«По существу, никакая это не идея, но в некотором роде озарение... Да, это так, Бруно. Уходи. Оставь меня одну». В романе П. Хандтке «Женщина-левша» описывается история одной молодой женщины, которая без всякой причины, сама не зная, зачем, просит мужа оставить ее одну с восьмилетним мальчиком. Непонятное стремление к одиночеству, которое не следует приписывать желанию феминистки обрести незави-
75
i .■■«\'
симость и свободу. Поскольку все персонажи чувствуют себя одинокими, то роман нельзя отнести к личной драме; впрочем, какая психологическая или психоаналитическая схема смогла бы объяснить то, что изображено как нечто, ускользающее от понимания? Метафизика раздвоения сознания и солипсизма? Возможно, но интерес, вызываемый книгой, в другом. В «Женщине-левше» описывается одиночество, присущее концу XX века как нечто большее, чем беспредельное состояние покинутости. Равнодушное одиночество персонажей романа П. Хандтке не имеет ничего общего ни с одиночеством героев классической эпохи, ни даже со сплином Бодлера. Время, когда одиночество было достоянием поэтических и избранных душ, миновало; и все персонажи признают этот факт с одинаковым равнодушием. Он не вызывает ни возмущения, ни мучительного головокружения; одиночество стало обыденным явлением, банальностью того же уровня, что и каждодневные наши занятия. Угрызения совести более не терзают участников конфликтов; признательность, некоммуникабельность, придирчивость уступили место апатии; сама связь между субъектами оказывается невостребованной. После отказа от ценностей и социальных институтов, согласно той же логике, отношение к чужому «Я» претерпевает изменение. Мое «Я» уже не пребывает в аду, населенном чужими «Я» — соперничающими или презираемыми мною; все сходит на нет без лишнего шума и без причины в пустыне удушающей автономии и нейтральности. Подобно войне, свобода способствовала разрастанию пустыни, полного отчуждения личности от других. «Оставьте меня в покое» — в этой фразе и желание остаться в одиночестве, и тоска, им вызванная. Таким образом, мы оказываемся на краю пустыни; будучи оторванным от людей, каждый из нас становится активным пособником пустыни, расширяет, углубляет
76
ее, не в силах позволить «жить» чужому «Я». Не до-иольствуясь тем, что она создает изоляцию вокруг себя, система порождает определенные желания. Не будучи тотчас же удовлетворенными, они становятся нестерпимы: мы хотим остаться одни, все более отдалиться от окружающих, и в то же время мы не желаем остаться наедине с самими собой. И здесь у пустыни нет ни начала, ни конца.
ГЛАВА III НАРЦИСС, ИЛИ СТРАТЕГИЯ ПУСТОТЫ
Каждому поколению свойственно находить соответствие себе в том или ином мифологическом или легендарном персонаже, который рассматривается с точки зрения проблем сегодняшнего дня, — Эдипе как универсальной эмблеме, Прометее, Фаусте и Сизифе — как отражении современного состояния. Настоящее время, по мнению многих исследователей, главным образом американских, символизирует Нарцисс: «Нарциссизм стал одной из главных тем американской культуры».1 Подобно работе Р. Сенне-
1Лэш Кр. Культура нарциссизма. (Lasch Chi, The Culture of Narcissism. New York: Warner Books, 1979. P. 61). Помимо работ Р. Сен-нета, Кр. Лэш, говоря о теме нарциссизма, ссылается на книги: Хуган Дж. Декадентство: радикальная ностальгия, нарциссизм и упадничество в семидесятые годы (Hoogan J. Decadence: Radical nostalgia, narcissism and decline in the seventies. New York: Morrow, 1975); Мэрии П. Новый нарциссизм [Marin P. The new narcissism. Harper\'s, Oct. 1975); Шур Э. Ловушка самопознания: уход в себя вместо социальных перемен (Schur Е. The Awareness Trap: self-absorption instead of social change. New York: Quadrangle; New York: Times, 1976), a также на ряд важных работ, посвященных причинам вдохновения (ср. примечания на с. 404—407), в частности на книгу П. Л. Джова-чини «Психоанализ нарушений характера» (Giovachini P. Psychoanalysis of Character Disorders. New York: Jason Aronson, 1975); Кохут Г. Анализ собственной личности (Kohut H. The Analysis of the self. New York: International Universities Press, 1971); Кернберг О. Ф. Пограничные состояния и патологический нарциссизм (Kern-berg О. F. Borderline conditions and pathological narcissism. New York:
78
та,1 недавно переведенной на французский, «Культу-Р<| нарциссизма» (К. Н.) в Соединенных Штатах стала подлинным бестселлером. Помимо моды, ее отголосков и ряда карикатурных изображений этого неонар-циссизма, его появление на интеллектуальной сцене представляет главный интерес в том, что вынуждает констатировать радикальное перерождение, которое происходит у нас на глазах и которое каждый из нас, пусть даже смутно, ощущает. Приходит новая стадия индивидуализма: нарциссизм означает возникновение нового типа человека с повышенным вниманием к самому себе и своему телу, а также к другим лицам, миру и эпохе в тот момент, когда авторитарный «капитализм» уступает место гедонистическому и либеральному капитализму. Наступает конец золотого века индивидуализма, конкурирующего на экономическом уровне, сентиментального на домашнем уровне,2 ре-нолюционного на политическом и художественном уровне; возникает индивидуализм, освобожденный от последних социальных и моральных ценностей, которые еще существовали вместе со славной эпохой homo CBConomicus,3 семьи, революции и искусства, свободный от всяческого преходящего окружения; сама частная сфера меняется, поскольку она находится во власти одних лишь меняющихся желаний индивида. Если отождествлять современность с духом предпри-
Jason Aronson, 1975). ^Уже после появления нашей работы книга Кр. Лэша была переведена на французский и напечатана в издательстве «Ляфон» под названием «Комплекс Нарцисса» (1980). Указанные страницы относятся к американскому изданию.)
1 Сеннет Р. Тирании интимности (Т. И.) (Sennett R. Les Tyrannies de l\'intimite. Traduit par Ajitoine Berman et Rebecca Folkman. Paris: Ed. duSeuil. 1979).
2 Шортер Э. Рождение модернистской семьи {Shorter E. Naissan-ce de la famille modeme. Trad. fran<j. Ed. du Seuil, 1977).
3 Экономический человек — лат.
79
ll\'Jil
имчивости, с надеждой на будущее, становится ясно, что нарциссизм, в силу своей исторической индифферентности, кладет начало постмодернизму, последней фазе развития homo aequalis.1
Нарцисс по мерке
После политических волнений и брожения культурных кругов в шестидесятые годы, которые еще могли показаться массовым вкладом в общее дело, в обществе возникает всеобщее недовольство наряду со спадом интереса к сугубо персональным занятиям, причем это происходит независимо от экономического кризиса.
Развенчание политических и социальных идеалов принимает невиданные прежде размеры; пришел конец революционным ожиданиям и студенческим волнениям; иссякает контркультура; осталось мало причин, которые еще могут гальванизировать на длительный срок энергии масс. Res publica утратило свою жизненность; великие «философские», экономические, политические или военные проблемы вызывают почти такой же интерес, к которому примешивается равнодушие, как и любой другой факт; все «вершины» постепенно рушатся, поскольку оказываются вовлеченными в широкомасштабную операцию по социальной нейтрализации и обезличиванию. Похоже на то, что в этом приливе апатии уцелела лишь частная сфера; следить за своим здоровьем, сохранять собственное материальное благополучие, освобождаться от «комплексов», занимать вакансии, то есть жить без идеалов, без высоких целей — все это стало теперь возможным. Фильмы Вуди Аллена и их успех свидетельствуют об этом повышенном интересе к частной жизни, а так-
1 Равноправный человек — лат.
80
же о том, как он сам заявляет, что «political solutions do not work»1 (цитирует Кр. Лэш, с. 30); во многих отношениях эта формула выражает новый дух времени, пеонарциссизм, рождаемый забвением политических проблем. Этот конец homo politicus2 и появление homo psychologicus,3 заботящегося о себе самом и о собственном благополучии.
Жить настоящим и ничем другим, вне связи с прошлым и будущим — это и есть та самая «утрата чувства исторической преемственности» (К. Н., с.30), эта эрозия сознания принадлежности к «череде поколений, уходящих корнями в прошлое и продолжающихся в будущем», которая, по убеждению Кр. Лэша, характеризует и порождает общество нарциссов — самовлюбленных людей. Мы живем, не заботясь ни о своих традициях, ни о последующих поколениях: чувство причастности к истории оказывается забытым в той же мере, что и социальные ценности и институты. Поражения во Вьетнаме, Уотергейтский скандал, международный терроризм, но также экономический кризис, сокращение запасов сырья, ядерная угроза, экологические бедствия (К. Н., с. 17 и 28) — все это породило кризис доверия к политическим лидерам, пессимизм и ожидание неизбежной катастрофы, что объясняет развитие стратегии нарциссов, теорию «выживаемости», обещающую физическое и психическое здоровье. Когда грядущее представляется угрожающим и неопределенным, остается уповать на настоящее, которое мы не перестаем лелеять, приспосабливать к своим нуждам, вновь и вновь возвращая себе молодость. Наряду с пренебрежительным отношением к будущему происходит и «девальвация про-
1 Политические решения не работают — англ.
2 Человек, ориентированный на политику — лат.
3 Человек, ориентированный на вопросы психологии — лат.
81
шлого», чему способствует система, жаждущая покончить с архаичными традициями и территориальными устремлениями и создать общество, лишенное всяческих устоев и определенности; вместе с этим равнодушным отношением к историческому времени утверждается «коллективный нарциссизм», социальный симптом общего кризиса буржуазного общества, способного идти вперед лишь с чувством отчаяния.