-- Понятно, понятно. Сначала протовирус, потом белок, потом товарищ Амперян, а потом вся планета заселяется нежитью.
-- Именно, -- сказал Витька.
-- А мы все за ненадобностью вымерли.
-- А почему бы и нет? -- сказал Витька.
-- У меня есть один знакомый, -- сказал Эдик. -- Он утверждает, будто человек -- это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.
-- А почему бы, в конце концов, и нет?
-- А потому, что мне не хочется, -- сказал Эдик. -- У природы свои цели, а у меня свои.
-- Антропоцентрист, -- сказал Вита с отвращением.
-- Да, -- гордо сказал Эдик.
-- С антропоцентристами дискутировать не желаю, -- сказал грубый Корнеев.
-- Тогда давай рассказывать анекдоты, -- спокойно предложил Эдик и сунул в рот еще один леденец.
Витькины дубли на столе продолжали работать. Самый маленький был уже ростом с муравья. Пока я слушал спор антропоцентриста с космоцентри- стом, мне пришла в голову одна мысль.
-- Ребятишечки, -- сказал я с искусственным оживлением. -- Что же это вы не пошли на полигон?
-- А зачем? -- спросил Эдик.
-- Ну, все-таки интересно...
-- Я никогда не хожу в цирк, -- сказал Эдик. -- Кроме того: уби нил валес, иби нил велис_*.
* Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть (лат.).
-- Это ты о себе? -- спросил Витька.
-- Нет. Это я о Выбегалле.
-- Ребятишечки, -- сказал я, -- я ужасно люблю цирк. Не все ли вам равно, где рассказывать анекдоты?
-- То есть? -- сказал Витька.
-- Подежурьте за меня, а я сбегаю на полигон.
-- А что надо делать?
-- Обесточивать, гасить пожары и всем напоминать про трудовое законодательство.
-- Холодно, -- напомнил Витька. -- Мороз. Выбегалло.
-- Очень хочется, -- сказал я. -- Очень все это таинственно.
-- Отпустим ребенка? -- спросил Витька у Эдика.
Эдик покивал.
-- Идите, Привалов, -- сказал Витька. -- Это будет вам стоить четыре часа машинного времени.
-- Два, -- сказал я быстро. Я ждал чего-нибудь подобного.
-- Пять, -- нахально сказал Витька.
-- Ну три, -- сказал я. -- Я и так все время на тебя работаю.
-- Шесть, -- хладнокровно сказал Витька.
-- Витя, -- сказал Эдик, -- у тебя на ушах отрастет шерсть.
-- Рыжая, -- сказал я злорадно. -- Может быть, даже с прозеленью.
-- Ладно уж, -- сказал Витька, -- иди даром. Два часа меня устроят.
Мы вместе прошли в приемную. По дороге магистры затеяли невнятный спор о какой-то циклотации, и мне пришлось их прервать, чтобы они трансгрессировали меня на полигон. Я им уже надоел, и, спеша от меня отделаться, они провели трансгрессию с такой энергией, что я не успел одеться и влетел в толпу зрителей спиной вперед.
На полигоне уже все было готово. Публика пряталась за бронещиты. Выбегалло торчал из свежевырытой траншеи и молодец смотрел в большую стереотрубу. Федор Симеонович и Кристобаль Хунта с сорокакратными биноктарами в руках тихо переговаривались по-латыни. Янус Полуэктович в большой шубе равнодушно стоял в стороне и ковырял тростью снег. Б. Питомник сидел на корточках возле траншеи с раскрытой книжечкой и авторучкой наготове. А Г. Проницательный, увешанный фото- и киноаппара- тами, тер замерзшие щеки, крякал и стучал ногой об ногу за его спиной.
Небо было ясное, полная луна склонялась к западу. Мутные стрелы полярного сияния появлялись, дрожа, среди звезд и исчезали вновь. Блестел снег на равнине, и большой округлый цилиндр автоклава был отчетливо виден в сотне метров от нас.
Выбегалло оторвался от стереотрубы, прокашлялся и сказал:
-- Товарищи! То-ва-ри-щи! Что мы наблюдаем в эту стереотрубу? В эту стереотрубу, товарищи, мы, обуреваемые сложными чувствами, замирая от
ожидания, наблюдаем, как защитный колпак начинает автоматически отвинчиваться... Пишите, пишите, -- сказал он . Питомнику. -- И поточнее пишите... Автоматически, значить, отвинчиваться. Через несколько минут мы будем иметь появление среди нас идеального человека -- шевалье, значить, сан пёр э сан репрош..._* Мы будем иметь здесь наш образец, наш символ, нашу крылатую мечту! И мы, товарищи, должны встретить этого гиганта потребностей и способностей соответствующим образом, без дискус- сий, мелких дрязг и других выпадов. Чтобы наш дорогой гигант увидел нас какие мы есть на самом деле в едином строю и сплоченными рядами. Спрячем же, товарищи, наши родимые пятна, у кого они еще пока есть, и протянем руку своей мечте!
* Рыцарь без страха и упрека (франц.).
Я и простым глазом видел, как отвинтилась крышка автоклава и беззвучно упала в снег. Из автоклава ударила длинная, до самых звезд, струя пара.
-- Даю пояснение для прессы... -- начал было Выбегалло, но тут раздался страшный рев.
Земля поплыла и зашевелилась. Взвилась огромная снежная туча. Все повалились друг на друга, и меня тоже опрокинуло и покатило. Рев все усиливался, и, когда я с трудом, цепляясь за гусеницы грузовика, поднялся на ноги, я увидел, как жутко, гигантской чашей в мертвом свете луны ползет, заворачиваясь вовнутрь, край горизонта, как угрожающе раскачиваются бронещиты, как бегут врассыпную, падают и снова вскакивают вывалянные в снегу зрители. Я увидел, как Федоримеонович и Кристобаль Хунта, накрытые радужными колпаками защитного поля, пятятся под натиском урагана, как они, подняв руки, силятся растянуть защиту на всех остальных, но вихрь рвет защиту в клочья, и эти клочья несутся над равниной, подобно огромным мыльным пузырям, и лопаются в звездном небе. Я увидел поднявшего воротник Януса Полуэктовича, который стоял, повер- нувшись спиной к ветру, прочно упершись тростью в обнажившуюся землю, и смотрел на часы. А там, где был автоклав, крутилось освещенное изнутри красным, тугое облако пара, и горизонт стремительно загибался все круче и круче, и казалось, что все мы находимся на дне колоссального кувшина. А потом совсем рядом с эпицентром этого космического безобразия появился вдруг Роман в своем зеленом пальто, рвущемся с плеч. Он широко размахнулся, швырнул в ревущий пар что-то большое, блеснувшее бутылочным стеклом, и сейчас же упал ничком, закрыв голову руками. Из облака вынырнула безобразная, искаженная бешенством физиономия джинна, глаза его крутились от ярости. Разевая пасть в беззвучном хохоте, он взмахнул просторными волосатыми ушами, пахнуло гарью, над метелью взметнулись призрачные стены великолепного дворца, затряслись и опали, а джинн, превратившись в длинный язык оранжевого пламени, исчез в небе. Несколько секунд было тихо. Затем горизонт с тяжелым грохотом осел. Меня подбросило высоко вверх, и, пря в себя, я обнаружил, что сижу, упираясь руками в землю, неподалеку от грузовика.
Снег пропал. Все поле вокруг было черным. Там, где минуту назад стоял автоклав, зияла большая воронка. Из нее поднимался белый дымок и пахло паленым.
Зрители начали подниматься на ноги. Лица у всех были испачканы и перекошены. Многие потеряли голос, кашляли, отплевывались и тихо поста- нывали. Начали чиститься, и тут обнаружилось, что некоторые раздеты до белья. Послышался ропот, затем крики: "Где брюки? Почему я без брюк? Я же был в брюках!", "Товарищи! Никто не видел моих часов?", "И моих!", "И у меня тоже пропали!", "Зуба нет, платинового! Летом только вставил...", "Ой, а у меня колечко пропало... И браслет!", "Где Выбегалло? Что за безобразие? Что все это значит?", "Да черт с ними, с часами и зубами! Люди-то все целы? Сколько нас было?", "А что, собственно, произошло? Какой-то взрыв... Джинн... А где же исполин духа?", "Где потребитель?", "Где Выбегалло, наконец?", "А горизонт видел? Знаешь, на что это похоже?", "На свертку пространства, я эти шутки знаю...", "Холодно в майке, дайте что-нибудь...", "Г-где же этот Выб-бегалло? Где этот д-дурак?".
Земля зашевелилась, и из траншеи вылез Выбегалло. Он был без валенок.
-- Поясняю для прессы, -- сипло сказал он.
Но ему не дали пояснить. Магнус Федорович Редькин, пришедший специально, чтобы узнать наконец, что же такое настоящее счастье, подскочил к нему, тряся сжатыми кулаками, и завопил:
-- Это шарлатанство! Вы за это ответит Балаган! Где моя шапка? Где моя шуба? Я буду на вас жаловаться! Где моя шапка, я спрашиваю?
-- В полном соответствии с программой... -- бормотал Выбегалло, озираясь. -- Наш дорогой исполин...
На него надвинулся Федор Симеонович.
-- Вы, м-милейший, з-зарываете свой т-талант в землю. В-вами надо отдел Об-боронной Магии усилить. В-ваших идеальных людей н-на неприятель- ские б-базы сбрасывать надо. Н-на страх аг-грессору.
Выбегалло попятился, заслоняясь рукавом зипуна. К нему подошел Кристобь Хозевич, молча меряя его взглядом, швырнул ему под ноги испачканные перчатки и удалился. Жиан Жиакомо, наспех создавая себе видимость элегантного костюма, прокричал издали:
-- Это же феноменально, сеньоры! Я всегда питал к нему некоторую антипатию, но ничего подобного я и представить себе не мог...
Тут, наконец, разобрались в ситуации Г. Проницательный и Б. Питом- ник. До сих пор, неуверенно улыбаясь, они глядели каждому в рот, надеясь что-нибудь понять. Затем они сообразили, что все идет далеко не в полном соответствии. Г. Проницательный твердыми шагами приблизился к Выбегалле и, тронув его за плечо, сказал железным голосом:
-- Товарищ профессор, где я могу получить назад мои аппараты? Три фотоаппарата и один киноаппарат.
-- И мое обручальное кольцо, -- добавил Б. Питомник.
-- Пардон, -- сказал Выбегалло с достоинством. -- Он ву демандера канд он ура безуан де ву_*. Подождите объяснений.
* Когда будет нужно, вас позовут (франц.).
Корреспонденты оробели. Выбегалло повернулся иошел к воронке. Над воронкой уже стоял Роман.
-- Чего здесь только нет... -- сказал он еще издали.
Исполина-потребителя в воронке не оказалось. Зато там было все остальное и еще многое сверх того. Там были фото-- и киноаппараты, бумажники, шубы, кольца, ожерелья, брюки и платиновый зуб. Там были валенки Выбегаллы и шапка Магнуса Федоровича. Там оказался мой платино- вый свисток для вызова авральной команды. Кроме того, мы обнаружили там два автомобиля "Москвич", три автомобиля "Волга", железный сейф с печатями местной сберкассы, большой кусок жареного мяса, два ящика водки, ящик жигулевского пива и железную кровать с никелированными шарами.