Я смотрел на них с завистью. Они улыбались. Они жмурились. Они подмигивали кому-то. Потом Эдик вдруг сказал:
-- Всю зиму у нее цвели орхидеи. Они пахли самым лучшим запахом, какой я только мог выдумать...
Витька очнулся.
-- Берклеанцы, -- сказал он. -- Солипсисты немытые. "Как ужасно мое представленье!"
-- Да, -- сказал Роман. -- Галлюцинации -- это не предмет для обсуждения. Слишком простодушно. Мы не дети и не бабки. Не хочу быть агностиком. Какая там у тебя была идея, Эдик?
-- У меня?.. Ах да, была. Тоже, в общем-то, примитив. Матрикаты.
-- Гм, -- сказал Роман с сомнением.
-- А как это? -- спросил я.
Эдик неохотно объяснил, что кроме известных мне дублей существуют еще матрикаты -- точные, абсолютные копии предметов или существ. В отличие от дублей матрикат совпадает с оригиналом с точностью до атомной структуры. Различить их обычными методами невозможно. Нужны специальные установки, и вообще это очень сложная и трудоемкая работа. В свое время Бальзамо получил магистра-академика за доказательство матрикатной природы Филиппа Бурбона, известного в народе под прозвищем "Железная Маска". Этот матрикат Людовика Четырнадцатого был создан в тайных лабораториях иезуитов с целью захватить французский престол. В наше время матрикаты изготавливаются методом биостереографии а-ля Ришар Сэгюр.
Я не знал тогда, кто такой Ришар Сэгюр, но я сразу сказал, что идея о матрикатах может объяснить только необычайное сходство попугаев. И все. Например, остается по-прежнему непонятным, куда исчез вчерашний дохлый попугай.
-- Да, это так, -- сказал Эдик. -- Я и не настаиваю. Тем более, что Янус не имеет никакого отношения к биостереографии.
-- Вот именно, -- сказал я смелее. -- Тогда уж лучше предположить путешествие в описываемое будущее. Знаете? Как Луи Седловой.
-- Ну? -- сказал Корнеев без особого интереса.
-- Просто Янус летает в какой-нибудь фантастический роман, забирает оттуда попугая и привозит сюда. Попугай сдохнет, он снова летит на ту же самую страницу и опять... Тогда понятно, почему попугаи похожи. Это один и тот же попугай, и понятно, почему у него такой научно-фантастический лексикон. И вообще, -- продолжал я, чувствуя, что все получается не так уж глупо, -- можно даже попытаться объяснить, почему Янус все время задает вопросы: он каждый раз боится, что вернулся не в тот день, в который следует... По-моему, я все здорово объяснил, а?
-- А что, есть такой фантастический роман? -- с любопытством спросил Эдик. -- С попугаем?..
-- Не знаю, -- сказал я честно. -- Но у них там в звездолетах всякие животные бывают. И кошки, и обезьяны, и дети... Опять же, на Западе существует обширнейшая фантастика, все не перечитаешь...
-- Ну... во-первы попугай из западной фантастики вряд ли станет говорить по-русски, -- сказал Роман. -- А главное, совершенно непонятно, каким образом эти космические попугаи -- пусть даже из советской фантастики -- могут знать Корнеева, Привалова и Ойру-Ойру...
-- Я уже не говорю о том, -- лениво сказал Витька, -- что перебрасывать материальное тело в идеальный мир -- это одно, а идеальное тело в материальный мир -- это уже другое. Сомневаюсья, чтобы нашелся писатель, создавший образ попугая, пригодный для самостоятельного сущест- вования в реальном мире.
Я вспомнил полупрозрачных изобретателей и не нашелся, что возразить.
-- Впрочем, -- благосклонно продолжал Витька, -- наш Сашенция подает определенные надежды. В его ие ощущается некое благородное безумие.
-- Не стал бы Янус сжигать идеального попугая, -- убежденно сказал Эдик. -- Ведь идеальный попугай даже протухнуть не может.
-- А почему? -- сказал вдруг Роман. -- Почему мы так непоследова- тельны? Почему Седловой? С какой стати Янус будет повторять Л. Седлового? У Януса есть тема. У Януса есть своя проблематика. Янус занимается параллельными пространствами. Давайте исходить из этого!
-- Давайте, -- сказал я.
-- Ты думаешь, что Янусу удалось связаться с каким-нибудь параллель- ным пространством? -- спросил Эдик.
-- Связь он наладил уже давно. Почему не предположить, что он пошел дальше? Почему не предположить, что он налаживает переброску материальных тел? Эдик прав, это матрикаты, это и должны быть матрикаты, потому что необходима гарантия полной идентичности перебрасываемого предмета. Режим переброски они подбирают, исходя из эксперимента. Первые две переброски были неудачны: попугаи дохли. Сегодня эксперимент, кажется, удался...
-- Почему они говорят по-русски? -- спросил Эдик. -- И почему все-таки у попугаев такой лексикон?
-- Значит, и там есть Россия, -- сказал Роман. -- Но там уже добывают рубидий в кратере Ричи.
-- Сплошные натяжки, -- сказал Витька. -- Почему именно попугаи? Почему не собаки и не морские свинки? Почему не просто магнитофоны, наконец? И опять же, откуда эти попугаи знают, что Ойра-Ойра стар, а Корнеев -- прекрасный работник?
-- Грубый, -- подсказал я.
-- Грубый, но прекрасный. И куда все-таки девался дохлый попугай?
-- Вот что, -- сказал Эдик. -- Так нельзя. Мы работаем как дилетанты. Как авторы любительских писем: "Дорогие ученые! У меня который год в подполе происходит подземный стук. Объясните, пожалуйста, как он происходит". Система нужна. Где у тебя бумага, Витя? Сейчас мы все распишем...
И мы расписали все красивым Эдиковым почерком.
Во-первых, мы приняли постулат, что происходящее не является галлюцинацией, иначе было бы просто неинтересно. Потом мы сформулировали вопросы, на которые искомая гипотеза должна была дать ответ. Эти вопросы мы разделили на две группы: группа "Попугай" и группа "Янус". Группа "Янус" была введена по насянию Романа и Эдика, которые заявили, что всем нутром чуют связь между странностями Януса и странностями попугаев. Они не смогли ответить на вопрос Корнеева, каков физический смысл понятий "нутро" и "чуять", но подчеркнули, что Янус сам по себе представляет любопытнейший объект для исследования и что яблочко от яблони далеко не падает. Поскольку я своего мнения не имел, они оказались в большинстве, и окончательный список вопросов выглядел так.
Почему попугаи за номером один, два и три, наблюдавшиеся соответст- венно десятого, одиннадцатого и двенадцатого, похожи друг на друга до такой степени, что были приняты нами сначала за одного и того же?
Почему Янус сжег первого попугая, а также, вероятно, и того, который был перед первым (нулевого) и от которого осталось только перо?
Куда девалось перо?
Куда девался второй (издохший) попугай?
Как объяснить странный лексикон второго и третьего попугаев? Как объяснить, что третий знает всех нас, в то время как мы видим его впервые?
("Почему и от чего издохли попугаи?" -- добавил было я, но Корнеев проворчал: "Почему и от чего первым признаком отравления является посинение трупа?" -- и мой вопрос не записали.)
Что объединяет Януса и попугаев?
Почему Янус никогда не помнит, с кем и о чем он беседовал вчера?
Что происходит с Янусом в полночь?
Почему У-Янус имеет странную манеру говорить в будущем времени, в то время как за А-Янусом ничего подобного не замечалось?
Почему их вообще двое, и откуда, собственно, пошла легенда, что Янус Полуэктович един в двух лицах?
После этого мы некоторое время старательно думали, поминутно заглядывая в листок. Я все надеялся, что меня вновь осенит благородное безумие, но мысли мои рассеивались, и я чем дальше, тем больше начинал склоняться к точке зрения Сани Дрозда: что в этом институте и не такие штучки вытворяются. Я понимал, что этот дешевый скептицизм есть попросту следствие моего невежества и непривычки мыслить категориями измененного мира, но это уже от меня не зависело. Все происходящее, рассуждал я, по-настоящему удивительно, только если считать, что эти три или четыре попугая -- один и тот же попугай. Они действительно так похожи друг на друга, что вначале я был введен в заблуждение. Это естественно. Я математик, я уважаю числа, и совпадение номеров -- в особенности шестизначных -- для меня автоматически ассоциируется с совпадением пронумерованных предметов. Однако ясно, что это не может быть один и тот же попугай -- тогда нарушался бы закон причинно-следственной связи, закон, от которого я совершенно не собирался отказываться из-за каких-то паршивых попугаев, да еще дохлых вдобавок. А если это не один и тот же попугай, то вся проблема мельчает. Ну, совпадают номера. Ну, кто-то незаметно от нас выбросил попугая. Ну, что там еще? Лексикон? Подумаешь, лексикон... Наверняка этому есть какое-нибудь очень простое объяснение. Я собрался было уже произнести по этому поводу речь, как вдруг Витька сказал: